Читать книгу «Смерть Артура» онлайн полностью — Томас Мэлори — MyBook. "Смерть Артура" (Мэлори): описание романа из энциклопедии

Роман-эпопея

Предисловие Кэкстона

к изданию 1485 г

По завершению мною и издании многоразличных историй, как рассудительного свойства, так и других, повествующих о памятных и мирских деяниях великих полководцев и властителей, а также еще и некоторых книг, содержащих благие примеры и поучения, многие благородные джентльмены сего королевства Англии обращались ко мне и вопрошали снова и многажды, отчего не позабочусь я о составлении и напечатании благородной истории о Святом Граале и о славнейшем христианском короле, первом и главнейшем из трех честнейших в мире христианских мужей и достойнейшем, — о короле Артуре, память о коем должна изо всех христианских королей более всего почитаться среди нас, англичан.

Ибо по всему вселенскому миру известно каждому, что всего на свете было девять лучших и достойнейших, и это: три язычника, три иудея и три мужа-христианина. Что до язычников, то они жили еще прежде воплощения Христова, имена же им были: Гектор Троянский, об коем повести существуют и в прозе и в стихах; второй — Александр Великий, третий же — Юлий Цезарь, император Римский, об коем истории всякому ведомы и повсеместно имеются. А что до тех иудеев, также прежде воплощения Господа нашего бывших, то из них первый это — Иисус Навин, что вывел сынов Израиля в Землю Обетованную, второй — Давид, царь Иерусалимский, а третий — Иуда Маккавей; и об них троих в Библии излагаются все их благородные дела и подвиги. Со времени же помянутого воплощения Божия было еще три благородных мужа-христианина, восславленных по вселенскому миру и введенных в число девятерых достойнейших и лучших, и из них первый — благородный Артур, чьи благородные деяния я намереваюсь описать в нижеследующей книге. Вторым был Шарлемань, он же Карл Великий, коего жизнеописания имеются во многих местах, и французским языком, и английским изложенные; третьим же, и последним, был Годефрей Болонский, о коего житии и подвигах книгу посвятил я сему достославному властелину и благородной памяти королю — Эдуарду Четвертому.

Помянутые же благородные джентльмены побуждали меня незамедлительно отпечатать историю об этом благородном короле и завоевателе — короле Артуре и об его рыцарях, а также историю Святого Грааля и смерти и кончины помянутого Артура, утверждая, что надлежит мне скорее отпечатать его деяния и благородные подвиги, нежели Годефрея Болонского или же иного кого из тех восьми, поелику был он рожден в пределах этого королевства и здесь был королем и императором, и на французском языке есть много разных и благородных томов о его подвигах, а равно и подвигах его рыцарей.

Я же им отвечал, что многие люди держатся мнения, будто не было такого Артура, а все книги, о нем составленные, это лишь вымыслы и, басни, ибо есть хроники, где вовсе нем не говорится и не упоминается, равно же ни о рыцарях его.

На что они мне отвечали, и один в особенности на том стоял, что, ежели кто скажет и помыслит, будто не было на свете такого короля Артура, — в том человеке можно видеть великое неразумие и слепоту, ибо существует, по его словам, немало доказательств противному. Во-первых, можно видеть гробницу Артура в монастыре Гластонбери; а в «Полихрониконе», в книге пятой, глава шестая и в книге седьмой, глава двадцать третья читаем, где было похоронено его тело и как оно потом было найдено и перенесено в помянутый монастырь. И в истории Бокаса, в его книге «De Casu Principum», — часть его благородных деяний и гибель его; Также и Гальфридус, в своей книге Брутовой, излагает его жизнь. И в разных местах Англии память о нем сохранена и останется навечно, а также и об рыцарях его; первое, это в Вестминстерском аббатстве, в раке святого Эдуарда, хранится оттиск его печати в красном воске, в берилл оправленный, а на нем значится: «Patricuius Arthurus Britannie Gallie Germanie Daciae Imperator»; далее, в Дуврском замке можно видеть череп Гавейна и плащ Кардока, в Винчестере — круглый стол, в иных же местах — Ланселотов меч и многие другие предметы.

Загадочная «ветвь священной травы», найденная королем Багдемагусом, дала обильную поросль в английской поэзии, существенно обогатила образ Грааля – выходит, Грааль еще и растение, – задала работу символистам и культурологам, предполагавшим связь с древом познания или даже с мировым древом скандинавского фольклора, поскольку в Артуриане прослеживаются отнюдь не только христианские мотивы. Прямо-таки обидно читать филологический комментарий, отметающий хитроумные толкования: всего-навсего Мэлори ошибся в переводе. Нет такой ветви, «которая была знаком»: в первоисточнике речь шла о «ветке», «ответвлении» сюжета – термин во французской литературе к тому времени вполне устоявшийся.

Французские романисты давно овладели искусством экономного использования заманчивых сюжетов и профессионально работали с циклами: история Шарлеманя, то есть Карла Великого, троянские сказания, деяния Готфрида Бульонского (Годефрея Болонского). Особенно пышные ветви пустила легенда о короле Артуре. Сто пятьдесят рыцарей (причем ежегодно сколько-то погибало и на их место избирались новые), каждый из которых по определению – поскольку сидел за Круглым столом – достоин отдельного рассказа. Сами понимаете, какие возможности тут открывались. Среди этих героев имелись хорошо известные, про которых хотелось знать все подробности – в первую очередь это касалось Ланселота и пришедшего из древних версий мифа сэра Гавейна, – однако появлялись и новые лица, созданные авторами. Рассматривались различные типы рыцарской любви, подвигов, «вежества». Вроде бы простая история о могущественном владыке, чья держава сказочно быстро выросла, объединив прославленных героев того времени, а потом рухнула в одночасье из-за соперничества между этими героями, женской измены и недостойного претендента, вбирала в себя всевозможные приключения. Центральный сюжет переплетался с другими, столь же драгоценными – историей любви Тристана и Изольды, поисками Святого Грааля, пророчествами Мерлина. Артуриана разрослась настолько, что появилась энциклопедия, кое-как сводящая имена и сюжеты воедино, – так называемая «Французская Вульгата». Это и есть «Французская книга», на которую часто ссылается Мэлори. Кому-то «Смерть Артура» покажется чересчур громоздкой; «Вульгата» в пять раз длиннее. Для пользы и удовольствия читателя в этом путеводителе приходилось отмечать разветвления сюжета, связь отдельных эпизодов или больших стихотворных текстов с целым.

Подобную сноровку выстраивания цикла английские литераторы еще не приобрели. На родине героя литература о нем сводилась к разработке одной любопытной боковой линии – «Сэр Гавейн и зеленый рыцарь» – и к старинной аллитерационной поэме «Смерть Артура». Англичанину Томасу Мэлори, писателю отнюдь не профессиональному, устоявшееся выражение «ветвь Грааля» было незнакомо, и пришлось толковать его по-своему.

Мэлори частенько недопонимает французский текст, и тогда появляются ветки травы и пламенные мечи, особенно заметные на фоне прямого, даже деловитого повествования. При желании в неточностях Мэлори может уличить не только филолог, но просто внимательный читатель. Да ведь Мэлори и не прикидывается специалистом. Если бы мы вдруг решили, будто Мэлори – переводчик или компилятор, взявшийся за определенную плату переложить текст на английский язык для удобства публики, подобные упреки были бы оправданы. Но когда издателю Кэкстону принесли «список в кратком изводе с французского», составитель этого списка уже пятнадцать лет покоился в могиле и на гонорар рассчитывать никак не мог. Колофоны (личные приписки в конце разделов) сообщают, что был он рыцарь – сэр Томас Мэлори – и много лет, вероятно, до самой смерти, просидел в лондонской тюрьме. Там поблизости была библиотека, откуда он мог заказывать книги, и церковь, возле которой его похоронили.

Несмотря на такие подробности, нашлись современники-однофамильцы, и ученые все еще спорят, который из них «тот самый», хотя наиболее вероятный претендент – некий сэр Томас, лет до тридцати вполне благополучный, представлявший свой округ в парламенте, а потом затесавшийся в войну Алой и Белой розы, неудачно или не вовремя переметнувшийся в этой междоусобице на другую сторону и угодивший в застенок по обвинению в насилии, убийстве и угоне скота. Хотелось бы знать о нем как можно больше и точнее, однако и этих сведений довольно, чтобы представить себе человека, с детства знавшего народный – английский – язык и язык своего класса, французский, хотя, скорее всего, особой премудростью себя не утруждавшего. Человека, привыкшего активно участвовать в жизни королевства, но оказавшегося не у дел, в тюремной камере. Его не подвергали пыткам, ему не грозил смертный приговор, порой появлялась надежда на королевское помилование. Достаточно почетное и комфортное заключение. Но, видимо, он нуждался в осмысленном деле и нашел его для себя – причем сознательно выбрал работу неподъемную как по объему, так и по сложности, не соответствовавшей его знаниям, его подготовке. Взял на себя труд переводчика и переписчика, более подобающий монаху, – быть может, принял его как своего рода епитимью.

Бывает так – редко, но бывает, – что непрофессионализм писателя и даже писателя-переводчика оборачивается повышенной выразительностью его книги. Напряженный поиск смысла в чужом тексте, необходимость соотнести слово и знакомую реальность, отсутствие готовых инструментов и подлинность выговариваемого – все это проступает отчетливее и находит отзвук в чуткой душе читателя. Особенно если неподготовленность автора обусловлена его судьбой или судьбой его культуры. А именно так обстоит дело с Мэлори. Во второй половине XV века английская литература только-только начала озираться по сторонам и осознавать себя. Издавший Мэлори Кэкстон был английским первопечатником. «Краткий извод с французского», по которому он «составил набор» (предварительно отредактировав, о чем он скромно умалчивает), – одна из последних в Британии рукописных книг. То есть Мэлори во многом принадлежит средневековой традиции.

Появление типографий меняет предъявляемые к тексту требования. В этом смысле показательны сомнения Кэкстона в связи с попавшим к нему в руки «списком». Личная задача автора, художественная сторона дела мало интересуют издателя. Кэкстон в первую очередь предлагал публике не романы, а познавательные книги о жизни и деяниях знаменитых мужей – например, о подвигах Годефрея Болонского, лица безусловно исторического. Как честный ремесленник, он старался изготовить вещь правильную и полезную, а потому его беспокоила достоверность представляемых публике сведений: об Артуре, как он справедливо указывает, маловато известий в хрониках, и многое в них сомнительно. С другой стороны, спрос на книги об этом короле огромен, и странно, что их так мало в Англии, откуда он родом (как говорится, нет пророка в своем отечестве), зато множество французских и валлийских, а также голландских, итальянских, португальских и даже греческих. Почему-то Кэкстон не упоминает германские книги, хотя Вольфрам фон Эшенбах накрепко связал историю о короле Артуре с поисками святого Грааля, усилив мистическую составляющую и подарив европейской литературе образ рыцаря с лебедем.

Но как раз то, что смущало Кэкстона – недостаточная историчность Артура, – поспособствовало его вхождению в литературу самых разных европейских народов. Ведь, казалось бы, почему такое предпочтение оказано Артуру перед Шарлеманем? Можно предположить даже, что Артуриана отчасти вобрала в себя судьбу франкского короля, который действительно стал императором «через доблесть своих рук». Мусульманское нашествие, остановленное, ограниченное пределами Пиренейского полуострова. Объединение Европы, коронация в Риме. Имя, сделавшееся нарицательным: Каролус – король. Даже и в том похожи два великих короля, что они, как позднее Барбаросса, принадлежат к числу «спящих владык», тех, кто проснется в урочный час и спасет свою страну. Британия все еще ждет возвращения Артура с Авалона. И при всем сходстве с Карлом, очевидно и отличие – казалось бы, невыгодное для Артура. Шарлемань – реальное историческое лицо. Поэты могут приписать ему подвиги личной отваги, двух-трех побежденных драконов, но в общем-то в особом приукрашивании он не нуждается. Его завоевания, власть, слава вполне весомы. Однако вымышленность, неисторичность Артура обернулась его преимуществом. Карл Великий стал императором Галлии, Германии и славянских земель в реальности, Артур же – в преданиях и литературе, и эта художественная реальность для множества поколений читателей оказалась убедительнее. Поэзии гораздо удобнее иметь дело с героем, не привязанным к определенному веку или политической конкретности. С Круглым столом, вмещающим в себя весь мир, как сказано у Мэлори.

Правитель Англии Утер Пентрагон был влюблен в Игрейну, супругу Корнуэльского герцога. С герцогом у короля была давняя война. Известный маг Мерлин пообещал помочь заполучить Игрейну, взамен попросил отдать ему их первенца. Во время войны герцог погибает и бароны отдают Игрейну королю, чтобы остановить вражду. После свадьбы Игрейна родила сына, которого отдали Мерлину. Маг назвал мальчика Артуром и отдал барону Эктору.

После кончины короля, в правлении началась смута. По распоряжению эпископа был созван совет баронов для назначения нового короля. Перед собранием все собрались в храме для молитвы. Посередине храма появился магический камень с наковальней. В наковальню был воткнут священный меч. На камне было написано, что королем станет тот, кто сможет вытащить меч. Артуру смог вытащить меч. По решению баронов Артур стал королем Англии. Чуть позже Мерлин рассказал о настоящем происхождении молодого короля. Артур начал побеждать всех противников. В Карлионе молодой король встретил супругу короля Лота Оркнейского. Он влюбился и сблизился с ней, не зная о том, что женщина приходится ему сестрой по материнской линии. Чуть позже женщина родила сына. Мерлин рассказал Артуру тайну его рождения. Маг предрек, что молодой рыцарь Мордред убьет Артура.

Артур приказал собрать всех младенцев, рожденных 1 мая от богатых женщин. По королевскому приказу все младенцы были посажены на корабль. В море корабль потонул со всеми детьми, кроме Мордреда. Артур женился на дочери короля Лодегранса. После свадьбы король получил круглый рыцарский стол. У Артура были 148 рыцарей.

Мерлин полюбил Ниневу, которая является девой Владычицы Озера. Он постоянно ходил за ней и докучал. Из - за чего она закрыла его в пещере, где он погиб. Фея Моргана хотела погубить короля. Она поменяла его защитный меч. При битве с возлюбленным феи Артур чуть не погиб. К Артуру прибыли послы из Рима и потребовали дань для императора Луция. Артур принял решение затеять войну. С армией король высадился на берегу Нормандии и убил великана, затем победил римлян. При войне Луций погиб, а Артур вторгся в Аллеманию и захватил всю Италию. По просьбе римских сенаторов Артура короновали императором. По всей стране жили 4 королевы. Одной из них была сестра Артура фея Моргана. Фея нашла спящего Лонселота под деревом и заколдовала зельем. Моргана утащила его в свою крепость, чтобы Лонселот выбрал одну из королев в качестве возлюбленной. В ответ Моргана получила отказ. Лонселот любил только королеву Гвинереву, супругу Артура. Во дворе замка поселился молодой парень, которого прозвали Бомейном. Спустя год выяснилось, что Бомейн был сыном короля Оркнейского. Бомейн или Гарет стал рыцарем Круглого стола.

Король Мелиодас отослал сына Тристана во Францию. Во Франции принц прожил 7 лет. По возвращению Тристан поселился в доме у дяди короля Марка. По приказу дяди Тристан стал рыцарем и бился с Мархольтом, братом ирландской королевы для снятия дани ради своего королевства. В битве Тристан убил рыцаря и был сильно ранен. Тристан отправился в Ирландию для исцеления. Тристан познакомился с Изольдой, которая исцелила его. При прощании Изольда обещала, что не выйдет замуж и будет ждать. Тристан поклялся ей в вечной любви.

Рыцари Агравейн и Мордред рассказали Артуру об отношениях Гвиневеры и Лонселота. По приказу короля рыцари поймали любовников. 12 рыцарей и Агравейн пытались пленить Лонселота. Но он спасся. Лонселот убил многих рыцарей и спас королеву, и увез в свой замок. Узнав о гибели своих братьев, Гавейн пообещал отомстить Лонселоту. Чуть позже Артур отправился во Францию вместе с армией. В его отсутствие Мордред написал поддельные письма о смерти отца. Мордред стал королем, и хотел жениться на Гвиневере, которую Артур простил за измену. В конце Мордред умирает, а Артур получает тяжелые раны. И королем Англии стал Константин, сын Кадора.

Читая книгу Мэлори, необходимо принять как литературную условность некоторые ее особенности, присущие многим средневековым произведениям. К таким особенностям относятся, например, сюжетные, временные и смысловые неувязки, связанные с характером работы автора над его романом. Мэлори использовал в качестве источников объемные циклы рыцарских романов и легенд, которые содержат разные версии одного сюжета. Компонуя свою версию, Мэлори нередко переставляет местами отдельные эпизоды, сдвигает их во времени, отчего иногда возникают несоответствия и повторы. В примечаниях оговариваются только некоторые, наиболее очевидные, случаи таких неувязок.
Исторические сюжеты Мэлори в основном почерпнул из хроник и легенд, многое он заимствовал из полулегендарной «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского (см. издание этого произведения в серии «Литературные памятники». М., Наука, 1984). Обращаясь к событиям артуровской эпохи, Мэлори нередко объединяет их с событиями своего времени: описания битв, в которых участвуют рыцари Артура, обогащаются деталями сражений эпохи войн Алой и Белой розы, в которых участвовал сам Мэлори или о которых он был наслышан. Отсюда - неизбежные анахронизмы в тексте романа.
Пытаясь везде, где возможно, связать легендарные события с исторической действительностью, Мэлори стремится к точной локализации происходящего. Соответствия легендарным названиям городов, замков, рек, гор и островов он находит в географической реальности своего времени, перенося действие из сказочной земли в знакомое ему окружение. В отношении некоторых наиболее прославленных легендами географических названий, упоминаемых в артуровских циклах, существуют научные гипотезы, подкрепляемые данными раскопок или исследованиями сохранившихся памятников культуры. В примечаниях такие гипотезы кратко излагаются (см., например: Тинтагиль, Камелот, Гластонбери и др.). В тех случаях, когда о названии ничего не известно или сведения не имеют достаточных оснований, комментарии не предлагаются. Даты христианских праздников указаны по юлианскому календарю.
Мэлори не всегда удается в его объемном произведении точно идентифицировать - «установить личность» - того или иного героя. Это связано с тем, что в источниках, которыми он пользовался, упоминается большое количество персонажей, многие герои носят одно и то же или сходно звучащие имена. Нет необходимости оговаривать все случаи проистекающих отсюда неувязок, комментируются только некоторые из них.
Мэлори нередко далеко отходит от своих источников в толковании событий и в оценке характеров и поведения героев. Соответствия или расхождения версии Мэлори с более ранними произведениями комментируются только в случаях, существенных для понимания сюжета, а также там, где особенно ярко проявилась авторская индивидуальность Мэлори.
/О. А. Казнина/

Ветвь Грааля

Загадочная «ветвь священной травы», найденная королем Багдемагусом, дала обильную поросль в английской поэзии, существенно обогатила образ Грааля – выходит, Грааль еще и растение, – задала работу символистам и культурологам, предполагавшим связь с древом познания или даже с мировым древом скандинавского фольклора, поскольку в Артуриане прослеживаются отнюдь не только христианские мотивы. Прямо-таки обидно читать филологический комментарий, отметающий хитроумные толкования: всего-навсего Мэлори ошибся в переводе. Нет такой ветви, «которая была знаком»: в первоисточнике речь шла о «ветке», «ответвлении» сюжета – термин во французской литературе к тому времени вполне устоявшийся.

Французские романисты давно овладели искусством экономного использования заманчивых сюжетов и профессионально работали с циклами: история Шарлеманя, то есть Карла Великого, троянские сказания, деяния Готфрида Бульонского (Годефрея Болонского). Особенно пышные ветви пустила легенда о короле Артуре. Сто пятьдесят рыцарей (причем ежегодно сколько-то погибало и на их место избирались новые), каждый из которых по определению – поскольку сидел за Круглым столом – достоин отдельного рассказа. Сами понимаете, какие возможности тут открывались. Среди этих героев имелись хорошо известные, про которых хотелось знать все подробности – в первую очередь это касалось Ланселота и пришедшего из древних версий мифа сэра Гавейна, – однако появлялись и новые лица, созданные авторами. Рассматривались различные типы рыцарской любви, подвигов, «вежества». Вроде бы простая история о могущественном владыке, чья держава сказочно быстро выросла, объединив прославленных героев того времени, а потом рухнула в одночасье из-за соперничества между этими героями, женской измены и недостойного претендента, вбирала в себя всевозможные приключения. Центральный сюжет переплетался с другими, столь же драгоценными – историей любви Тристана и Изольды, поисками Святого Грааля, пророчествами Мерлина. Артуриана разрослась настолько, что появилась энциклопедия, кое-как сводящая имена и сюжеты воедино, – так называемая «Французская Вульгата». Это и есть «Французская книга», на которую часто ссылается Мэлори. Кому-то «Смерть Артура» покажется чересчур громоздкой; «Вульгата» в пять раз длиннее. Для пользы и удовольствия читателя в этом путеводителе приходилось отмечать разветвления сюжета, связь отдельных эпизодов или больших стихотворных текстов с целым.

Подобную сноровку выстраивания цикла английские литераторы еще не приобрели. На родине героя литература о нем сводилась к разработке одной любопытной боковой линии – «Сэр Гавейн и зеленый рыцарь» – и к старинной аллитерационной поэме «Смерть Артура». Англичанину Томасу Мэлори, писателю отнюдь не профессиональному, устоявшееся выражение «ветвь Грааля» было незнакомо, и пришлось толковать его по-своему.

Мэлори частенько недопонимает французский текст, и тогда появляются ветки травы и пламенные мечи, особенно заметные на фоне прямого, даже деловитого повествования. При желании в неточностях Мэлори может уличить не только филолог, но просто внимательный читатель. Да ведь Мэлори и не прикидывается специалистом. Если бы мы вдруг решили, будто Мэлори – переводчик или компилятор, взявшийся за определенную плату переложить текст на английский язык для удобства публики, подобные упреки были бы оправданы. Но когда издателю Кэкстону принесли «список в кратком изводе с французского», составитель этого списка уже пятнадцать лет покоился в могиле и на гонорар рассчитывать никак не мог. Колофоны (личные приписки в конце разделов) сообщают, что был он рыцарь – сэр Томас Мэлори – и много лет, вероятно, до самой смерти, просидел в лондонской тюрьме. Там поблизости была библиотека, откуда он мог заказывать книги, и церковь, возле которой его похоронили.

Несмотря на такие подробности, нашлись современники-однофамильцы, и ученые все еще спорят, который из них «тот самый», хотя наиболее вероятный претендент – некий сэр Томас, лет до тридцати вполне благополучный, представлявший свой округ в парламенте, а потом затесавшийся в войну Алой и Белой розы, неудачно или не вовремя переметнувшийся в этой междоусобице на другую сторону и угодивший в застенок по обвинению в насилии, убийстве и угоне скота. Хотелось бы знать о нем как можно больше и точнее, однако и этих сведений довольно, чтобы представить себе человека, с детства знавшего народный – английский – язык и язык своего класса, французский, хотя, скорее всего, особой премудростью себя не утруждавшего. Человека, привыкшего активно участвовать в жизни королевства, но оказавшегося не у дел, в тюремной камере. Его не подвергали пыткам, ему не грозил смертный приговор, порой появлялась надежда на королевское помилование. Достаточно почетное и комфортное заключение. Но, видимо, он нуждался в осмысленном деле и нашел его для себя – причем сознательно выбрал работу неподъемную как по объему, так и по сложности, не соответствовавшей его знаниям, его подготовке. Взял на себя труд переводчика и переписчика, более подобающий монаху, – быть может, принял его как своего рода епитимью.

Бывает так – редко, но бывает, – что непрофессионализм писателя и даже писателя-переводчика оборачивается повышенной выразительностью его книги. Напряженный поиск смысла в чужом тексте, необходимость соотнести слово и знакомую реальность, отсутствие готовых инструментов и подлинность выговариваемого – все это проступает отчетливее и находит отзвук в чуткой душе читателя. Особенно если неподготовленность автора обусловлена его судьбой или судьбой его культуры. А именно так обстоит дело с Мэлори. Во второй половине XV века английская литература только-только начала озираться по сторонам и осознавать себя. Издавший Мэлори Кэкстон был английским первопечатником. «Краткий извод с французского», по которому он «составил набор» (предварительно отредактировав, о чем он скромно умалчивает), – одна из последних в Британии рукописных книг. То есть Мэлори во многом принадлежит средневековой традиции.

Появление типографий меняет предъявляемые к тексту требования. В этом смысле показательны сомнения Кэкстона в связи с попавшим к нему в руки «списком». Личная задача автора, художественная сторона дела мало интересуют издателя. Кэкстон в первую очередь предлагал публике не романы, а познавательные книги о жизни и деяниях знаменитых мужей – например, о подвигах Годефрея Болонского, лица безусловно исторического. Как честный ремесленник, он старался изготовить вещь правильную и полезную, а потому его беспокоила достоверность представляемых публике сведений: об Артуре, как он справедливо указывает, маловато известий в хрониках, и многое в них сомнительно. С другой стороны, спрос на книги об этом короле огромен, и странно, что их так мало в Англии, откуда он родом (как говорится, нет пророка в своем отечестве), зато множество французских и валлийских, а также голландских, итальянских, португальских и даже греческих. Почему-то Кэкстон не упоминает германские книги, хотя Вольфрам фон Эшенбах накрепко связал историю о короле Артуре с поисками святого Грааля, усилив мистическую составляющую и подарив европейской литературе образ рыцаря с лебедем.

Но как раз то, что смущало Кэкстона – недостаточная историчность Артура, – поспособствовало его вхождению в литературу самых разных европейских народов. Ведь, казалось бы, почему такое предпочтение оказано Артуру перед Шарлеманем? Можно предположить даже, что Артуриана отчасти вобрала в себя судьбу франкского короля, который действительно стал императором «через доблесть своих рук». Мусульманское нашествие, остановленное, ограниченное пределами Пиренейского полуострова. Объединение Европы, коронация в Риме. Имя, сделавшееся нарицательным: Каролус – король. Даже и в том похожи два великих короля, что они, как позднее Барбаросса, принадлежат к числу «спящих владык», тех, кто проснется в урочный час и спасет свою страну. Британия все еще ждет возвращения Артура с Авалона. И при всем сходстве с Карлом, очевидно и отличие – казалось бы, невыгодное для Артура. Шарлемань – реальное историческое лицо. Поэты могут приписать ему подвиги личной отваги, двух-трех побежденных драконов, но в общем-то в особом приукрашивании он не нуждается. Его завоевания, власть, слава вполне весомы. Однако вымышленность, неисторичность Артура обернулась его преимуществом. Карл Великий стал императором Галлии, Германии и славянских земель в реальности, Артур же – в преданиях и литературе, и эта художественная реальность для множества поколений читателей оказалась убедительнее. Поэзии гораздо удобнее иметь дело с героем, не привязанным к определенному веку или политической конкретности. С Круглым столом, вмещающим в себя весь мир, как сказано у Мэлори.

Трудно проследить, с какого момента Круглый стол появился в Камелоте, но то была счастливая находка. Ей Артур в значительной степени обязан своей популярностью. Круглый стол – едва ли не первое, что мы в детстве узнаем об Артуре, и даже если мы забудем о нем почти все, утратим суть, начитавшись современных фэнтези, или разочаруемся в исторической реальности Артура, вникнув в научные изыскания, Круглый стол все равно останется с нами, как останется само имя Артура.

Это имя впервые встречается в валлийских поэмах VI века: в одной воспевается герой, сошедший в загробный мир и добывший кубок Брана – кельтский аналог рога изобилия и чаши бессмертия, которой предстоит еще стать сосудом Грааля. Другая поэма посвящена Последней битве. Чаша и Последняя битва – обязательный, необходимый элемент этих преданий, хотя для самого Артура поиски Грааля не столь насущны – в литературной обработке они передоверяются Ланселоту, Персивалю, Галахаду. У Мэлори король и вовсе остается дома, когда его рыцари, вопреки желанию Артура, отправляются «граалить», как называл это насмешник Марк Твен. Может быть, Последняя битва в итоге оказывается важнее Грааля. Своей смертью Артур входит в главный, основополагающий миф – миф о безнадежном сражении, об отчаянной отваге и гибели, из которой рождается новый мир. Европейская культурная память восходит к разрушению Трои.

Первоначальный Артур, насколько мы знаем, родом из Уэльса и V века, то есть он валлиец, бритт и прославился в междоусобных войнах или в борьбе против пришельцев-саксов. Здесь, в Уэльсе, он становится национальным героем бриттов и в таком же качестве воспевается по ту сторону Ла-Манша, в родственной Бретани, куда перебрались потерпевшие поражение и вытесненные саксами кельты. Из Бретани легенда распространялась по всей Франции, и таким образом появилась французская, а там и европейская литература на эту тему, для которой местный князек не представлял ни малейшего интереса. Всемирно-историческое значение Артур мог получить в качестве римского императора, и французская версия с легкостью превращает его в повелителя половины мира, тем более что имеет перед глазами памятный пример Карла Великого. Тем временем и на родине «национальная принадлежность» Артура меняется: настал черед саксов сопротивляться новому нашествию, и столица Артура переносится в Винчестер, а Последняя битва превращается в обреченное сражение саксонского короля Гаральда с Вильгельмом Завоевателем. Спустя еще несколько веков нормандцы и саксы, сплотившиеся в английский народ, покоряют заморские территории, чтобы утратить их в результате внутренних распрей, войны Алой и Белой розы.

В хрониках имя Артура появляется поздно, отчего и возникает подозрение: должно быть, Артур проник в хроники не из истории, а из легенды. К IX–X веку о нем столько рассказывали в Великой и Малой Британии, что уважающий себя автор просто обязан был включить Артура в свой рассказ и как-то согласовать ход событий. Из ранних историков более всего «английский Артур» обязан Гальфриду Монмутскому. Этот автор XII века предпринял величайшие усилия по примирению завоеванных саксов и завоевателей-нормандцев, он создал идеологию – легенду, которая помогла им сплотиться в народ, создал героя-англичанина. На Артура с равным правом претендовали саксы (в cилу территориальной близости) и нормандцы, у которых в войске насчитывалось немало бретанцев, то есть кельтов, родичей Артура. Саксы могли равняться на Артура как на героя сопротивления и даже представлять его врагом нормандцев, однако для нормандцев Артур был врагом саксов. Но создаваемая Гальфридом национальная легенда осталась бы крайне узкой и неплодотворной, если бы он не связал ее с более универсальным родством. Гальфрид произвел исконное население Британии и ее законных королей не более не менее как от троянцев.

Мы уже упоминали троянские сказания в числе основных циклических сюжетов. Есть основания полагать, что наиболее раннее издание Кэкстона, то есть первая в Англии печатная книга, было посвящено подвигам троянца Гектора, которого Кэкстон относит к числу девяти величайших мужей (из всех девяти мужей только двое, Гектор и Артур, – литературные персонажи, соседствующие с Юлием Цезарем, Шарлеманем, царем Давидом и так далее). Происхождение от троянцев включало окраинный народ в европейское родство. Первыми до этого додумались римляне: поискав для себя места в греческой мифологии, они обнаружили, что немногие уцелевшие троянцы отправились на запад, а потому и возвели к ним свой род. Прямыми потомками спасшегося из Трои Энея считали себя Гай Юлий Цезарь и император Август. С тех пор всякий легитимный правитель должен был выстроить себе генеалогию, восходящую к Энею или его ближним. Гальфрид Монмутский предложил в герои-основатели троянца Брута, давшего имя Брутании-Британии. Похожее предание бытовало и на Руси, о чем свидетельствуют, к примеру, письма Иоанна Грозного – он тоже отпрыск троянских царей. Миф о Трое закономерно возникает в самых разных европейских культурах – и в Британии, и в России, – когда требуется объединение и сплочение под сильной самодержавной властью.

Учитывая важность имени, стоит отметить, что в «Смерти Артура» два персонажа зовутся Эктор – воспитатель Артура и брат Ланселота, сэр Эктор Окраинный (!). По всей вероятности, так автор обозначил отношения своего Артура с легендой о Трое: центр вселенной из Рима (и Трои) сдвинут в Британию. Король Артур заявляет о себе как о самом что ни на есть законном претенденте на императорскую власть, поскольку римскими императорами были все его предки, за исключением только отца. Вот так: римский император обретает легитимность благодаря происхождению от британского королька.

У Мэлори Артур уже несомненный англичанин, и наиболее явственно его национальность проступает в короткой повести о походе на Рим, о том, как Артур стал императором. Здесь воины Артура именуются англичанами и предстают как единая армия, а не дружина, собранная из королевских сынов Уэльса, Ирландии и Британии. И об английской доблести заходит речь, и о «Веселой Англии». В повести о том, как Артур «стал императором через доблесть своих рук», Мэлори в большей степени опирался на английскую аллитерационную поэму, отходя от «Французской книги». Внимательный читатель заметит изменения и в образах героев, и в самом стиле повествования. Ведь Мэлори пишет не о сказочном Логрисе – о своей Англии.

Политическое содержание – наиболее современный и личный слой в его книге. Сохраняя детали источника, очень мало добавляя от себя, Мэлори создает новый текст именно за счет отношения к нему, за счет своей позиции. Комментаторы замечают, что Мэлори часто подменяет неизвестные ему топонимы реками и замками, которые сам видел, или отождествляет валлийские названия со знакомыми английскими. Очень аккуратно вводит он в число бьющихся на турнире героев своего покровителя – одно лишь имя, которое мы сейчас вряд ли бы отличили от прочих Саграмуров Желанных. Поход за море – это слава Генриха V, чуть было не покорившего Францию, то есть почти что императора (и умер Генрих рано, а за его смертью последовали новые распри). Гибель Артура и Круглого стола – братоубийственная война Алой и Белой розы. Король Артур, со всей очевидностью, не исторический персонаж, который следует изучить и достоверно изобразить, а литературный герой, через которого автор осмысляет себя и свою действительность.

На самом деле Мэлори вовсе не ограничивает себя задачей «краткого извода с французского». Он не только сокращает, выбрасывает все, что для своего повествования считает необязательным, но и обращается к другим источникам помимо «Французской книги», и эти источники отнюдь не компилирует механически. Английская поэма не входит в его роман единой вставной новеллой. Ее он тоже разрывает, отделяя поход на Рим от гибели Артура. В поэме эти события следовали одно за другим: пока Артур воевал за морем, Мордред захватил власть, и поспешно возвратившийся Артур погиб в сражении с претендентом. Кульминация – победа, высшая точка власти – и гибель. Для Мэлори если и существует кульминация, то многолетнее правление Артура, возможность компромисса, умение искать выход в самых безнадежных положениях – и когда лучшие рыцари ссорятся меж собою и втягивают короля в межродовые свары, и когда совершаются преступления, и когда все бросают Круглый стол и отправляются на поиски Грааля, и даже когда королева ему изменяет, потому что «королев я могу найти много, а таких рыцарей не собрать уже никогда». Братство Круглого стола более драгоценно – и более хрупко, – нежели императорская власть или Грааль, и погибнуть оно должно изнутри, а не от внешних причин.