Эпос и мифы. Сюжетные отрезки и предметы. Мифы и легенды Японии

Важнейший источник формирования героического эпоса - мифы, в особенности мифологические сказания о первопредках - культурных героях. В ранней эпике, складывавшейся в эпоху разложения родо-племенного строя, героика выступает ещё в мифологической оболочке; используются язык и концепции первобытных мифов. Исторические предания (см. История и мифы) являются второстепенным источником развития архаического эпоса, в известной мере сосуществуют с ним, почти не смешиваясь. И лишь позднее классические формы эпоса, развивавшиеся в условиях государственной консолидации народов, опираются на исторические предания, в них налицо тенденция к демифологизации. На первый план выступают отношения племён и архаических государств реально существовавших. В архаических эпосах прошлое племени рисуется как история «настоящих людей», человеческого рода, поскольку границы человечества и племени или группы родственных племён субъективно совпадают; в них повествуется о происхождении человека, добывании элементов культуры и защите их от чудовищ. Эпическое время в этих памятниках - мифическая эпоха первотворения.
В архаической эпике обычно выступает некая, в значительной мере мифологическая, дуальная система постоянно враждующих племён - своего, человеческого, и чужого, демонского (при этом на втором плане в эпосах могут фигурировать и другие мифические миры и племена). Эта межплеменная борьба является конкретным выражением защиты космоса от сил хаоса. «Враги» большей частью хтоничны, т. е. связаны с подземным миром, смертью, болезнями и т. п., а «своё» племя локализовано на «средней земле» и пользуется покровительством небесных богов. Таково, например, противопоставление, чисто мифологическое в своей основе, якутских демонских богатырей абасы, находящихся под покровительством духов болезней, хтонических демонов абасы, и человеческих богатырей айы, покровительствуемых айы. Эта чисто мифологическая оппозиция накладывается в якутских богатырских поэмах на противопоставление предков якутов - группы скотоводческих тюркских племён - окружающим якутов тунгусо-маньчжурским племенам, занимающимся лесной охотой и рыболовством.
В эпосе алтайских тюрок и бурят нет резкого деления на два враждующих племени (у бурят такое деление сохранено в применении к небесным духам и богам), но богатыри сражаются с различными чудовищами-мангадхаями в бурятских улигерах (см. в ст. Мангус) или с чудовищами, подчинёнными Эрлику, хозяину преисподней, в эпосе алтайцев. В борьбу с чудовищами вступают шумеро-аккадские Гильгамеш и Энкиду, грузинский герой Амирани, знаменитые древнегреческие герои Персей. Тесей, Геракл, германо-скандинавские и англосаксонские герои Сигмунд, Сигурд, Беовульф. Для архаического эпоса типична сугубо мифологическая фигура «матери» или «хозяйки» демонских богатырей: старая шаманка абасы в якутских поэмах, старуха-куропатка - мать алтайских чудовищ, безобразная мангадхайка у бурят, «лебединые старухи» у хакасов, хозяйка Страны севера Лоухи у финнов и т. д. С этими персонажами можно сравнить, с одной стороны, мифических - эскимосскую Седну, кетскую Хоседэм, вавилонскую Тиамат, а, с другой стороны, персонажи более развитых эпосов - королеву Медб в ирландских сагах, мать Гренделя в «Беовульфе», старуху Сурхайиль в тюркском «Алпамыше» и т. д.
«Своё» племя в архаической эпике не имеет исторического имени. Нарты или сыны Калевы (полное отождествление финских героев с сынами Кале-валы имеет место только в тексте «Калевалы», опубликованном Э. Лёнротом, ср. эстонского Калевипоэга и русских Колывановичей) - это просто племя героев, богатырей, противостоящих не только хтоническим демонам, но отчасти и своим измельчавшим потомкам. В развитых эпосах - германском, греческом, индийском - готы и бургунды, ахейцы и троянцы, пандавы и кауравы, уже исчезнувшие как самостоятельные племена и только в качестве одного из компонетов вошедшие в «этнос» носителей эпоса, выступают прежде всего как героические племена давнего героического века, представлены как некий героический, в сущности мифический, образец для последующих поколений.
Кое в чём нарты и им подобные героические племена сопоставимы с некогда действовавшими первопредками из древних мифов (тем более, что они и воспринимаются как предки народа - носителя эпической традиции), а время их жизни и славных походов - с мифическим временем типа «времени сновидения». Не случайно в образах героев наиболее архаических эпических поэм и сказаний отчётливо обнаруживаются реликтовые черты первопредков или культурного героя. Так, старейший и популярнейший герой якутского олонхо Эр-Соготох («муж-одинокий») - богатырь, живущий одиноко, не знающий других людей и не имеющий родителей (отсюда его прозвище), так как он - первопредок человеческого племени.
В якутском эпосе известен и другой тип богатыря, посланного небесными богами на землю с особой миссией - очистить землю от чудовищ абасы. Это тоже типичное деяние мифологического культурного героя. Эпос тюрко-монгольских народов Сибири знает и мифологическую пару первых людей - родоначальников, устроителей жизни на «средней земле». В бурятских улигерах сестра сватает брату небесную богиню с целью продолжения человеческого рода. Образы родоначальников-первопредков занимают важное место в осетинских сказаниях о нартах. Таковы Сатана и Урызмаг - сестра и брат, ставшие супругами, а также братья-близнецы Ахсар и Ахсартаг (ср. с близнецами Санасаром и Багдасаром - основателями Сасуна в древней ветви армянского эпоса). Древнейший нартский богатырь Сосруко ярко обнаруживает черты культурного героя.
Ещё ярче черты культурного героя-демиурга выступают в образе карело-финского Вяйнямёйнена и отчасти его «двойника» - кузнеца-демиурга Ильмаринена. Во многом Вяйнямёйнен сопоставим с образом скандинавского бога Одина (культурный герой - шаман, его отрицательный вариант - плут Локи). Связь образов Одина, Тора, Локи с традициями культурных героев облегчила превращение этих богов в героев архаической эпохи.
Мифологический слой легко обнаруживается и в классических формах эпоса. Например, в индийской «Рамаяне» Рама сохраняет черты культурного героя, призванного уничтожить демонов, и напоминает Барида и некоторых других персонажей дравидских мифов. В монгольском эпосе о Гесере герой также выполняет миссию борьбы с демонами во всех четырёх странах света, что соответствует архаической космологической модели; Гесеру не чужды и черты трикстера. В эпическом творчестве, порождённом древними аграрными цивилизациями, широко использованы в качестве моделей построения сюжета и образа специфичные для этих аграрных цивилизаций календарные мифы.
Многие эпические герои, даже имеющие исторические прототипы, определённым образом соотнесены с теми или иными богами и их функциями; поэтому некоторые сюжеты или фрагменты сюжетов воспроизводят традиционные мифологемы (что, однако, не является доказательством происхождения эпического памятника в целом из мифов и ритуальных текстов).
Согласно исследованию Ж. Дюмезиля, индоевропейская трихотомическая система мифологических функций (магическая и юридическая власть, воинская сила, плодородие) и соответствующие ей иерархические или конфликтные соотношения между богами воспроизводятся на «героическом» уровне в «Махабхарате», римских легендах и даже в осетинской версии нартских сказаний. Пандавы в «Махабхарате» - фактически сыновья не бесплодного Панду, а богов (дхармы. Вайю, Индры и Ашвинов) и в своём поведении повторяют в какой-то мере функциональную структуру, в которую входят эти боги. Реликты подобной структуры Дюмезиль видит и в «Илиаде», где Парис, выбрав Афродиту, восстановил против себя Геру и Афину, представляющих иные мифологические функции, и навлёк войну. В истории разрушительной войны пандавов и кауравов Дюмезиль также усматривает перенос на эпический уровень эсхатологического мифа (ср. аналогичное явление в ирландской традиции). Учитывая мифологическую субструктуру героических эпопей, Дюмезиль выявляет ряд эпических параллелей в древней литературе индоевропейских народов (скандинавской, ирландской, иранской, греческой, римской, индийской). Однако классические формы эпоса, хотя в них и сохраняется связь с мифами, в отличие от архаической эпики, опираются на исторические предания, пользуются их языком для изложения событий далёкого прошлого, причём не мифического, а исторического, точнее - квазиисторического. Они отличаются от архаического эпоса не столько степенью достоверности рассказа, сколько географическими названиями, историческими наименованиями племён и государств, царей и вождей, войн и миграций. Эпическое время представляется по типу мифического как начальное время и время активных действий предков, предопределивших последующий порядок, но повествуется не о творении мира, а о заре национальной истории, об устройстве древнейших государственных образований и т. д.
Мифическая борьба за космос против хаоса преобразуется в защиту родственной группы племён, своих государств, своей веры от захватчиков, насильников, язычников. Полностью отпадает шаманский ореол эпического героя, уступая место чисто воинской героической этике и эстетике. Подобно мифу, героический эпос не воспринимается как вымысел, и в этом смысле они могут быть почти в равной мере противопоставлены сказке. Только в романическом эпосе (рыцарском романе) линии героического эпоса и волшебной сказки как бы сливаются. Романический эпос осознаётся как художественный вымысел.

Лит.:

  • Мелетинский Е. М., Происхождение героического эпоса, М., 1963;
  • Топоров В. Н., О космологических источниках ранне-исторических описаний, в кн.: Труды по знаковым системам, т. в, Тарту, 1973, с. 106-50;
  • Гринцер П. А., Древнеиндийский эпос. Генезис и типология, М., 1974;
  • Рифтин Б. Л., От мифа к роману. Эволюция изображения персонаж в китайской литературе, М.. 1979;
  • Carpntеr К., Folk tale, fiction and saga in the Homericepiea, Berkeley - Los Angeles, 1946;
  • Autan Ch., Homere et les origines sacerdotales de l"epopee grecque, t. 1-3, P., 1938-43; его же, L" epopee indoue, P., 1946;
  • Levy G. R., The sword from the rock. An investigation into the origins of epic literature and the development of the hero, L„ 1953;
  • Vries J. dе, Betrachtungen zum Marchen besonders in seinem Verhaltnis zu Heldensage und Mythos, Hels., 1954;
  • Dumezil G.. Mythe et epopee, t. 1-3, P., 1968-73.

Е. М. Мелетинский

Мифологическое и художественное (эстетическое) начала в фольклоре

Различие между мифологией и фольклором

Мифологическое и религиозное сознание

Многообразие форм мифолого-религиозного знания (образы, логика и иррационализм, мистика)

Социоантропоморфический мировоззренческий комплекс

1. Особенности первобытного мировосприятия. Эти особенности известны главным образом из этнографических исследований народов, остававшихся на ступени неолита. На данном уровне духовного развития критическое мышление отсутствовало, преобладала эмоциональная сфера - эмоции побуждали к поспешным, поверхностным, ассоциативным выводам. Первобытный человек легко поддавался внушению и самовнушению. Содержание его сознания определялось коллективным родовым сознанием, существующим по традиции и передающимся от поколения к поколению по памяти. Письменности не было. Роль индивидуального сознания была ничтожной. Первобытные люди ещё не могли достаточно хорошо различать реальное и иллюзорное, не могли различать того, что принадлежит им самим, а что природе, и понимали мир по аналогии с собой.

В результате сформировались такие черты первобытного сознания, как эмоциональность, образное восприятие мира, ассоциативность, алогичность, склонность оживотворять (гилозоизм ), одухотворять (аниматиз м) мироздание, одушевлять его части (анимизм ).

К особенностям первобытного сознания относится также склонность уподоблять природные явления человеку (антропомофизм ), а отношения между этими антропоморфизированными явлениями уподоблять социальным отношениям (социоморфизм ). Будучи не в состоянии объяснить явления природы и общества, первобытный человек находил видимость такого объяснения в рассказе о происхождении существа, олицетворяющего то или иное явление природы, а позднее и общества, от других таких же существ путём биологического рождения (генетизм ).

2. Социоантропоморфический мировоззренческий комплекс. Из сказанного следует, что плодом первобытного сознания могло быть лишь первобытное социоантропоморфическое мировоззрение. Оно создавалось методом стихийного перенесения на всё мироздание свойств человека и его рода. Этот процесс людьми не осознавался. Им самим казалось, что именно они, люди – творение антропоморфизированной природы. Осознание того, что сверхъестественные человеческие существа - продукт антропоморфизации и социоморфизации мироздания - стало возможным лишь на более высоком уровне философского мировоззрения. Первобытное социоантропоморфическое мировоззрение населяет мироздание сверхъестественными существами. Источник сверхъестественного – перенесение на природу чуждых ей качеств, свойств, отношений человека и его рода-племени. В первобытном социоантропоморфическом мировоззрении основной вопрос мировоззрения (вопрос об отношении человека и мироздания) выступает в превращённой форме - как вопрос об отношении людей и природы, с одной стороны, и сверхъестественного надприродного мира - с другой.



В качестве социоантропоморфического мировоззрения первобытный социоантропоморфический мировоззренческий комплекс был комплексом искусства, мифологии, религии, магии.

3. Многообразие форм мифолого-религиозного знания (образы, логика и иррационализм, мистика). План содержания религии (т.е. мифолого-религиозное сознание) включает ряд компонентов, имеющих различную психолого-познавательную природу.

Это такие компоненты:

1) вера как психологическая установка принимать определенную информацию и следовать ей («исповедовать»), независимо от степени её правдоподобности или доказанности, часто вопреки возможным сомнениям;

2) мифопоэтическое (наглядно-образное) содержание;

3) теоретический (абстрактно-логический) компонент;

4) интуитивно-мистическое содержание.

При этом в любые эпохи религиозное содержание в той или иной мере проникает во все другие формы общественного сознания – в обыденное сознание, искусство, этику, право, философию, поэтому в реальности психологические формы существования религиозных представлений более разнообразны и многочисленны, чем названные основные виды. Порядок, в котором они перечислены, не отражает ни хронологии их формирования в конкретных религиозных традициях (этот порядок может быть разным), ни значимости отдельных компонентов в структуре целого. Разнообразие психологической природы религиозного содержания обусловливает его особую «проникающую» в сознание силу. Как заметил Роберт Белла, «передаваемые религиозные символы... сообщают нам значения, когда мы не спрашиваем, помогают слышать, когда мы не слушаем, помогают видеть, когда мы не смотрим. Именно эта способность религиозных символов формировать значение и чувство на относительно высоком уровне обобщения, выходящего за пределы конкретных контекстов опыта, придает им такое могущество в человеческой жизни, как личной, так и общественной». В разных религиях один и тот же содержательный компонент может иметь различную психологическую форму. Например, представления о Боге в одних религиях выражены в мифопоэтическом образе Бога, т.е. принадлежат уровню наглядного знания, сюжетно и пластически организованного, а потому правдоподобного, согретого эмоциями. В другой религии (или религиях) – совсем иная картина: Бог – это прежде всего и д е я (концепция, догмат Бога), т.е. знание, принадлежащее уровню абстрактно-логического мышления.

В порядке иллюстрации можно указать на различия в представлении Бога (Абсолюта) в раннем христианстве и раннем буддизме. Так, в основе христианского религиозного сознания до патристики лежали именно образы, мифопоэтические предания о Иисусе Христе – картины и сюжеты Священной истории. (Патристика - от греч. pater, лат. pater – отец) – сочинения христианских мыслителей II – VIII вв. н.э. («отцов церкви»), написанные на греческом и латинском языках и составившие догматику христианства. В отличие от Ветхого и Нового Заветов, представляющих собой христианское Священное Писание, патристика – это Священное Предание христианства).

Позже патристика дополнила христианское сознание новыми компонентами абстрактно-теоретического и доктринального характера: теологией, философией, социально-политическим учением, а западноевропейская схоластика средних веков внесла в христианство правила формально-логического «вывода» теологических утверждений из Св. Писания.

(Теология (греч. – theos - Бог, logos – слово, учение) – богословие, система религиозного теоретического (умозрительного) знания о Боге, его сущности и бытии, действиях, качествах, признаках; богословские системы строятся на основе Св. Писания. По мнению С.С. Аверинцева, о теологии в строгом смысле слова можно говорить только применительно к вероучениям чисто теистических религий, т.е. иудаизма, христианства, ислама).

Если у истоков христианства были мифопоэтические предания, наглядные, эмоционально насыщенные, художественно-выразительные и поэтому легко проникавшие в душу простых людей, то ядро религиозного сознания буддизма или даосизма, напротив, составляет мистико-теоретическая доктрина, концепция, идея : «четыре благородные истины» и следствия из них в буддизме; мистический символ «Дао» (всеобщий природно-этический закон) в даосизме. Мифопоэтические, образные представления в этих религиях появляются позже и принадлежат периферии религиозного сознания.

Абстрактно-теоретический компонент религиозного сознания в разных традициях может быть существенно различным по соотношению в нем умозрительного (рассудочно-логического) и иррационалистического начал . В наибольшей степени логизирована христианская, особенно католическая, догматика и теология. В иудаизме и исламе учение о боге в меньшей мере отделено от религиозных этико-правовых принципов и концепций. В буддизме, конфуцианстве, даосизме, дзэн-буддизме всегда были сильны традиции иррационализма, стремление к сверхчувственному и надлогическому постижению Абсолюта.

«Бог или истина намного глубже мысли или эмоциональной потребности», – писал индийский религиозный мыслитель и поэт Джидду Кришнамурти (1895 – 1985), оказавший серьезное влияние на религиозно-философские поиски Запада, прежде всего на экзистенциализм. Отвергая «организованные религии» с их церковной иерархией, регламентированными культами и стройной теологией, Кришнамурти сознательно избегает определенности в употреблении даже самых ключевых терминов. Г.С. Померанц писал о «логическом хаосе» и «принципиальной импровизации» в его сочинениях: «То, что утверждает Кришнамурти, не имеет точного имени и называется им по-разному (истина, реальность, целое, Бог); иногда два слова сознательно ставятся рядом («реальность или Бог»)» ...Отдельное слово и отдельное высказывание в глазах Кришнамурти вообще не имеют цены: «Понимание приходит в пространство между словами, в интервале, прежде чем слово схватывает и оформляет мысль... этот интервал – безмолвие, не нарушенное знанием; оно открыто, неуловимо и внутренне полно ».

В структуре религиозного сознания каждой религии в той или иной мере присутствует мистический компонент, однако эта мера может быть существенно различной . (Мистика - греч. mustikos – таинственный: 1) происходящее в экстазе (трансе) п р я м о е, т.е. без посредников (жрецов, шаманов, священнослужителей, медиумов) общение или даже единение человека с Богом (Абсолютом); 2) учения о мистическом общении с высшими силами и мистическом познании).

С одной стороны, во всякой религии имеется, по представлениям верующих, та или иная связь, контракт, соглашение, договор между людьми и высшими силами, этот момент связи отражен в самом общем и древнейшем смысле слова религия. (Восходит к лат. religo – связывать, привязывать, заплетать. Этот же корень в словах лига, лигатура, т.е. дословно – соединение, связка. Слово religio в значениях религия, богослужение, святость известно уже древним римлянам) . Именно в этой связи заключается психологическая основа или стержень религии. Как писал У. Джеймс, «уверенность в том, что между Богом и душой действительно установились какие-то сношения, представляет собой центральный пункт всякой живой религии», а самое обычное и массовое проявление такой связи – молитва – это, по словам Джеймса, «душа и сущность религии». Однако, с другой стороны, в большинстве случаев людям совсем не очевиден двусторонний характер этой связи: человек молится, но не слышит, что отвечает ему Небо.

Мистическое общение означает, что человек слышит ответ Бога, знает, понимает то, что ему было сказано с Неба . По-видимому, самые разные религиозные учения и культы в своих истоках связаны именно с мистическим переживанием, точнее, потрясением религиозно одаренной личности. Это тот «горний глас», то видение или богоявление, «благая весть» (именно так переводится слово «Евангелие»), иной знак свыше, обращенный к пророку, шаману, провидцу, апостолу, – тот голос, который в зарождающейся традиции станет главным Заветом Бога.

Помимо основателей религий, мистическая одаренность наблюдалась у многих мыслителей, проповедников, религиозных писателей . Собственно, стремление мистиков передать людям то, что им открылось в ниспосланных озарениях, и делало их религиозными писателями, часто знаменитыми, как, например, Майстер Экхарт (1260 – 1327), Якоб Бёме (1575 – 1624), или основатель антропософии Рудольф Штейнер (1861 – 1925).

(Антропософия – (anthropos – человек, sophia – мудрость) – оккультно-мистическое учение о тайных духовных силах и способностях человека, а также о путях их развития на основе особой педагогической системы. Антропософия возникла на основе теософии Е. П. Блаватской, но затем выделилась в самостоятельное ученье). Ното тisticus называл себя Н. А. Бердяев. При этом Бердяев противопоставлял свои религиозные искания каноническому христианству: «...я в большей степени homo misticus, чем hото religiosus... Я верю в существование универсальной мистики и универсальной духовности... Мистика гностического и профетического типа мне всегда была ближе, чем мистика, получившая официальную санкцию церквей и признанная ортодоксальной, которая, в сущности, более аскетика, чем мистика» .

Природа мистических озарений и мистического знания остается загадкой . У. Джеймс, стремясь понять психологическую основу мистики, приводит в книге «Многообразие религиозного опыта» (1902) многочисленные документальные свидетельства – самонаблюдения людей, которые испытали такого рода переживания. Вот одно из них (по оценке Джеймса, впрочем, не самое яркое): «То, что я испытывал в эту минуту, было временным исчезновением моей личности наряду со светозарным откровением смысла жизни, более глубокого, чем тот, который был мне привычен . Это даёт мне право думать, что я был в личном общении с Богом».

Мистические переживания и «светозарные откровения смысла жизни», по-видимому, связаны с резкой активизацией подсознательных психических сил, всех возможностей чувственной и интеллектуальной интуиции . Общей чертой мистических переживаний является их «неизреченность», «невыразимость» – невероятная затрудненность изложения, фактически невозможность передать обретенные впечатления на обычном «посюстороннем» языке.

Таким образом, содержание религии по своей психологической природе крайне разнородно . С этим связана общая высокая степень логической и вербальной (словесно-понятийной) размытости религиозных смыслов и, как практическое следствие, – необходимость постоянных филологических усилий при обращении к текстам Писания.

Основные «тематические» разделы в этой «библиотеке» (т.е. содержательные области во всем массиве конфессионального знания) таковы:

1) представление о Боге (Абсолюте или сонме богов), его история и/или теория (учение) о Боге;

2) представления о воле Бога, о его Завете или требованиях по отношению к людям;

3) зависящие от представлений о Боге представления (учение) о человеке, обществе, мире (в некоторых религиях – также и о конце мира, о путях спасения, о загробном или ином потустороннем мире);

4) зависимые от представлений о Боге религиозно-этические и религиозно-правовые представления и нормы;

5) представления о должном порядке культа, церковной организации, взаимоотношениях клира и мира и т.п., а также представления об истории развития и решения этих проблем.

Естественно, приведенный перечень основных областей религиозного сознания носит достаточно общий, и поэтому, абстрактный характер, однако он и нужен именно для самого общего очерка всей смысловой сферы религии.

Что касается психологической, человеческой значимости религиозного содержания, то в сопоставлении с любой другой информацией, могущей циркулировать в человеческом обществе, религиозное содержание обладает максимальной ценностью.

Это связано с двумя обстоятельствами : во-первых , религия ищет ответы на самые важные вопросы бытия; во-вторых , её ответы, обладая огромной обобщающей силой, отнюдь не абстрактны; они обращены не столько к логике, сколько к более сложным, тонким и интимным областям сознания человека – к его душе, разуму, воображению, интуиции, чувству, желаниям, совести.

В. В. Розанов, сопоставляя современную ему психологию и религию, писал: «...всё это (новейшие психологические открытия – С.П.) покажется какою-то игрою в куклы сравнительно с богатством психологического наблюдения и психологических законов, открывающихся в писаниях великих подвижников пустыни и вообще «наших отцов». Психология Вундта куда беднее изречений Антония Великого или Макария Египетского. Наконец, язык их, этот и спокойный и порывистый язык, так исполненный пафоса и величия, недаром же ещё в рукописную эпоху имел миллионы слушателей-читателей. Ей-ей, ни в какую эпоху Вундта и Милля не стали бы переписывать в сотнях тысяч экземпляров. Скучно показалось бы бумаге, перу, не вытерпели бы читатели и переписчики. Таинственная речь и Ветхого и Нового заветов вечна, при углублениях в религию – перед глазами, на языке; наконец, вопросы о жизни совести, загадки покаяния и возрождения души человеческой – всё это куда занимательней костей мамонта и даже радиоактивного света». И несколько ранее (в 1911 г.), в «Уединенном»: «Боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни , вот отчего религия всегда будет одолевать философию ». (Курсив – В. В. Розанова).

Р. Белла подчеркивал уникальность того знания, тех смыслов, которые сообщает человеку религия : «Опыт смерти, зла и страданий приводит к постановке глубоких вопросов о смысле всего этого, на которые не дают ответа повседневные категории причины и следствия. Религиозные символы предлагают осмысленный контекст, в котором этот опыт может быть объяснен благодаря помещению его в более грандиозную мирозданческую структуру и предоставлению эмоционального утешения, пусть даже это будет утешение самоотреченности... Человек – это животное, разрешающее проблемы. Что делать и что думать, когда отказывают другие способы решения проблем, – вот сфера религии».

5. Мифологическое и религиозное сознание. В современном языке слова мифологическое сознание (и мифологическое мировосприятие, мифология) понимаются в разных значениях. Из них одно значение является специальным, терминологически определенным. В этом значении мифологическое сознание – это первобытное коллективное (общеэтническое) наглядно-образное представление о мире с обязательным божественным (сверхъестественным) компонентом .

В нетерминологическом употреблении слова мифологическое сознание, мифология обозначают те или иные фрагменты, звенья, черты мифологического мировосприятия, сохранившиеся в сознании более поздних эпох. Например, историки культуры пишут о мифологических мотивах в «Божественной комедии» Данте, мифологизме музыки Рихарда Вагнера, философии Фридриха Ницше и т.д. Ещё дальше от терминологического понятия о мифе отстоит употребление этого слова в социальной психологии и публицистике – в качестве синонима к словам заблуждение, предрассудок, обманчивое мнение :например, мифология XX в., мифы общества потребления и т.п. В таком употреблении миф обозначает тот или иной стереотип современного сознания, некоторое распространенное мнение, которому люди безотчетно верят вопреки рассудку, фактам, здравому смыслу.

В истории религий термины миф, мифология употребляются только в специальном первом значении: применительно к коллективному синкретическому сознанию первобытного или архаического (дописьменного) социума.

Мифологическое сознание первобытного мира включает в себя всю духовно-психическую жизнь древнего социума , в которой ещё слито, не отделено друг от друга то, что впоследствии станет разными формами общественного сознания, – обыденное сознание, религия, мораль, наука, искусство.

В отличие от собственно мифологического сознания древности, понятие «религиозное сознание», во-первых , противопоставлено другим формам общественного сознания (таким, как обыденное сознание, мораль, искусства, науки и др.); во-вторых , религиозное сознание сложнее, чем мифологические представления древности: оно включает теологический или догматический компонент, церковную мораль, церковное право, церковную историю и другие компоненты; в-третьих , религиозное сознание индивидуализировано и присутствует в сознании отдельных членов социума (например, клириков и мирян, иерархов и простых священников и т.д.) в разном объеме, в то время как мифологические представления носили в основном коллективный (общеэтнический) характер и входили в сознание практически каждого члена первобытного коллектива.

Вместе с тем на каких-то относительно поздних этапах первобытной эпохи, в русле процессов общей социальной дифференциации, усиливаются ролевые различия между людьми и в сфере культа: жрецы, шаманы, посвященные, мисты (в древнегреческих культовых действах – мистериях) выполняли некоторые особые функции в ритуалах и обладали большим объемом мифологической информации, чем остальные члены древнего социума.

Таким образом, мифология – это как бы «предрелигия» древности . Однако мифологические представления не следует отождествлять с религией именно бесписьменных эпох. Процесс выделения религиозного сознания из мифологического длился многие тысячелетия. В глубокой древности мифологические представления составляли основную и фундаментальную часть религиозного сознания. Вот почему понятия «мифология», «мифологическое восприятие» и т.п. иногда применяют не только к первобытным, но и к древнеписьменным религиозным традициям, как поли-, так и монотеистическим . См., например, в энциклопедии «Мифы народов мира» статьи «Китайская мифология» Б.Л. Рифтина, «Иудаистическая мифология» и «Христианская мифология» С.С. Аверинцева, «Греческая мифология» А.Ф. Лосева, «Мусульманская мифология» П.А. Грязневича и В.П. Василова и др.

6. Различие между мифологией и фольклором. Мифология (мифологические представления) – это исторически первая форма коллективного сознания народа, целостная картина мира, в которой элементы религиозного, практического, научного, художественного познания ещё не различены и не обособлены друг от друга.

Фольклор – это исторически первое художественное (эстетическое) коллективное творчество народа (словесное, словесно-музыкальное, хореографическое, драматическое). Если мифология – это коллективная «предрелигия» древности, то фольклор – это искусство бесписьменного народа, в такой же мере коллективно-безавторское, как язык.

Фольклор развивается из мифологии. Следовательно, фольклор – это явление не только более позднее, но и отличное от мифологии . Главное различие между мифологией и фольклором состоит в том, что миф – это священное знание о мире и предмет веры, а фольклор – это искусство, т.е. художественно-эстетическое отображение мира, и верить в его правдивость необязательно. Былинам верили, сказкам – нет, но их любили и прислушивались к их мудрости, более ценной, чем достоверность: «Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок».

Эти различия между мифологией и фольклором принципиальны, однако существенна и их генетическая общность :

1) фольклор развивается из мифологии и обязательно содержит в том или ином виде мифологические элементы;

2) в архаических социумах фольклор, как и мифология, носит коллективный характер, т.е. принадлежит сознанию всех членов определенного социума.

7. «Предмифы»: архетипические доязыковые структуры сознания . Любому современному европейцу известны хотя бы 2 – 3 мифологических персонажа или сюжета – то ли из школьного учебника, то ли из кино (например, странствия Одиссея), то ли из эстрадной песенки (скажем, история Орфея и Эвридики). Однаковсё это – тысячекратные пересказы, в которых первоначальные мифологические смыслы частично стерлись, забылись, частично – переплелись с поздней художественной фантазией.

Почему Эвридика, нимфа и любимая жена Орфея, внезапно умирает от укуса змеи? Случайно ли, что именно поэт-провидец и музыкант Орфей решается спасать жену в царстве мертвых? Многим ли смертным и почему боги позволили вернуться из царства мертвых к живым? Почему Аид, возвращая Орфею Эвридику, ставит условие: Орфей не должен глядеть на нее, пока они не вернутся в мир живых? Почему надо было, чтобы Орфей, зная силу запретов бога, все же нарушил запрет, нечаянно обернулся, посмотрел на любимую, и она навсегда исчезла в царстве теней? Какой смысл в том, что Орфея, в конце концов, растерзали вакханки? С какими фантазиями – первобытными или поэтическими – связан следующий сюжетный поворот в истории Орфея: волны вынесли его голову на остров Лесбос, и там, в расселине скал, голова стала пророчествовать?

Мифология питала собой фольклор, но архаические мифы восходят к такой глубокой – в десятки тысячелетий – древности, что в большинстве фольклорных традиций мифы не сохранились . Они рассыпались на составляющие, соединялись в новых комбинациях, вбирали в себя новые компоненты, забывали и теряли прежние мотивировки, заменяли их новыми. Новое содержание могло быть как «своим», так и «чужим» – усвоенным у соседей в ходе миграций, приводивших к смешению племен. Мифологические метаморфозы превращались в метафоры, становились константами мышления, насыщали язык, фразеологию, народную поэзию. Сюжетные повороты и герои переходили в эпос и сказки. Нередко от архаических мифов сохранились лишь имена богов – такова судьба славянской мифологии.

Имена дохристианских богов у славян доносит «Повесть временных лет», древнейшая восточнославянская летопись (XI в.), рассказывая о том, как креститель Руси киевский князь святой Владимир приказал уничтожить деревянные изображения языческих богов: славянского бога-громовержца и воинского бога Перуна, «скотьего бога» и богатства Велеса (Волоса), Дажьбога, Стрибога, Хорса, загадочного женского божества Мокоши... Высказывалось мнение, что собственно праславянской древности принадлежат два высших божества – Перун и Велес, а остальные («младшие боги») привнесены на славянский Олимп иранской дуалистической мифологией (которая примерно в V в. до н. э. смешалась с древнейшим политеизмом протославян). Возможно, что именно обрывом древнейшей традиции и смешанным характером последующей славянской мифологии объясняется слабое сохранение мифологических элементов в позднейшей фольклорной традиции славян.

В конце концов, бесчисленные изменения, скрытые временем, не позволяют с достаточной надежностью реконструировать древнейшие мифы. Удается понять не столько сюжеты или более мотивировки сюжетных ходов, сколько некоторые принципиальные черты мифологического мышления . Содержательную основу «первомифов», их остов, составляют категории «коллективного бессознательного» – те врожденные и, по-видимому, общечеловеческие первообразы, которые вслед за Карлом Юнгом стали называть архетипами, – такие, как «мужчина и женщина»; «мать», «младенчество», «мудрый старик», «тень» (двойник.)» и т.п. Более поздние представления – тотемические, анимистические или политеистические верования носили, как правило, местный, индивидуально-племенной характер (притом, что в содержании и структуре таких верований много типологически сходных и близких явлений).

Наиболее ранние мифологические представления составляли длительную часть ритуалов; некоторые из них предшествовали сложению языка, некоторые формировались вместе с языком. Подлинный миф («предмиф») – это, по словам В. Н. Топорова, некоторая «до-речь», «то состояние души, которое стучится в мир слова».

Для мифологического мышления характерна особая логика – ассоциативно-образная, безразличная к противоречиям, стремящаяся не к аналитическому пониманию мира, но, напротив, к синкретическим, целостным и всеобъемлющим картинам . «Первомиф» не то чтобы не может, а как бы «не хочет» различать часть и целое, сходное и тождественное, видимость и сущность, я и вещь, пространство и время, прошлое и настоящее, мгновение и вечность...

Мифологический взгляд на мир – чувственно-конкретный и вместе с тем предельно общий, как бы окутанный дымкой ассоциаций, которые могут нам казаться случайными или прихотливыми.

Если искать современные аналоги мифологическому мировосприятию, то это, конечно, поэтическое видение мира . Но в том-то и дело, что подлинные мифы – это отнюдь не поэзия. Архаические мифы не были искусством. Мифы представляли собой серьезное, безальтернативное и практически важное знание древнего человека о мире – жизненно важное из-за включенности в ритуал, в магию, от которой зависело благополучие племени.

8. Мифологическое и художественное (эстетическое) начала в фольклоре. Эволюция мифологии (как священного знания) в фольклор (т.е. в художественное знание, в искусство) может быть понята как история изменений в характере коммуникации, включавшей мифологические и фольклорные тексты (произведения). Мифология принадлежит фидеистическому общению; фольклор связан с мифологией в своих истоках, однако история фольклора состоит именно в преобразовании и частичной утрате фидеистических черт. Древнейшие формы художественного словесного творчества человека имеют ритуально-магический характер. Их содержательной основой были мифопоэтические представления о мире.

Официальная церковь всегда отчетливо видела фидеистическую основу фольклора . Даже самые «невинные» фольклорно-обрядовые проявления народной культуры однозначно воспринимались, в частности, православием, как язычество, суеверие, т.е. как конкурирующая и потому нетерпимая религия. Знаменитый церковный писатель XII в. епископ Кирилл Туровский, перечисляя мытарства на том свете за грехи, упоминает тех грешников, которые «веруют в встречу, в чох, в полаз и в птичий грай, ворожю, и еже басни бають и в гусли гудеть». Обряды, заговоры, поверья, а также обрядовые песни, сказки, загадки осуждались в постановлениях Стоглавого собора (1551), запрещались в ряде специальных указов царя Алексея Михайловича.

Развитие материалистических идей и укрепление принципов рационализма вели к ослаблению и частичному вытеснению мифолого-религиозных представлений в культурах самых разных народов. В мифолого-фольклорной сфере ослабление веры в слово и вообще веры в чудесное, трансцендентное вызывало усиление познавательных, эстетических, развлекательных функций таких произведений. Их мифологизм таял: из мифолого-фольклорных они становились фольклорными текстами. В итоге мифы постепенно превращались в народный героический эпос и сказки, ритуал загадывания космогонических загадок – в состязание в находчивости, остроумии, словесной бойкости и, в конце концов, стали развлечением, детской забавой; молитвы, гимны, погребальные плачи трансформировались в песенную и лирическую поэзию; аграрные календарные обряды – во фразеологию, народные приметы, детские игры, в пейзажную лирику; заговоры – в те же приметы, считалки да в приговорки с забытыми мотивировками, вроде - « с гуся вода, а с тебя худоба».

Особенности фидеистического общения и сам феномен фидеистического отношения к слову позволяют многое понять как в содержании устного народного творчества, так и в закономерностях его жанровой эволюции .

Во-первых , вера в магические возможности слова отразилась в самом содержании фольклорных произведений – во множестве мотивов, образов, сюжетных поворотов. Достаточно вспомнить По щучьему веленью, по моему хотенью, или Сим-сим, открой дверь!, или нечаянное Ох! притомившегося путника и вдруг неизвестно откуда взявшийся дедок по имени Ох, или чудесное зачатие от Слова, или волшебную книгу, из которой по зову героя появляется дюжина молодцов помощников, или книгу, в которой Бог подземного царства делает отметки о душах умерших...

Во-вторых , вера в магические возможности слова, а затем ослабление этой веры преобразовывали характер мифолого-фольклорной коммуникации: в ней утрачивались черты, которым приписывалось магическое значение. Эти процессы были в ряду тех факторов, которые определяли само развитие фольклорных жанров.

В языкознании и теории коммуникации любые ситуации общения характеризуются, сопоставляются, классифицируются с учетом их следующих компонентов (имеющих место в любой коммуникативной ситуации): 1) адресант – т.е. говорящий или пишущий; 2) адресат – т.е. слушающий или читающий; 3) цель общения: воздействие на адресата, или самовыражение, или «чистое» информирование, или что-то другое; 4) ситуация общения; в широком смысле это коммуникативный контекст; 5) само содержание общения (передаваемая информация); 6) канал и код общения – устное, письменное, телефонное, компьютерное общение; пение, шепот, жесты, мимика; язык и стиль общения. (Якобсон).

С учетом указанных компонентов коммуникативного акта рассмотрим историю основных мифолого-фольклорных жанров – их движение от мифологии к фольклору.

9. Мифологический эпос и народные сказания о героях. Миф и сказка. Героический эпос в художественном развитии каждого народа представляет собой древнейшую форму словесного искусства, непосредственно развившуюся из мифов. В сохранившемся эпосе разных народов представлены разные стадии этого движения от мифа к народному сказанию – и достаточно ранние и типологически более поздние. В целом к мифологическим истокам ближе те произведения народного эпоса, которые сохранялись до времени первых собирателей и исследователей фольклора (т.е. до XIX - XX вв.) в устно-песенной или устной форме, нежели произведения, давно перешедшие из устной словесности в письменно-литературную.

В частности, в записях фольклористов и этнографов сохранился киргизский эпос «Манас», калмыцкий эпос «Джангар», эпос ряда тюркских народов «Алпамыш» («Алып-Манаш»), древнерусские былины, армянский эпос «Давид Сасунский», отчасти карело-финский эпос «Калевала» и др.

В отличие от названных произведений, ряд значительных эпических традиций известны не в фольклорной, хотя бы и поздней, форме, но в литературном изложении, которое обычно сопровождалось отступлениями от фольклорных первоисточников. Так, эпос древних греков изложен в поэмах Гомера «Илиада» и «Одиссея» (IX – VIII вв. до н.э.); эпос древних индийцев стал поэмами на санскрите «Рамаяна» и «Махабхарата» (IV в. до н.э.); англосаксонский эпос – поэмой «Беовульф» (VI в.); древнекельтский (ирландский) эпос – прозаическими сагами (компиляции IX - XI вв.); древнескандинавский (исландский) – эпическими песнями, известными как «Старшая Эдда» (первые компиляции XII в.) и т. д. Литературная фиксация делает эти произведения переходными не только от мифов к искусству, но и от фольклора к литературе. В таком эпосе собственно фольклорные, тем более, мифологические черты в значительной мере утрачены или находятся в сложном сплаве с книжно-литературными элементами.

Мифы рассказывают о начале мира . Герои мифа – боги и первопредки племени, часто это полубоги, они же – «культургерои». Они создают землю, на которой живет племя, с её «теперешним» ландшафтом, узнаваемым слушателями мифа. Создаются солнце, луна, звезды – начинает длиться время. Первопредки и культурные герои побеждают фантастических чудовищ и делают землю пригодной для жизни. Они учат племя добывать и хранить огонь, охотиться, рыбачить, приручать животных, мастерить орудия труда, выращивать растения. Они изобретают письмо и счет, знают, как колдовать, лечить болезни, видеть будущее, как ладить с богами. Мифы задают «должный», отныне неизменный порядок вещей: по логике мифа, «так » произошло впервые и «так » будет происходить всегда. События, о которых говорит миф, не нуждаются в объяснении – напротив, они служат объяснением всему, что вообще происходит с человечеством (т.е. с племенем, которое мыслит себя «родом человеческим»).

Для первобытного сознания миф абсолютно достоверен: в мифе нет «чудес», нет различий между «естественным» и «сверхъестественным» - само это противопоставление чуждо мифологическому сознанию.

Иные координаты в фольклорных сказаниях. Герои народного эпоса – это уже не полубоги, хотя нередко они, так или иначе, связаны с волшебной силой. Волшебным образом исцеляется и получает богатырскую силу Илья Муромец; Добрыня Никитич может оборачиваться волком, ему ворожит мать, «честна вдова Афимья Олександровна», она даёт ему особую «плёточку шелковую», во время боя он слышит «глас с небес»; и т.д. Время в эпосене мифическая эпоха первотворения, но историческое и, как правило, достаточно реальное, соотносимое с определенной значительной эпохой в истории народа (в русских былинах – княжение Владимира и сопротивление татаро-монгольскому нашествию; в армянском эпосе «Давид Сасунский» – национально-освободительное восстание; во французской «Песне о Роланде» – война с басками в Пиренеях во времена Карла Великого и т.п.). В настоящих мифах нет топонимов: место действия – ещё не названная земля первопредков, а в эпосе география событий достаточно реальна (стольный Киев-град, Муром, Ростов, Новгород, Ильмень-озеро, море Касиицкое, Ерусалимград и т.п.). «Эпическое время, – пишет исследователь мифологии и фольклора Е.М. Мелетинский, – строится по типу мифического, как начальное время и время активных действий предков, предопределивших последующий порядок, но речь идет уже не о творении мира, а о заре национальной истории, об устроении древнейших государственных образований и т.д.».

На пути от мифа к народному эпосу разительно меняется не только содержание коммуникации, но и её структурные черты. Миф – это священное знание, а эпос – рассказ (песнь) о героическом, важном и достоверном, однако не о священном.

В том позднем и остаточном сибирском шаманизме, который удалось наблюдать этнографам в XX в., были отмечены тексты, которые использовались и как эпические песни, и как сакральные произведения. Знаменательно, что сакральность создавалась здесь не сюжетом, а некоторыми особенностями коммуникации: эти тексты исполняли посвященные – шаманы, в строго урочный час, в обязательной связи с ритуалом. Это было особое пение, нередко в шаманском экстазе. Такое исполнение осознавалось участниками ритуала как «боговдохновение от имени особых песенных духов» и «как своего рода монологи духов, т.е. определенных сакральных фигур».

Во время исполнения мифа неконвенциональное отношение к знаку (слову) могло проявляться в конкретном магическом результате произнесения текста, причем этот результат планировался, т.е. для мифологического сознания он был предсказуемым. А.А. Попов, изучавший в первой половине XX в. шаманизм у якутов, долганов и других сибирских народов, рассказывает, как долганский шаман, которому никак не удавалось обнаружить злого духа, забравшегося в больного, позвал на помощь другого шамана, который стал рассказывать миф о борьбе героя со злым духом. Когда сказитель доходил до места, где герой в битве со злым духом начинает его одолевать, в этот момент злой дух, засевший в больном, вылезал, чтобы помочь своему собрату из исполняемого мифа.

Тут он становился видимым для шамана врачевателя, и это облегчало изгнание духа, т.е. исцеление больного.

Исследователи отмечают существование специальных словесных клише, придающих сюжетному тексту статус сообщения, выправленного предками или божествами своим потомкам, например, завершающие рефрены, построенные по модели: «Так говорил такой-то» (имеется в виду бог, первопредок, авторитетный шаман и т.п.), или концовки этиологических мифов, построенные по формуле: «Вот почему с тех пор стало так-то (ср. Вот почему вода в морях с тех пор соленая; С тех пор у медведя короткий хвост; Вот почему крик Ворона, даже когда он веселится и радуется, звучит так зловеще» и т.п.).

(Этиологические мифы (от греч. aitia – причина) – мифы о происхождении явлений космоса и повседневной жизни, а также о происхождении различных свойств и особенностей предметов).

Сакральность таких текстов связана с тем, что повествуется о начале, истоках всего сущего, при этом само воспроизведение мифа включает того, кто воспроизводит миф, и того, кто ему внимает, в более широкий временной контекст: «рассказчик показывает своим слушателям, где находятся камни, в которые превратился предок, т.е. объясняет особенности ландшафта путем возведения их к событиям прошлого; сообщает, какое звено генеалогической цепи занимают слушатели по отношению к тому или иному герою рассказа, т.е. проецирует ныне живущее поколение на мифологическое прошлое».

В сравнении с мифом, коммуникативные установки народного эпоса значительно скромнее: это рассказ не о священном и вечном, а «всего лишь» о героическом и минувшем . Однако правдивость эпических сказаний и былин, как и достоверность мифов, не вызывала сомнений. Существенно, впрочем, что это не наблюдаемая реальность: события, о которых повествует эпос, фольклорное сознание относило к прошлому. «Былина старину любит», – приводит народное суждение о былине В.И. Даль.

Другая линия эволюции мифа в фольклорные жанры – это сказка . Принципиальное отличие сказок от мифа и от героического эпоса связано с тем, что сказкам никто, в том числе дети малые, не верит. Выдающийся исследователь фольклора В. Я. Пропп писал: «Сказка есть нарочитая и поэтическая фикция. Она никогда не выдается за действительность»; сказка – это «мир невозможного и выдуманного». Неслучайна поговорка - рассказывай сказки, т.е. «ври больше» (Даль).

В сказочной традиции складывались специальные показатели неправдоподобия (шутливо-абсурдистского, алогичного характера). Чаще всего они встречаются в присказках-зачинах или в концовках сказок.

Главные изменения мифа на пути к сказке касались не столько содержания, сколько отношения людей к этому содержанию и, следовательно, социального назначения, функций этого текста.

Волшебная сказка выросла из мифов, которые включались в обряды инициации (от лат. initio – начинать; посвящать, вводить в культовые таинства, в мистерии), т.е. в ритуалы, связанные с посвящением (переводом и переходом) юношей и девушек в возрастной класс взрослых. В самых различных культурах инициация включала те или иные испытания, преодоление которых и должно привести к резкому повзрослению подростка (например, несколько дней и ночей провести в диком лесу; выдержать схватку с диким зверем, злым духом или «условным противником»; перенести боль, например, посвятительной татуировки или обрезания; пережить ряд пугающих событий и иные потрясения). В мифолого-обрядовой глубине такие испытания мыслились как смерть и новое рождение человека, уже в новом качестве.

Легко видеть, что волшебная сказка состоит именно в серии испытаний, которые преодолевает герой . Иногда испытания включают и смерть (путешествие в подземное царство, или смерть на поле брани с последующим оживлением живой и мертвой водой, или «купание» в трех кипящих котлах и т.п.), но заканчиваются свадьбой – т.е. герой вступает в мир взрослой жизни. По-видимому, мифы инициационных ритуалов строились на уподоблении тех, кто проходит посвящение, героям-первопредкам, добытчикам всех природных и культурных благ племени. Однако по мере движения от мифа к сказке сужается «масштаб», интерес переносится на личную судьбу героя. В сказке добываемые объекты и достигаемые цели – не элементы природы и культуры, а пища, женщины, чудесные предметы и т.д., составляющие благополучие героя; вместо первоначального возникновения здесь имеет место перераспределение каких-то благ, добываемых героем или для себя, или для своей ограниченной общины.

Становясь сказкой, мифы утрачивают связь с ритуалом и магией, они теряют эзотеричность (т.е. перестают быть «тайным» знанием посвященных) и поэтому теряют в волшебной силе . Переходя в сказки, вчерашние мифы перестают ощущаться как оберег, как амулет. Их рассказывают запросто, а не в специальных ситуациях. И слушать их может кто угодно. Совсем иначе сообщался рассказ, обладавший магическим значением, т.е. миф, даже в тех случаях, если это не общеплеменная святыня, а миф индивидуальный, нечто вроде словесного личного амулета. В. Я. Пропп приводит слова исследователя о том, каким образом в начале XX в. индейцы передавали амулет преемнику: «Каждая такая церемония и каждая пляска сопровождались не только своим ритуалом, но и рассказом о происхождении его. Такие рассказы были обычно личной собственностью держателя или владельца узелка или пляски и, как правило, рассказывались немедленно после исполнения ритуала или во время передач собственности на узелок или на церемонию его следующему владельцу. ...Таким образом, каждый из этих рассказов был эзотерическим. Вот отчего с величайшими трудностями что-либо похожее на этиологический рассказ как целое может быть получено. ...Запрещали и соблюдали запрет не в силу этикета, а в силу присущих рассказу и акту рассказывания магических функций. Рассказывая их, он (рассказчик) отдает от себя некоторую часть своей жизни, приближая её этим к концу. Так, человек среднего возраста однажды воскликнул: «Я не могу тебе сказать всего, что я знаю, потому что я ещё не собираюсь умирать». Или, как это выразил старый жрец: «Я знаю, что мои дни сочтены. Моя жизнь уже бесполезна. Нет причины, почему бы мне не рассказать всего, что я знаю ».

Сказки о животных развились из мифов о животных – путем «циклизации повествовательного материала вокруг зооморфного трикстера, теряющего сакральное значение» (Костюхин). Как и в истории волшебной сказки, трансформация мифов в сказки о животных состояла в утрате ритуально-магического значения таких рассказов, зато в развитии их эстетических, игровых, познавательных функций. При этом этиологическая значимость мифа уступала место более простому и реальному знанию повадок зверей, за которыми, однако, со временем все более стали просвечивать типы человеческих характеров (хитрая лиса, простодушный медведь, болтливая сорока и т.д.). Комические мотивы (шутки, насмешки, передразнивание) – свидетельство позднего характера мифа или сказки. «Классическая» мифология целиком серьезна, комическое возникает лишь на последних этапах перехода мифа в фольклор.

ГЛАВА 5. ПЕРВОБЫТНЫЕ ФОРМЫ РЕЛИГИОЗНЫХ ВЕРОВАНИЙ И ИХ РОЛЬ В СТАНОВЛЕНИИ ЭТНОСОВ И ГОСУДАРСТВ

1. Основные формы мифолого-религиозного мировосприятия: всеобщий культ Богини-Матери, анимизм, тотемизм, фетишизм, шаманизм, политеизм, монотеизм.

Выполнила: учитель русского языка и литературы МОУ «СОШ № 8»

г. Саранска РМ


  • «Эпос» - (от греч.) слово, повествование, одно из трех родов литературы, повествующих о различных событиях прошлого.
  • Героический эпос народов мира является порой важнейшим и единственным свидетельством прошлых эпох.
  • Он восходит к древнейшим мифам и отражает представления человека о природе и мире. Первоначально он сформировался в устной форме, потом, обрастая новыми сюжетами и образами, закрепился в письменной форме.


  • Эпос формировался разными путями. Лиро-эпические, а на их основе и эпические песни, подобно драме и лирике, возникали из ритуальных представлений (На первоначальных стадиях человеческой культуры, когда музыка, пение, поэзия, танец не были отделены друг от друга).
  • Становление прозаических жанров эпоса, в частности сказки, связано с индивидуально рассказывавшимися мифами (фантастическое представление о мире, свойственное человеку первобытнообщинной формации, как правило, передаваемое в форме устных повествований - мифов).
  • На раннее эпическое творчество и дальнейшее становление форм художественного повествования воздействовали также устные, а потом и фиксируемые письменно исторические предания.

  • Героический эпос - это результат коллективного народного творчества.
  • Но это вовсе не умаляет роли отдельных сказителей. Знаменитые «Иллиада» и «Одиссея», как известно, были записаны единственным автором Гомером.






  • «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов».
  • Махабхарата – героическая поэма, состоящая из 18 книг, или парв. В виде приложения она имеет еще 19-ю книгу – Хариваншу, т. е. «Родословную Хари». В нынешней своей редакции Махабхарата содержит свыше ста тысяч шлок, или двустиший.





«Песнь о Нибелунгах» - средневековая германская эпическая поэма, написанная неизвестным автором в конце 12 - начале 13 века. Принадлежит к числу наиболее известных эпических произведений человечества. Содержание её сводится к 39 частям (песням), которые называются «авентюрами».


Ссора королей

Состязания при дворе Брунгильды

Эпопея отражает прежде всего рыцарское мировоззрение эпохи Штауфенов ( Штауфены (или Гогенштауфены) – императорская династия, правившая Германией и Италией в XII – первой половине XIII в. Штауфены, в особенности Фридрих I Барбаросса (1152–1190), пытались осуществить широкую внешнюю экспансию, которая в конечном итоге ускорила ослабление центральной власти и способствовала усилению князей. Вместе с тем эпоха Штауфенов характеризовалась значительным, но недолгим культурным подъёмом. ).


Смерть Зикфрида

Зикфрид


Похороны

Зикфрида

Кримхильда показывает Хагену

голову Гунтера

Хален бросает золото в Рейн


  • Калевала – карело – финский поэтический эпос. Состоит из 50 рун (песен). В основу легли карельские народные эпические песни. Обработка «Калевалы» принадлежит Элиасу Лённроту (1802-1884), который связал отдельные народные эпические песни, произведя определённый отбор вариантов этих песен и сгладив некоторые неровности.
  • Название «Калевала», данное поэме Лённротом, - это эпическое имя страны, в которой живут и действуют финские народные герои.

Вяйнямёйнен играет на кантеле


Вяйнямёйнен оберегает сампо от

Ведьмы Лоухи.

Вяйнямёйнен



  • ЭПОС давал законченную и всеобъемлющую картину мира, объяснял его происхождение и дальнейшие судьбы, включая и самое отдаленное будущее, учил отличать добро от зла, наставлял в том, как жить и как умирать.
  • Эпос вмещал в себя древнюю мудрость, знание его считалось необходимым для каждого члена общества.

  • Эпосы так же разнообразны, как судьбы стран и народов, как национальные характеры, как язык.
  • В каждой стране существуют свои герои народного эпоса. В Англии воспевался непобедимый разбойник Робин Гуд - защитник обездоленных; в Азии Гэсэр - великий лучник: эвенкийских героических сказаниях - храбрый Содани-богатырь ; в бурятском героическом эпосе - Аламжи Мэргэн молодой и его сестрица Агуй Гохон .

  • Героический эпос дошёл до нас как в виде обширных эпопей, книжных («Илиада», «Одиссея», «Махабхарата», «Рамаяна», «Беовульф» ) или устных Джангар», «Алпамыш», «Манас »), так и в виде коротких «эпических песен» (русские былины , южнославянские песни, стихотворения Эдды Старшей ),

1.Эпос часто включает в себя сюжет сотворения мира, как боги создают гармонию мира из первоначального хаоса.

2.Сюжет чудесного рождения героя и его первых юношеских подвигов .

3.Сюжет сватовства героя и его испытаний перед свадьбой .

4. Описание битвы , в которой герой показывает чудеса отваги, находчивости и мужества.

5. Прославление верности в дружбе, великодушия и чести .

6.Герои не только защищают Родину, но и высоко ценят собственную свободу и независимость .


  • представлен героико-мифологическими и героико-эпическими произведениями о возникновении мира (неба, земли, человека, богов) и о зарождении этнической государственности (песни и сказания о царе Тюште).
  • По характеру героический Эпос небогатырский.
  • Составная часть героической поэзии - сказание о богатыре Сабане, выступающий как архаичный герой; легенда о чудесном Гурьяне, трагическом предводителе Эрзи и Мокши.

Ранний эпос западноевропейской литературы соединил в себе христианские и языческие мотивы. Он формировался в период разложения родового строя и становления феодальных отношений, когда на смену язычеству пришло христианское учение. Принятие христианства не только способствовало процессу централизации стран, но и взаимодействию народностей и культур.

Кельтские сказания легли в основу средневековых рыцарских романов о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, они явились источником, из которого черпали вдохновение и сюжеты своих произведений поэты последующих веков.

В истории развития западноевропейского эпоса выделяются два этапа: эпос периода разложения родового строя, или архаический (англосаксонский - «Беовульф», кельтские саги, древнескандинавские эпические песни - «Старшая Эдда», исландские саги), и эпос периода феодальной эпохи, или героический (французский - «Песнь о Роланде», испанский - «Песнь о Сиде», немецкий - «Песнь о Нибелунгах»).

В архаическом эпосе сохраняется связь с архаическими ритуалами и мифами, культами языческих богов и мифами о тотемических первопредках, богах-демиургах или культурных героях. Герой принадлежит всеобъемлющему единству рода и делает выбор в пользу рода. Для этих эпических памятников характерна краткость, формульность стиля, выражающаяся в варьировании одних художественных тропов. Кроме того, единая эпическая картина возникает путем объединения отдельных саг или песен, сами же эпические памятники сложились в лаконичной форме, их сюжет группируется вокруг одной эпической ситуации, редко объединяя несколько эпизодов. Исключение составляет «Беовульф», имеющий, завершенную двучастную композицию и воссоздающий в одном произведении целостную эпическую картину. Архаический эпос раннего европейского Средневековья сложился как в стихотворной, так в прозаической (исландские саги) и в стихотворно-прозаической формах (кельтский эпос).

Персонажи, восходящие к историческим прототипам (Кухулин, Конхобар, Гуннар, Атли), наделяются фантастическими чертами, почерпнутыми из архаической мифологии. Нередко архаические эпосы представлены отдельными эпическими произведениями (песнями, сагами), не соединенными в единое эпическое полотно. В частности, в Ирландии такие объединения саг создаются уже в период их записи, в начале Зрелого Средневековья. Архаические эпосы в незначительной степени, эпизодически несут на себе печать двоеверия, например, упоминание «сына заблуждения» в «Плавании Брана, сына Фебала». Архаические эпосы отражают идеалы и ценности эпохи родового строя: так, Кухулин, жертвуя своей безопасностью, делает выбор в пользу рода, а прощаясь с жизнью, называет имя столицы Эмайн, а не супруги или сына.

В отличие от архаического эпоса, где воспевался героизм людей, борющихся за интересы своего рода и племени, иногда против ущемления своей чести, в героическом эпосе воспет герой, сражающийся за целость и независимость своего государства. Его противники - как иноземные завоеватели, так и буйствующие феодалы, наносящие своим узким эгоизмом большой ущерб общегосударственному делу. В этом эпосе меньше фантастики, почти отсутствуют мифологические элементы, на место которых становятся элементы христианской религиозности. По форме он имеет характер больших эпических поэм или циклов малых песен, объединенных личностью героя либо важным историческим событием.

Главное в этом эпосе - его народность, которая не сразу осознается, так как в конкретной обстановке расцвета Средневековья герой эпического произведения выступает нередко в облике воина-рыцаря, охваченного религиозным энтузиазмом, или близкого родственника, или помощника короля, а не человека из народа. Изображая в качестве героев эпоса королей, их помощников, рыцарей, народ, по словам Гегеля, делал это "не из предпочтения знатных лиц, а из стремления дать изображение полной свободы в желаниях и действиях, которая оказывается реализованной в представлении о царственности". Также и религиозная восторженность, часто присущая герою, не противоречила его народности, поскольку и народ придавал в то время своей борьбе против феодалов характер религиозного движения. Народность героев в эпосе в период расцвета Средневековья - в их самоотверженной борьбе за общенародное дело, в их необычайном патриотическом воодушевлении при защите родины, с именем которой на устах они иногда погибали, борясь против иноземных поработителей и изменнических действий анархиствующих феодалов.

3. «Старшая Эдда» и «Младшая Эдда». Скандинавские боги и герои.

Песня о богах и героях, условно объединяемые названием "Старшая Эдда" сохранились в рукописи, которая датируется второй половиной XIII века. Неизвестно, была ли эта рукопись первой либо у нее были какие-то предшественники. Существуют, кроме того, некоторые другие записи песен, также причисляемых к эддическим. Неизвестна и история самих песен, и на этот счет выдвигались самые различные точки зрения и противоречащие одна другой теории (Легенда приписывает авторство исландскому ученому Сэмунду Мудрому. Однако нет сомнений в том, что песни возникли намного раньше и в течение столетий передавались в устной традиции ). Диапазон в датировке песен нередко достигает нескольких столетий. Не все песни возникли в Исландии: среди них имеются песни, восходящие к южногерманским прототипам; в "Эдде" встречаются мотивы и персонажи, знакомые по англосаксонскому эпосу; немало было, видимо, принесено из других скандинавских стран. Можно полагать, что, по крайней мере, часть песен возникла намного раньше, еще в бесписьменный период.

Перед нами - эпос, но эпос очень своеобразный. Это своеобразие не может не броситься в глаза при чтении "Старшей Эдды" после "Беовульфа". Вместо пространной, неторопливо текущей эпопеи здесь перед нами - динамичная и сжатая песнь, в немногих словах или строфах излагающая судьбы героев или богов, их речи и поступки.

Эддические песни не составляют связного единства, и ясно, что до нас дошла лишь часть их. Отдельные песни кажутся версиями одного произведения; так, в песнях о Хельги, об Атли, Сигурде и Гудрун один и тот же сюжет трактуется по-разному. "Речи Атли" иногда истолковывают как позднейшую расширенную переработку более древней "Песни об Атли".

В целом же все эддические песни подразделяются на песни о богах и песни о героях. Песни о богах содержат богатейший материал по мифологии, это наш важнейший источник для познания скандинавского язычества (правда, в очень поздней, так сказать, "посмертной" его версии).

Художественное и культурно-историческое значение "Старшей Эдды" огромно. Она занимает одно из почетных мест в мировой литературе. Образы эддических песен наряду с образами саг поддерживали исландцев на всем протяжении их нелегкой истории, в особенности в тот период, когда этот маленький народ, лишенный национальной независимости, был почти обречен на вымирание и в результате чужеземной эксплуатации, и от голода и эпидемий. Память о героическом и легендарном прошлом давала исландцам силы продержаться и не погибнуть.

Младшая Эдда (Сноррова Эдда, Эдда в Прозе или просто Эдда) - произведение средневекового исландского писателя Снорри Стурлусона, написанное в 1222-1225 годах и задуманное как учебник скальдической поэзии. Состоит из четырех частей, содержащих большое количество цитат из древних поэм, основанных на сюжетах из германо-скандинавской мифологии.

Начинается Эдда с эвгемеристического пролога и трех отдельных книг: Gylfaginning (ок. 20000 слов), Skáldskaparmál (ок. 50000 слов) и Háttatal (ок. 20000 слов). Эдда сохранилась в семи различных манускриптах, датируемых от 1300 до 1600 года, с независимым друг от друга текстовым содержанием.

Целью произведения было донести до современных Снорри читателей всю утонченность аллитерационных стихов и уловить значения слов, скрытых под множеством кеннингов.

Изначально Младшая Эдда была известна просто как Эдда, но позже получила свое название, чтобы отличать ее от Старшей Эдды. Со Старшей Эддой Младшую связывает множество стихов, цитируемых обеими.

Скандинавская мифология:

Создание мира: изначально существовало две бездны - льда и огня. По какой-то причине они смешались, и из получившегося инея возникло первое существо - Имир, великан. После появляется Один с братьями, убивают Имира и создают из его останков мир.

По мнению древних скандинавов мир - ясень Иггдрасиль. Его ветви - мир Асгард, где живут боги, ствол - мир Мидгард, где живут люди, корни - мир Утгард, царство нечисти и мертвых, погибших неправильной смертью.

В Асгарде живут боги (не всесильны, смертны). В этот мир могут попасть только души героически погибших людей.

В Утгарде живет хозяйка царства мертвых - Хель.

Появление людей: боги нашли на берегу два куска дерева - ясеня и ольхи и вдохнули в них жизнь. Так появились первые мужчина и женщина - Аск и Элебла.

Падение мира: боги знают, что мир ждет конец, но не знают, когда это произойдет, ибо миром правит Судьба. В "пророчестве Вольвы" Один приходит к прорицательнице Вольве и она ему рассказывает прошлое и будущее. В будущем она предрекает день падения мира - Рагнарек. В этот день мировой волк Фенрир убьет Одина, а змей Ермунгард нападет на людей. Хель поведет великанов, мертвецов на богов и людей. После мир сгорит, его останки смоет вода и начнется новый жизненный цикл.

Боги Асгарда делятся на Асов и Ванов. (Асы - основная группа богов во главе с Одином, которые любили, сражались и умирали, поскольку, подобно людям, не обладали бессмертием. Эти боги противопоставляются ванам (богам плодородия), великанам (етунам), карликам (цвергам), а также женским божествам - дисам, норнам и валькириям. Ваны - группа богов плодородия. Жили они в Ванахейме, далеко от Асгарда, обители богов-асов. Ваны обладали даром предвидения, пророчества, а также владели искусством колдовства. Им приписывались кровосмесительные связи между братьями и сестрами. К ванам относили Ньерда и его потомство - Фрейра и Фрейю.)

Один - Первый среди асов, Один бог поэзии, мудрости, войны и смерти.

Тор - Тор бог грома и один из самых мощных богов. Тор был также покровителем земледелия. Следовательно, он был самым любимым и уважаемым из богов. Тор представитель порядка, закона и стабильности.

Фригг - Как жена Одина, Фригг является первой среди богинь Асгарда. Она является покровительнецей брака и материнства, к ней взывают женщины во время родов.

Локи - Бог огня, создатель троллей. Он непредсказуем, и представляет собой противоположность фиксированному порядку. Он умен и хитер, также может менять обличия.

Герои:

Гюльви, Гюльфи - легендарный шведский конунг, услышавший рассказы Гифеон об асах и отправившийся на их поиски; после долгих странствий в награду за своё рвение получил возможность поговорить с тремя асами (Высоким, Равновысоким и Третьим), ответившими на его вопросы о происхождении, устройстве и судьбах мироздания. Ганглери - имя, которым назвался конунг Гюльфи, принятый для беседы асами.

Гроа - волшебница, жена знаменитого героя Аурвандиля, лечила Тора после поединка с Грунгниром.

Виолектрина - явилась Тору перед его побегом.

Вольсунг - сын короля франов Рерира, данный ему асами.

Кримхильда - супруга Зигфрида.

Манн - первый человек, прародитель германских племён.

Нибелунги - потомки цверга, собравшего неисчислимые сокровища, и все владельцы этого клада, несущего на себе проклятье.

Зигфрид (Сигурд)

Хаддинг - герой-воин и волшебник, пользовавшийся особым покровительством Одина.

Хёгни (Хаген) - герой - убийца Зигфрида (Сигурда), затопивший в Рейне клад Нибелунгов.

Хельги - герой, совершивший множество подвигов.

Аск - первый на земле мужчина, которого асы сделали из ясеня.

Эмбла - первая на земле женщина, сделанная асами из ивы (по другим данным - из ольхи).

4. Немецкий героический эпос. «Песнь о нибелунгах».

«Песнь о Нибелунгах» написанная около 1200 года – крупнейший и древнейший памятник немецкого народного героического эпоса. Сохранилось 33 рукописи, представляющие текст в трех редакциях.
В основе «Песни о Нибелунгах» лежат древние немецкие сказания, восходящие к событиям периода варварских нашествий. Исторические факты, к которым восходит поэма – это события 5 века, в том числе гибель Бургундского царства, разрушенного в 437 году гуннами. Эти события так же упоминаются в Старшей Эдде.
Текст “Песни” состоит из 2400 строф, в каждой из которых содержится по четыре парно рифмующихся строки (т.н. “нибелунгова строфа”), и разбит на 20 песен.
По содержанию поэма распадается на две части. В первой из них (1 - 10 песни) описывается история германского героя Зигфрида, его женитьба на Кримхильде и вероломное убийство Зигфрида. В песнях с 10 по 20 речь идет о мести Кримхильды за убитого супруга и о гибели Бургундского царства.
Одним из персонажей наиболее привлекающих исследователей является Кримхильда. Она вступает в действие нежной юной девушкой, не проявляющей особой жизненной инициативы. Она хороша собой, но её красота, этот прекрасный атрибут, не представляет собой ничего из рядя вон выходящего. Однако в более зрелом возрасте она добивается смерти братьев и собственноручно обезглавливает родного дядю. Сошла ли она с ума или изначально была жестокой? Была ли это месть за мужа или жажда получения сокровища? В «Эдде» Кримхильде соответствует Гудрун, и её жестокости тоже можно поразиться – она приготавливает трапезу из мяса собственных детей. В исследованиях образа Кримхильды центральную роль часто играет тема сокровища. Вновь и вновь обсуждается вопрос о том, что побуждало Кримхильду к действию, желание завладеть сокровищем или стремление отомстить за Зигфрида, и какой из двух мотивов древнее. В. Шредер подчиняет тему сокровища идее мести, усматривая важность «золота Рейна» не в богатстве, а в его символической ценности для Кримхильды и мотив сокровища неотделим от мотива мести. Кримхильда - никудышная мать, алчная, дьяволица, не женщина, даже не человек. Но она также - трагическая героиня, утратившая мужа и честь, примерная мстительница.
Зигфрид - идеальный герой «Песни о Нибелунгах». Королевич с Нижнего Рейна, сын нидерландского короля Зигмунда и королевы Зиглинды, победитель нибелунгов, овладевший их кладом - золотом Рейна, наделен всеми рыцарскими достоинствами. Он благороден, храбр, учтив. Долг и честь для него превыше всего. Авторы «Песни о Нибелунгах» подчеркивают его необыкновенную привлекательность и физическую мощь. Само его имя, состоящее ив двух частей (Sieg - победа, Fried - мир), - выражает национальное немецкое самосознание в пору средневековых распрей. Несмотря на свой юный возраст, он побывал во многих странах, стяжав славу отвагою и мощью. Зигфрид наделен могучей волей к жизни, крепкой верой в себя и вместе с тем он живет страстями, которые пробуждаются в нем властью туманных видений и смутных мечтаний. В образе Зигфрида сочетаются архаические черты героя мифов и сказок с манерами поведения рыцаря-феодала, честолюбивого и задиристого. Обиженный поначалу недостаточно дружеским приемом, он дерзит и грозит королю бургундов, посягая на его жизнь и трон. Вскоре смиряется, вспомнив о цели своего приезда. Характерно, что королевич беспрекословно служит королю Гунтеру, не стыдясь стать его вассалом. В этом сказывается не только желание заполучить в супруги Кримхильду, но и пафос верного служения сюзерену, неизменно присущий средневековому героическому эпосу.
Все герои «Песни о Нибелунгах глубоко трагичны. Трагична судьба Кримхильды, счастье которой разрушают Гунтер, Брюнхильда и Хаген. Трагична судьба бургундских королей, погибающих на чужбине, а также ряда других персонажей поэмы.
В «Песни о Нибелунгах» мы находим правдивую картину злодеяний феодального мира, предстающего перед читателем как некое мрачное разрушительное начало, а также осуждение этих столь обычных для феодализма злодеяний. И в этом прежде всего проявляется народность немецкой поэмы, тесно связанной с традициями немецкого былевого эпоса.

5. Французский героический эпос. "Песнь о Роланде"

Из всех национальных эпосов феодального средневековья наиболее цветущим и разнообразным является эпос французский. Он дошел до нас в виде поэм (общим числом около 90), из которых древнейшие сохранились в записях XII века, а наиболее поздние относятся к XIV веку Поэмы эти именуются "жестами" (от французского "chansons de geste", что буквально значит "песни о деяниях" или "песни о подвигах"). Они имеют различный объем - от 1000 до 2000 стихов - и состоят из неравной длины (от 5 до 40 стихов) строф или "тирад", называемых также "лэссами" (laisses). Строки связаны между собой ассонансами, которые позднее, начиная с XIII века, сменяются точными рифмами. Поэмы эти предназначались для пения (или, точнее, декламации нараспев). Исполнителями этих поэм, а нередко и составителями их были жонглеры - странствующие певцы и музыканты.
Три темы составляют основное содержание французского эпоса:
1) оборона родины от внешних врагов - мавров (или сарацин), норманнов, саксов и т. д.;
2) верная служба королю, охрана его прав и искоренение изменников;
3) кровавые феодальные распри.

Из всего французского эпоса вообще самой замечательной является «Песнь о Роланде», поэма, имевшая европейский резонанс и представляющая собой одну из вершин средневековой поэзии.
Поэма повествует о героической гибели графа Роланда, племянника Карла Великого, во время битвы с маврами в Ронсевальском ущелье, о предательстве отчима Роланда, Ганелона, которое явилось причиной этой катастрофы, и о мести Карла Великого за гибель Роланда и двенадцати пэров.
«Песнь о Роланде» возникла около 1100 г., незадолго до первого крестового похода. Неизвестный автор был не лишен некоторой образованности (в объеме, доступном многим жонглерам того времени) и, без сомнения, вложил в переработку старых песен на ту же тему, как в сюжетном, так и в стилистическом отношении, немало своего; но главная его заслуга состоит не в этих добавлениях, а именно в том, что он сохранил глубокий смысл и выразительность старинного героического предания и, связав его мысли с живой современностью, нашел для их выражения блестящую художественную форму.
Идейный замысел сказания о Роланде выясняется из сопоставления «Песни о Роланде» с теми историческими фактами, которые лежат в основе этого предания. В 778 г. Карл Великий вмешался во внутренние раздоры испанских мавров, согласившись помочь одному из мусульманских царей против другого. Перейдя Пиренеи, Карл взял несколько городов и осадил Сарагосу, но, простояв под ее стенами несколько недель, должен был ни с чем вернуться во Францию. Когда он возвращался назад через Пиренеи, баски, раздраженные прохождением через их поля и села чужих войск, устроили в Ронсевальском ущелье засаду и, напав на арьергард французов, перебили многих из них; по словам историографа Карла Великого Эгинхарда, в числе других знатных лиц погиб «Хруотланд, маркграф Бретани». После этого, добавляет Эгинхард, баски разбежались, и покарать их не удалось.
Непродолжительная и безрезультатная экспедиция в северную Испанию, не имевшая никакого отношения к религиозной борьбе и закончившаяся не особенно значительной, но все же досадной военной неудачей, была превращена певцами-сказителями в картину семилетней войны, завершившейся завоеванием всей Испании, далее - ужасной катастрофы при отступлении французской армии, причем и здесь врагами оказались не христиане-баски, а все те же мавры, и, наконец, картину мести со стороны Карла в форме грандиозной, поистине «мировой» битвы французов с соединенными силами всего мусульманского мира.
Эпическая песня на данной ступени развития, расширяясь в картину устоявшегося общественного уклада, превратилась в эпопею. Наряду с этим, однако, в ней сохранились многие общие черты и приемы устной народной поэзии, как, например, постоянные эпитеты, готовые формулы для «типических» положений, прямое выражение оценок и чувств певца по поводу изображаемого, простота языка, особенно синтаксиса, совпадение конца стиха с концом предложения и т. п.
Главные действующие лица поэмы – Роланд и Ганелон.
Роланд в поэме - могучий и блестящий рыцарь, безупречный в выполнении вассального долга, сформулированного поэтом так:
Вассал сеньору служит своему, Он терпит зимний холод и жару, Кровь за него не жаль пролить ему.
Он в полном смысле слова - образец рыцарской доблести и благородства. Но глубокая связь поэмы с народно-песенным творчеством и народным пониманием героизма сказалась в том, что все рыцарские черты Роланда даны поэтом в очеловеченном, освобожденном от сословной ограниченности виде. Роланду чужды эгоизм, жестокость, алчность, анархическое своеволие феодалов. В нем чувствуется избыток юных сил, радостная вера в правоту своего дела и в свою удачу, страстная жажда бескорыстного подвига. Полный гордого самосознания, но вместе с тем чуждый какой-либо спеси или своекорыстия, он целиком отдает свои силы служению королю, народу, родине.
Ганелон не просто изменник, но выражение некоего мощного злого начала, враждебного всякому общенародному делу, олицетворение феодального, анархического эгоизма. Это начало в поэме показано во всей его силе, с большой художественной объективностью. Ганелон изображен отнюдь не каким-нибудь физическим и нравственным уродом. Это величавый и смелый боец. Когда Роланд предлагает отправить его послом к Марсилию, Ганелон не пугается этого поручения, хотя и знает, насколько оно опасно. Но, приписывая и другим те же побуждения, которые являются основными для него самого, он предполагает, что Роланд имел намерение погубить его.
Содержание «Песни о Роланде» одушевляется ее национально-религиозной идеей. Но эта проблема не является единственной, также с огромной силой отразились социально-политические противоречия, характерные для интенсивно развивающегося в X-XI вв. феодализма. Эта вторая проблема вводится в поэму эпизодом предательства Ганелона. Поводом для включения этого эпизода в сказание могло явиться желание певцов-сказителей объяснить внешней роковой причиной поражение «непобедимой» армии Карла Великого. В «Песни о Роланде» не столько раскрывается чернота поступка отдельного предателя - Ганелона, сколько разоблачается гибельность для родной страны того феодального, анархического эгоизма, представителем которого, в некоторых отношениях блестящим, является Ганелон.

6. Испанский героический эпос. "Песнь о моем Сиде".

В испанском эпосе нашла отражение специфика истории Испании раннего средневековья. В 711 г. произошло вторжение в Испанию мавров, которые в течение нескольких лет овладели почти всем полуостровом. Испанцам удалось удержаться лишь на крайнем севере, в горах Кантабрии, где образовалось королевство Астурия. Однако сразу же вслед за этим началась «реконкиста», т. е. отвоевание страны испанцами.
Королевства – Астурия, Кастилия и леон, Наварра и др. – иногда дробясь, а иногда и объединяясь, воевали то с маврами,то друг с другом, в последнем случае вступая иногда в союз с маврами против своих соотечественников. Решительные успехи в реконкисте Испания сделала в 11-12 веках в основном благодаря энтузиазму народных масс. Хотя реконкистой руководила высшая знать, получавшая наибольшую часть отвоеванных у мавров земель, ее главной движущей силой были крестьянство, горожане и близкие к ним мелкие дворяне. В X в. развернулась борьба между старым, аристократическим королевством Леон и подвластной ему Кастилией, в результате которой Кастилия добилась полной политическтй независимости. Подчинение леонским судьям, применявшим старинные, крайне реакционные законы, тяготило вольнолюбивое кастильское рыцарство, но теперь у него появились новые законы. По этим законам звание и права рыцарей были распространены на всех, кто ходил в поход против мавров на коне, хотя бы он был совсем низкого происхождения. Однако в конце XI в. кастильские свободы сильно пострадали, когда на престол взошел Альфонс VI, который в молодости был королем Леона и теперь окружил себя старой леонской знатью. Антидемократические тенденции при этом короле еще более усилились вследствие притока в Кастилию французских рыцарей и духовенства. Первые стремились туда под предлогом оказания помощи испанцам в их борьбе с маврами, вторые - якобы для организации церкви в отвоеванных у мавров землях. Но в результате этого французские рыцари захватывали лучшие наделы, а монахи - самые богатые приходы. Те и другие, прибыв из страны, где феодализм имел гораздо более развитую форму, насаждали в Испании феодально-аристократические навыки и понятия. Все это делало их ненавистными местному населению, которое они жестоко эксплуатировали, вызвало ряд восстаний и на долгое время внушило испанскому народу недоверие и враждебность к французам.
Эти политические события и отношения широко отразились в испанском героическом эпосе, тремя основными темами которого являются:
1) борьба с маврами, имеющая целью отвоевание родной земли;
2) раздоры между феодалами, изображаемые как величайшее зло для всей страны, как оскорбление нравственной правды и измена родине;
3) борьба за свободу Кастилии, а затем за ее политическое первенство, которое рассматривается как залог окончательного разгрома мавров и как база национально-политического объединения всей Испании.
Во многих поэмах эти темы даны не обособленно, а в тесной связи между собой.
Испанский героический эпос развивался аналогично эпосу французскому. Его основу также составили краткие эпизодические песни лирико-эпического характера и устные неоформленные предания, возникшие в дружинной среде и вскоре сделавшиеся общим достоянием народа; и точно так же, примерно в X в., когда начал складываться испанский феодализм и впервые наметилось чувство единства испанской нации, этот материал, попав в руки жонглеров-хугларов, путем глубокой стилистической переработки оформился в виде больших эпических поэм. Расцвет этих поэм, в течение долгого времени являвшихся «поэтической историей» Испании и выражавших самосознание испанского народа, приходится на XI-XIII вв., но после этого еще два столетия они продолжают интенсивную жизнь и замирают лишь в XV в., уступая место новой форме народного эпического предания - романсам.
Испанские героические поэмы по форме и по способу исполнения подобны французским. Они стоят из серии строф неравной длины, связанных ассонансами. Однако метрика их иная: они написаны народным, так называемым неправильным, размером - стихами с неопределенным количеством слогов - от 8 до 16.
В отношении стиля испанский эпос тоже сходен с французским. Однако он отличается более сухим и деловым способом изложения, обилием бытовых черт, почти полным отсутствием гиперболизма и элемента сверхъестественного - как сказочного, так и христианского.
Вершину испанского народного эпоса образуют сказания о Сиде. Руй Диас, прозванный Сидом, является историческим лицом. Он родился между 1025 и 1043 г. Его прозвище - слово арабского происхождения, означающее «господин» («сеид»); это титулование нередко давалось испанским сеньорам, имевшим в числе своих подданных также и мавров: Руй -сокращенная форма имени Родриго. Сид принадлежал к высшей кастильской знати, был начальником всех войск короля Кастилии Санчо II и ближайшим его помощником в войнах, которые король вел как с маврами, так и со своими братьями и сестрами. Когда Санчо погиб во время осады Саморы и на престол вошел его брат Альфонс VI, проведший молодые годы в Леоне, между новым королем, благоволившим к леонской знати, и этим последним установились враждебные отношения, и Альфонс, воспользовавшись ничтожным предлогом, в 1081 г. изгнал Сида из Кастилии.
Некоторое время Сид служил со своей дружиной наемником у разных христианских и мусульманских государей, но затем благодаря чрезвычайной своей ловкости и мужеству стал самостоятельным властителем и отвоевал у мавров княжество Валенсию. После этого он помирился с королем Альфонсом и стал действовать в союзе с ним против мавров.
Несомненно, что еще при жизни Сида начали слагаться песни и сказания о его подвигах. Эти песни и рассказы, распространившись в народе, вскоре стали достоянием хугларов, один из которых около 1140 г. сложил о нем поэму.
Содержание:
«Песнь о Сиде», содержащая 3735 стихов, распадается на три части. В первой (называемой исследователями «Песнью об изгнании») изображаются первые подвиги Сида на чужбине. Сначала он добывает деньги для похода, заложив евреям-ростовщикам под видом фамильных драгоценностей сундуки, наполненные песком. Затем, собрав отряд в шестьдесят воинов, он заезжает в монастырь Сан-Педро де Карденья, чтобы проститься с находящимися там женой и дочерьми. После этого он едет в мавританскую землю. Прослышав о его изгнании, люди стекаются под его знамена. Сид одерживает ряд побед над маврами и после каждой из них отсылает часть добычи королю Альфонсу.
Во второй части («Песнь о свадьбе») изображается завоевание Сидом Валенсии. Видя его могущество и тронутый его дарами, Альфонс мирится с Сидом и разрешает его жене и детям перебраться к нему в Валенсию. Затем происходит свидание Сила с самим королем, который выступает сватом, предлагая Сиду в зятья знатных инфантов де Каррион. Сил, хотя и неохотно, соглашается на это. Он дарит зятьям два своих боевых меча и дает за дочерьми богатое приданое. Следует описание пышных свадебных торжеств.
В третьей части («Песнь о Корпес») рассказывается следующее. Зятья Сида оказались ничтожными трусами. Не стерпев насмешек Сида и его вассалов, они решили выместить обиду на его дочерях. Под предлогом показать жен своей родне они снарядились в путь. Доехав до дубовой рощи Корпес, зятья сошли с коней, жестоко избили своих жен и оставили их привязанными к деревьям. Несчастные погибли бы, если бы не племянник Сида Фелес Муньос, который разыскал и привез их домой. Сид требует мщения. Король созывает кортесы, чтобы судить виновных. Сид является туда, завязав свою бороду, чтобы кто-нибудь не оскорбил его, дернув за бороду. Дело решается судебным поединком («божий суд»). Бойцы Сида побеждают ответчиков, и Сид торжествует. Он развязывает свою бороду, и все дивятся его величавому виду. К дочерям Сида сватаются новые женихи - принцы Наварры и Арагона. Поэма кончается славословием Сиду.
В общем поэма более точна в историческом отношении, чем какой-либо другой из известных нам западноевропейских эпосов.
Этой точности соответствует общий правдивый тон повествования, обычный для испанских поэм. Описания и характеристики свободны от всякой приподнятости. Лица, предметы, события изображаются просто, конкретно, с деловитой сдержанностью, хотя этим не исключается иногда большая внутренняя теплота. Почти совсем нет поэтических сравнений, метафор. Совершенно отсутствует христианская фантастика, если не считать явления Сиду во сне, накануне его отъезда, архангела Михаила. Совсем нет также гиперболизма в изображении боевых моментов. Изображения единоборств очень редки и носят менее жестокий характер, чем во французском эпосе; преобладают массовые схватки, причем знатные лица иногда погибают от руки безыменных воинов.
В поэме отсутствует исключительность рыцарских чувств. Певец откровенно подчеркивает важность для бойца добычи, наживы, денежной базы всякого военного предприятия. Примером может служить тот способ, каким в начале поэмы Сид раздобыл деньги, необходимые для похода. Певец никогда не забывает упомянуть о размере военной добыче, о доле, доставшейся каждому бойцу, о части, отосланной Сидом королю. В сцене тяжбы с инфантами де Каррион Сид прежде всего требует возвращения мечей и приданого, а затем уже поднимает вопрос об оскорблении чести. Он все время ведет себя как расчетливый, разумный хозяин.
В соответствии с бытовыми мотивами подобного рода видную роль играет семейная тематика. Дело не только в том, какое место занимают в поэме история первого замужества дочерей Сида и яркая концовка картины второго, счастливого брака их, но и в том, что семейные, родственные чувства со всей их задушевной интимностью постепенно выступают в поэме на первый план.
Образ Сида: Сид представлен, вопреки истории, только «инфансоном», т. е. рыцарем, имеющим вассалов, но не принадлежащим к высшей знати. Он изображен исполненным самосознания и достоинства, но вместе с тем добродушия и простоты в обращении со всеми, чужд всякой аристократической спеси. Нормы рыцарской практики неизбежным образом определяют основные линии деятельности Сида, но не его личный характер: сам он, максимально свободный от рыцарских замашек, выступает в поэме как подлинно народный герой. И так же не аристократичны, а народны все ближайшие помощники Сида -Альвар Фаньес, Фелес Муньос, Перо Бермудес и др.
Эта демократизация образа Сида и глубоко демократический народный тон поэмы о нем имеют своим основанием отмеченный выше народный характер реконкисты.




























1 из 27

Презентация на тему:

№ слайда 1

Описание слайда:

№ слайда 2

Описание слайда:

1 Понятие о героическом эпосе. «Эпос» -(от греч.) слово, повествование,одно из трех родов литературы, повествующих о различных событиях прошлого.Героический эпос народов мира является порой важнейшим и единственным свидетельством прошлых эпох. Он восходит к древнейшим мифам и отражает представления человека о природе и мире.Первоначально он сформировался в устной форме, потом, обрастая новыми сюжетами и образами, закрепился в письменной форме.Героический эпос – это результат коллективного народного творчества. Но это вовсе не умаляет роли отдельных сказителей. Знаменитые «Иллиада» и «Одиссея», как известно, были записаны единственным автором – Гомером.

№ слайда 3

Описание слайда:

«Сказание о Гильгамеше»шумерский эпос 1800г.до н.э. «Эпос о Гильгамеше» изложен на 12 глиняных табличках. По мере развития сюжета эпоса образ Гильгамеша меняется. Сказочный герой-богатырь, похваляющийся своей силой, превращается в человека, познавшего трагическую краткость жизни. Могучий дух Гильгамеша восстает против признания неизбежности смерти; лишь в конце своих странствий герой начинает понимать, что бессмертие может принести ему вечная слава его имени.

№ слайда 4

Описание слайда:

Краткое содержание I таблица рассказывает о царе Урука Гильгамеше, безудержная удаль которого причиняла много горя обитателям города. Решив создать ему достойного соперника и друга, боги слепили из глины Энкиду и поселили его среди диких зверей. II таблица посвящена единоборству героев и их решению употребить во благо свои силы, нарубив в горах драгоценный кедр. Их сборам в дорогу, путешествию и победе над Хумбабой посвящены III, IV и V таблицы. VI таблица близка по содержанию к шумерскому тексту о Гильгамеше и небесном быке. Гильгамеш отвергает любовь Инанны и укоряет ее за вероломство. Оскорбленная Инанна просит богов создать чудовищного быка, чтобы уничтожить Урук. Гильгамеш и Энкиду убивают быка; не в силах отомстить Гильгамешу, Инанна переносит свой гнев на Энкиду, который слабеет и умирает.Рассказ о его прощании с жизнью (VII таблица) и плач Гильгамеша по Энкиду (VIII таблица) становятся переломным моментом эпического сказания. Потрясенный гибелью друга герой отправляется на поиски бессмертия. Его странствия описаны в IX и X таблицах. Гильгамеш скитается в пустыне и достигает гор Машу, где люди-скорпионы стерегут проход, через который восходит и заходит солнце. «Хозяйка богов» Сидури помогает Гильгамешу найти корабельщика Уршанаби, переправившего его через гибельные для человека «воды смерти». На противоположном берегу моря Гильгамеш встречает Утнапиштима и его жену, которым в незапамятные времена боги подарили вечную жизнь.XI таблица содержит знаменитый рассказ о Потопе и строительстве ковчега, на котором Утнапиштим спас от истребления человеческий род. Утнапиштим доказывает Гильгамешу, что его поиски бессмертия тщетны, поскольку человек не в силах победить даже подобие смерти - сон. На прощание он открывает герою секрет растущей на дне моря «травы бессмертия». Гильгамеш добывает траву и решает принести ее в Урук, чтобы дать бессмертие всем людям. На обратном пути герой засыпает у источника; поднявшаяся из его глубин змея съедает траву, сбрасывает кожу и как бы получает вторую жизнь. Известный нам текст XI таблицы заканчивается описанием того, как Гильгамеш показывает Уршанаби воздвигнутые им стены Урука, надеясь, что его деяния сохранятся в памяти потомков.

№ слайда 5

Описание слайда:

ГИЛЬГАМЕШ (шумер. Бильга-мес - возможна интерпретация этого имени как «предок-герой»), полулегендарный правитель Урука, герой эпической традиции Шумера и Аккада. Эпические тексты считают Гильгамеша сыном героя Лугальбанды и богини Нинсун, относят правление Гильгамеша к эпохе I династии Урука (к. 27–26 вв. до н. э.). Гильгамеш является пятым царем этой династии. Гильгамешу также приписывается божественное происхождение: «Бильгамес, чей отец был демон-лила, эн (т. е. «верховный жрец») Кулабы». Продолжительность правления Гильгамеша определяют в 126 лет. Шумерская традиция помещает Гильгамеша как бы на грани легендарного героического времени и более близкого исторического прошлого.

№ слайда 6

Описание слайда:

№ слайда 7

Описание слайда:

«Махабхарата»индийский эпос 5 века.н.э. «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Махабхарата – героическая поэма, состоящая из 18 книг, или парв. В виде приложения она имеет еще 19-ю книгу – Хариваншу, т. е. «Родословную Хари». В нынешней своей редакции Махабхарата содержит свыше ста тысяч шлок, или двустиший, и по объему в восемь раз превосходит «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, взятых вместе. Индийская литературная традиция считает Махабхарату единым произведением, а авторство ее приписывает легендарному мудрецу Кришне-Двайпаяне Вьясе.

№ слайда 8

Описание слайда:

Краткое содержание Основное сказание эпопеи посвящено истории непримиримой вражды между кауравами и пандавами – сыновьями двух братьев Дхритараштры и Панду. В эту вражду и вызванную ею борьбу, согласно сказанию, постепенно вовлекаются многочисленные народы и племена Индии, северной и южной. Она оканчивается страшной, кровопролитной битвой, в которой гибнут почти все участники обеих сторон. Одержавшие победу столь дорогою ценой объединяют страну под своей властью. Таким образом, главной идеей основного сказания является единство Индии.

№ слайда 9

Описание слайда:

№ слайда 10

Описание слайда:

№ слайда 11

Описание слайда:

№ слайда 12

Описание слайда:

Средневековый европейский эпос «Песнь о Нибелунгах» - средневековая германская эпическая поэма, написанная неизвестным автором в конце 12 - начале 13 века. Принадлежит к числу наиболее известных эпических произведений человечества. Содержание её сводится к 39 частям (песням), которые называются «авентюрами».

№ слайда 13

Описание слайда:

В песне рассказывается о женитьбе драконоборца Зикфрида на бургундской принцессе Кримхильде, его смерти из-за конфликта Кримхильды с Брунгильдой, женой её брата - Гунтера, а затем о мести Кримхильды за смерть мужа. Есть основания полагать, что сочинена эпопея около 1200 г., что место её возникновения следует искать на Дунае, в районе между Пассау и Веной. В науке высказывались различные предположения относительно личности автора. Одни учёные считали его шпильманом, бродячим певцом, другие склонялись к мысли, что он – духовное лицо (может быть, на службе епископа Пассауского), третьи – что он был образованным рыцарем невысокого рода. В «Песни о нибелунгах» объединены два поначалу самостоятельных сюжета: сказание о смерти Зигфрида и сказание о конце бургундского дома. Они образуют как бы две части эпопеи. Обе эти части не вполне согласованы, и между ними можно заметить известные противоречия. Так, в первой части бургунды получают в целом негативную оценку и выглядят довольно мрачно в сравнении с умерщвляемым ими светлым героем Зигфридом, услугами и помощью которого они столь широко пользовались, тогда как во второй части они фигурируют в качестве доблестных витязей, мужественно встречающих свою трагическую судьбу. Имя «нибелунги» в первой и во второй частях эпопеи употребляется различно: в первой- это сказочные существа, северные хранители клада и богатыри на службе Зигфрида, во второй – бургунды.

№ слайда 14

Описание слайда:

Эпопея отражает прежде всего рыцарское мировоззрение эпохи Штауфенов (Штауфены (или Гогенштауфены) – императорская династия, правившая Германией и Италией в XII – первой половине XIII в. Штауфены, в особенности Фридрих I Барбаросса (1152–1190), пытались осуществить широкую внешнюю экспансию, которая в конечном итоге ускорила ослабление центральной власти и способствовала усилению князей. Вместе с тем эпоха Штауфенов характеризовалась значительным, но недолгим культурным подъёмом.).

№ слайда 15

Описание слайда:

№ слайда 16

Описание слайда:

№ слайда 17

Описание слайда:

Калевала Калевала – карело – финский поэтический эпос. Состоит из 50 рун (песен). В основу легли карельские народные эпические песни. Обработка «Калевалы» принадлежит Элиасу Лённроту (1802-1884), который связал отдельные народные эпические песни, произведя определённый отбор вариантов этих песен и сгладив некоторые неровности.Название «Калевала», данное поэме Лённротом, - это эпическое имя страны, в которой живут и действуют финские народные герои. Суффикс lla означает место жительства, так что Kalevalla - это место жительства Калева, мифологического родоначальника богатырей Вяйнямёйнена, Ильмаринена, Лемминкяйнена, называемых иногда его сынами.В Калевале нет основного сюжета, который связывал бы между собою все песни.

№ слайда 18

Описание слайда:

Открывается она сказанием о сотворении земли, неба, светил и рождении дочерью воздуха главного героя финнов,Вяйнямёйнена, который устраивает землю и сеет ячмень. Далее рассказывается о разных приключениях героя, встречающего, между прочим, прекрасную деву Севера: она соглашается стать его невестой, если он чудесным образом создаст лодку из осколков её веретена. Приступив к работе, герой ранит себя топором, не может унять кровотечения и идет к старику-знахарю, которому рассказывает предание о происхождении железа. Возвратившись домой, Вяйнямёйнен поднимает заклинаниями ветер и переносит кузнеца Ильмаринена в страну Севера,Похьёлу, где тот, согласно обещанию, данному Вяйнямёйненом, сковывает для хозяйки Севера таинственный предмет, дающий богатство и счастье - мельницу Сампо(руны I-XI). Следующие руны (XI-XV) содержат эпизод о похождениях героя Лемминкяйнена, воинственного чародея и соблазнителя женщин. Далее рассказ возвращается к Вяйнямёйнену; описывается нисхождение его в преисподнюю, пребывание в утробе великана Виипунена, добытие им от последнего трёх слов, необходимых для создания чудесной лодки, отплытие героя в Похьёлу с целью получить руку северной девы; однако последняя предпочла ему кузнеца Ильмаринена, за которого выходит замуж, причём подробно описывается свадьба и приводятся свадебные песни, излагающие обязанности жены и мужа (XVI-XXV).

№ слайда 19

Описание слайда:

Дальнейшие руны (XXVI-XXXI) снова заняты похождениями Лемминкяйнена в Похьёле. Эпизод о печальной судьбе богатыря Куллерво, соблазнившего по неведению родную сестру, вследствие чего оба, брат и сестра, кончают жизнь самоубийством (руны XXXI-XXXVI), принадлежит по глубине чувства, достигающего иногда истинного пафоса, к лучшим частям всей поэмы. Дальнейшие руны содержат пространный рассказ об общем предприятии трёх финских героев - добывании сокровища Сампо из Похьёлы, об изготовлении Вяйнямёйненом кантеле, игрою на которой он очаровывает всю природу и усыпляет население Похьёлы, об увозе Сампо героями, о преследовании их колдуньей-хозяйкой Севера, о падении Сампо в море, о благодеяниях, оказанных Вяйнямёйненом родной стране посредством осколков Сампо, о борьбе его с разными бедствиями и чудищами, насланными хозяйкой Похьёлы на Калевалу, о дивной игре героя на новой кантеле, созданной им, когда первая упала в море, и о возвращении им солнца и луны, скрытых хозяйкой Похьёлы (XXXVI-XLIX). Последняя руна содержит народно-апокрифическую легенду о рождении чудесного ребёнка девой Марьяттой (рождение Спасителя). Вяйнямёйнен дает совет его убить, так как ему суждено превзойти могуществом финского героя, но двухнедельный младенец осыпает Вяйнямёйнена упрёками в несправедливости, и пристыженный герой, спев в последний раз дивную песнь, уезжает навеки в челноке из Финляндии, уступая место младенцу Марьятты, признанному властителю Карелии.

Описание слайда:

У других народов мира сложились свои героические эпосы: в Англии - «Беовульф»,в Испании – «Песня о моем Сиде», в Исландии – «Старшая Эдда», во Франции – «Песнь о Роланде», в Якутии- «Олонхо», на Кавказе – «нартский эпос»,в Киргизии – «Манас», в России – «былинный эпос» и др.Несмотря на то, что героический эпос народов слагался в разной исторической обстановке, он имеет много общих черт и сходных признаков. Прежде всего это касается повторяемости тем и сюжетов, а также общности характеристик главных героев. Например:1.Эпос часто включает в себя сюжет сотворения мира, как боги создают гармонию мира из первоначального хаоса.2.Сюжет чудесного рождения героя и его первых юношеских подвигов.3.Сюжет сватовства героя и его испытаний перед свадьбой.4.Описание битвы, в которой герой показывает чудеса отваги, находчивости и мужества.5.Прославление верности в дружбе, великодушия и чести.6.Герои не только защищают Родину, но и высоко ценят собственную свободу и независимость.