Леся украинка биография на русском. Биография Леси Украинки: фото и интересные факты

Леся Украинка — известная поэтесса, которая входит в большую тройку укранских писателей, вместе с Иваном Франко и Тарасом Шевченко. Её вклад в развитие украиноязычной литературы сложно оценить. Ведь именно с её лёгкой руки в украинской поэзии появились образы из древней мифологии — символ высокоинтеллектуальной литературы.

Семья и детство

Леся Украинка родилась в богатой и образованной семье. Мать - детская писательница Ольга Драгоманова-Косач писала под псевдонимом Елена Пчилка, была известной активисткой женского движения. Отец - помещик Пётр Косач был высокообразованным человеком, влюблённым в искусство. Дядя будущей писательницы Михаил Драгоманов в своё время работал с Иваном Франко, был ярым социалистом, кроме того увлекался фольклором. Именно он и привил племяннице идею служения родной стране и вдохновил писать. Он же был доверенным критиком её первых сочинений.

Несмотря на данноё при крещении имя «Лариса», дома её так никто не называл, для всех она была «Лесей».

Образование вместе с братом Михаилом они получали дома - к ним специально приходили учителя.

Свой первый стих «Надежда» Леся написала в девять лет. Он посвящён её любимой тётке Елене Косач, которую сослали в Сибирь, обвинив в покушении на шефа жандармов.

На мировоззрение будущей писательницы очень сильно повлияли не только родители, но и остальные родственники. Ещё одна тётка Александра Косач-Шиманская несколько лет жила вместе с семьёй Леси. Она переехала к ним в Луцк из-за ареста и ссылки в Сибирь её мужа. «Тётя Саша», как её называла Леся, рассказывала ей много интересных историй, а также учила её музыки.

В десять лет Леся сильно простыла во время Крещенских праздников. Эта болезнь станет роковой для неё, не отпустив до конца жизни. Вскоре у неё проявится ревматизм, он распространится на ноги, а после и на руки. Страшные боли будут всё время мешать ей жить.

В 1881 году семья Косач переезжает в Киев. Там дети снова учатся у частных преподавателей по программе мужской гимназии, изучают латынь и грецкий язык.

Ещё через год родители опять переезжают. На этот раз в село Колодяжное, а детей оставляют в Киеве - учиться.

Юность и тяжёлая болезнь

В 1883 году врачи находят у юной Леси тяжёлую болезнь - туберкулёз костей. Чтобы предупредить развитие недуга, ей делают сложную операцию - удаляют из левой руки поражённые болезнью кости. Самочувствие Леси на какое-то время улучшается. Но жить в Киеве ей пока нельзя, поэтому она едет к родителям в Колодяжное - на свежий воздух. Там вместе с матерью Леся продолжает учиться - самостоятельно штудирует французский и немецкий языки.

Начиная с 1884 года Леся начинает активно писать стихи. И не только писать, но и публиковать. В том же году в журнале «Заря» вышли её первые стихи «Сафо», «Лето красное прошло» и «Ландыши». Автор стихов подписан как «Леся Украинка».

Некоторое время Леся опять живёт в Киеве - там она посещает школу искусств Александра Мурашка. В память о тех временах остались несколько картин, написанных маслом. Но потом она опять возвращается в Колодяжное, где продолжает учиться под руководством матери.

Уже к 20 годам Леся знала множество языков: кроме родного украинского она владела русским, польским, болгарским, французским, немецким, древнегреческим и латынью. Эти знания помогли ей переводить работы Гомера, Адама Мицкевича, Виктора Гюго и Николая Гоголя. Об уровне её знаний можно судить по тому факту, что в 19 лет она самостоятельно написала учебник для младших сестёр — «Древнюю историю восточных народов», который потом издали в Екатеринославе.

Елена Пчилка воспитывала Лесю нетрадиционно для тех времён. Именно мать научила её быть независимой и не слишком показывать на публику свои чувства.

Украинка и социализм

В 1891 году Леся Украинка впервые побывала на Галичине, а потом и на Буковине. Эта поездка полностью изменила и манеру её написание, и мировоззрение. Там она познакомилась с Иваном Франко, Ольгой Кобылянской, Осипом Маковеем и Василием Стефаником,

Леся Украинка, которая выросла в кругу интеллектуалов и богачей, увидела, что есть люди, живущие совершенно по-другому, и этот факт навсегда изменил её саму.

В 1894-1895 годах она жила в Софии в гостях у своего дяди Михаила Драгоманова. Там она окончательно сформировала свой взгляд на мир.

После смерти Драгоманова, Леся Украинка становится одной из соучредителей первой в Надднепрянщине украинской социалистической организации.

Но тут снова дала знать о себе тяжёлая болезнь. Леся Украинка вынуждена лечиться - поэтому годами она в санаториях Германии, Австро-Венгрии, Египта и Италии. Лечится она также на Полтавщине и в Крыму.

Несмотря на плохое самочувствие, эти поездки очень много дали для творчества писательницы.

Личная жизнь

Многие биографы утверждают, что первой любовью Украинки был Максим Славинский, старше её на три года. Когда они познакомились, Славинский был студентом, и их роднила любовь к поэзии - вместе они сидели над переводами Гейне. Со временем Славинского ждёт место среди руководства Центральной Рады, позже он станет послом УНР в Вене. После ареста чекистами, умрёт в тюрьме.

Летом 1897 года, пребывая в Крыму на лечении, Леся Украинка познакомилась с Сергеем Мержинским. Он был общественным деятелем и переводчиком с английского языка. У них было много общего: любовь к искусству и природе, взгляды на события в стране. Общим был и диагноз - оба страдали на туберкулёз.

В 1901 году Леся Украинка уехала на несколько месяцев в Минск, зная, что Мержинский умирает. Её не остановило ни то, что врачи не разрешали ей жить в холодном климате, ни то, что болезнь Мержинского может усугубить и её состояние. Но именно так и случилось.

Любовь к Мержинскому Украинка сохранила до конца жизни - после его смерти она никогда не снимала траурные чёрные наряды. Даже когда вышла замуж.

В начале марта 1907 года Леся Украинка опять приезжает в Киев, выходит замуж за Климента Квитку - фольклориста и музыковеда. Вскоре они переезжают в Крым, где мужу Украинки дали пост в суде. На переезде настаивала именно Украинка. Ведь мужу нужен был тёплый климат - он также болел на туберкулёз. Он, в свою очередь, делал всё возможное, чтобы достать деньги на её лечение.

Биографы сходятся на мысли, что замужество Украинки и Квитки - это не та страсть, мотивировавшая её писать поэмы, но это верная дружба и поддержка, в которой она так нуждалась, и которую хотела дарить сама.

Последние свои годы Украинка провела на курортах - лечила туберкулёз, который, как уже сама знала, её не отпустит. Она была в Египте и на Кавказе вместе с мужем, они занимались сбором украинского фольклора, а Леся дописывала свои незавершённые драмы. Последнюю диктовала матери, Елене Пчилке, уже умирая.

Не стало великой поэтессы в городе Сурами, в Грузии. Похоронена она на Байковом кладбище. За завещанием, хоронили её без участия духовенства.

Девочка была очень храброй. Еще в детстве она, боясь ночи и хищных зверей, боролась со своими страхами и бегала по ночам в соседний лес – чтобы увидеть русалку.
Леся Украинка научилась читать в четыре года.
В юности Леся брала уроки игры на фортепиано у жены известного композитора Николая Лисенко - Ольги О’Коннор.
Именем Леси Украинки назван астероид 2616 Lesya, который открыли в августе 1970 года.

Переводчица, деятель культуры.

Писала в самых разнообразных жанрах: поэзии, лирике, эпосе, драме, прозе, публицистике. Также работала в области фольклористики (220 народных мелодий записано с её голоса) и активно участвовала в украинском национальном движении.

Известная благодаря своим сборникам стихов «На крыльях песен» (1893), «Думы и мечты» (1899), «Отзывы» (1902), поэм «Старая сказка» (1893), «Одно слово» (1903), драм «Боярыня» (1913), «Кассандра» (1903-07), «В катакомбах» (1905), «Лесная песня » (1911) и другие.

По результатам опросов, современные украинцы называют её одним из самых выдающихся соотечественников, наряду с Тарасом Шевченко и Богданом Хмельницким .

Биография

Происхождение

Лариса Петровна Косач (Леся Украинка) родилась 13(25) февраля 1871 года в городе Новоград-Волынский в дворянской семье потомков украинской казацкой старши́ны , православного вероисповедания.

Родители Леси Украинки - уроженцы Левобережной Украины . На Волыни поселились летом 1868 года, переехав из Киева на новое место службы главы семейства.

В марте 1879 арестовывают Елену Антоновну Косач, тётю Леси, за участие в покушении на шефа жандармов Дрентельна , позже её вышлют в Олонецкую губернию , а 1881 сошлют в Сибирь на 5 лет (г. Ялуторовск Тюменской обл., а затем в г. Тюмень). Узнав об этом, Леся в конце 1879 или в начале 1880 года написала своё первое стихотворение «Надежда».

Летом 1880 Александра Антоновна Косач-Шимановская, тётя Леси, с двумя сыновьями переезжает в Луцк, живёт в семье Косач. Причиной переезда стал арест и ссылка в Сибирь её мужа Бориса Шимановского. «Тётя Саша» - первая Лесина учительница музыки. К ней Леся сохраняла всю жизнь чувство глубокой благодарности.

6 (18) января 1881 года Леся очень сильно простудилась, что послужило началом тяжёлой болезни. Начались нестерпимые боли в правой ноге. Сперва решили, что это острый ревматизм. Затем боли появились в руках.

В этом же году О. П. Косач повезла детей в Киев для обучения у частных преподавателей. Там Михаил и Леся начали учиться по программе мужской гимназии; Леся берёт уроки игры на фортепиано у жены Николая Лысенко - Ольги Александровны О’Коннор.

В начале мая 1882 года Косачи переезжают в село Колодяжное , что отныне и по 1897 год стало их постоянным местом жительства. Здесь в Колодяжном 29 мая (10 июня) 1882 года родилась сестра Леси Оксана, 22 августа (3 сентября) 1884 года - брат Николай (укр.) русск. , 10(22) марта 1888 года - сестра Изидора (укр.) русск. ; сестра Ольга родилась в Новоград-Волынском 14(26) мая 1877 года.

А тем временем Леся с братом Михаилом живут в Киеве, учатся у частных учителей, изучают греческий и латинский языки. Летом 1883 года у Леси диагностировали туберкулёз костей, в октябре этого же года профессор А. Ринек оперировал левую руку, удалил кости, поражённые туберкулёзом. Рука осталась искалеченной. О музыкальной карьере Леси не могло быть и речи.

В декабре Леся возвращается из Киева в Колодяжное, состояние здоровья улучшается, с помощью матери Леся изучает французский и немецкий языки.

Юность

Начиная с 1884 года Леся активно пишет стихи на украинском языке («Ландыш», «Сафо», «Лето красное прошло» и др.) и публикует их во Львове в журнале «Зоря» (укр.) русск. . Именно в этом году появился псевдоним «Леся Украинка». Сердечная дружба объединяет Ларису с её старшим братом Михаилом.

Некоторое время Леся училась в художественной школе Николая Мурашко в Киеве. От этого периода осталась одна картина, нарисованная масляными красками.

Позже ей пришлось получать образование самостоятельно, в чём помогала мать. Ольга Петровна знала много европейских языков, включая и славянские языки (русский, польский, болгарский и др.), а также древнегреческий, латинский, что свидетельствовало о её высоком интеллектуальном уровне. Об уровне домашнего образования Леси может свидетельствовать тот факт, что в 19-летнем возрасте она, по трудам Менара, Масперо и других учёных, составила для своих сестёр учебник «Древняя история восточных народов» на украинском языке (напечатан в Екатеринославе в 1918 году), много переводила на украинский язык (произведения Н. Гоголя, А. Мицкевича, Г. Гейне, В. Гюго, Гомера и др.). Ольга Петровна воспитывала Лесю как сильного человека, не имеющего права на чрезмерное выражение своих чувств.

Зрелость

Побывав в 1891 году в Галиции , а позже и на Буковине , Лариса Косач познакомилась со многими выдающимися деятелями культуры Западной Украины: И. Франко, М. Павликом, О. Кобылянской, В. Стефаником, А. Маковеем, Н. Кобринской. Основной вектор социально-политического мировоззрения Ларисы Косач сформировался после круглогодичного (1894-95) её пребывания у дяди Михаила Драгоманова в Софии и трагического события, каким для неё стала смерть дяди.

Тяжёлая болезнь вынуждала с юных лет часто выезжать на курортное лечение. Лечение в Германии, Австро-Венгрии, Италии, Египте, неоднократное пребывание на Кавказе, в Одессе, в Крыму обогатило её впечатления и способствовало расширению кругозора писательницы.

В начале марта 1907 года Леся Украинка переезжает из Колодяжного в Киев, а в конце марта вместе с Климентом Квиткой совершает поездку в Крым, где, в частности, посещает Севастополь, Алупку, Ялту.

7 августа 1907 года Леся Украинка и Климент Квитка официально оформили брак в церкви и поселились в Киеве по адресу: Большая Подвальная улица (теперь улица Ярославов Вал), д. 32, кв. 11. 21 августа они вместе отправляются в Крым, где Квитка получил должность в суде.

В это время она много работает на литературном поприще. 5 мая 1907 года была завершена драматическая поэма «Айша и Мохаммед», 18 мая окончательно завершила поэму «Кассандра», работу над которой начала ещё в 1903 году. 12 мая направила в альманах «Из неволи» (Вологда) драматическую поэму «На руинах». Издание печаталось для помощи политическим ссыльным. В сентябре было написано стихотворение «За горой зарницы», продолжена работа над произведениями «В пуще», «Руфин и Присцилла».

Последние годы жизни

Последние годы жизни Ларисы Косач-Квитки (Леси Украинки) прошли на курортах Египта и Грузии. Болезнь неумолимо прогрессировала. К обострившемуся процессу костного туберкулёза прибавилась неизлечимая болезнь почек. Превозмогая боль, тяжёлые страдания, Леся Украинка находила силы для творчества. Вместе с мужем, Климентом Квиткой, она работала над собранием фольклора, интенсивно обрабатывала собственные драмы. На Кавказе, вспоминая детство, Волынь , красоту природы Полесья , за несколько дней написала драму-феерию «Лесная песня» (укр. Лiсова пiсня ). На последнем году жизни создала драматическую поэму «Оргия» и посвящённый Ивану Франко лирико-эпический триптих «Что даст нам силу?»-"Орфеево чудо"-"Про великана" (укр. «Що дасть нам силу?»-«Орфеєве чудо»-«Про велета» ). Узнав о тяжёлом состоянии Леси, в Грузию приехала её мать. Ей писательница диктовала проекты своей последней, так и не написанной, драмы «На берегах Александрии».

Умерла Леся Украинка 19 июля (1 августа) 1913 года в Сурами (недалеко от Боржоми , Грузия) в возрасте 42 лет. Похоронена на Байковом кладбище в Киеве (надгробный памятник - бронза, гранит; скульптор Г. Л. Петрашевич; установлен в 1939 году).

Личная жизнь

В 1898 году в Ялте Лариса Петровна познакомилась с Сергеем Константиновичем Мержинским, общественным деятелем, выпускником Киевского университета святого Владимира . Мержинский жил некоторое время в Ялте, проходя лечение от туберкулёза. Четыре года спустя (в 1901 году) Леся едет в зимний Минск к смертельно больному возлюбленному. В тяжёлые зимние месяцы рождается одна из сильнейших её драм - «Одержимая», Сергей Мержинский умирает, и Лариса Петровна навсегда надевает чёрные траурные одежды.

В 1907 году поэтесса снова вернулась в Крым с Климентом Васильевичем Квиткой , впоследствии ставшим её мужем. Поспешный переезд спас жизнь Клименту Квитке, туберкулёз постепенно отступил. В течение супружеской жизни Климент Квитка записал песни, которые Леся помнила ещё с детства. А уже после смерти жены, в 1917 году , издал фотоскопическим способом двухтомник «Мелодии с голоса Леси Украинки». Климент Васильевич дожил до 1953 года , пережив жену на 40 лет.

Творчество

Лирика;
Драматические произведения.

Произведения

Сборник стихов «На крыльях песен» («На крилах пісень», ).
Сборник стихов «Мысли и грёзы» («Думи і мрії», ).
Сборник стихов «Отклики» («Відгуки», ).
Драма-феерия «Лесная песня» («Лісова пісня», ).

Экранизации

1976 - Лесная песнь (мультфильм)
1981 - Лесная песня. Мавка (фильм)

Память

В честь писательницы именем Леси Украинки названы:

Бульвар и площадь - в Киеве.
Библиотека № 268 им. Л. Украинки - в Москве .
Улицы - в Копейске , Припяти , Ивано-Франковске , Виннице , Харькове , Луцке , Москве , Тбилиси , Батуми , Иркутске , Минске , Ялте , Симферополе , Евпатории , Ковеле , Львове , Бресте , Черновцах , Черкассах , Горловке , Одессе , Житомире , Полтаве , Кременчуге , Гадяче , Севастополе , Мелитополе , Сумах , Сочи , Почепе .
Восточноевропейский национальный университет - в Луцке .

Напишите отзыв о статье "Леся Украинка"

Литература

Украинка Леся - статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
Анатоль Костенко. Леся Украинка. - Молодая гвардия, 1971.
Дейч А. Леся Украинка. - М ., 1954.
Забужко О. Notre Dame d’Ukraine: Українка в конфлікті міфологій. - К. , 2007.
Деревянко К. , Бобров Г. Украинка против Украины. - Луганск, 2012.
Быков Д. С. 88-92.
Міщенко Л.І. Леся Українка. - К.: Радянська школа, 1986. - 303 с.

Примечания

Ссылки

в библиотеке Максима Мошкова
Церетели Э. . - 2006.
в Запорожье.

Отрывок, характеризующий Леся Украинка

В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d"Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d"avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.

Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d"elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.

Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там. Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n"y a pas d"autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C"est un rayon de lumiere dans l"ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d"une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.

Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.

По фамилии мужа- Квитка, известная читателям как Леся Украинка. Появилась на свет будущая писательница 25(13) февраля 1871 года в Новограде - Волинском и воспитывалась в интелегентной семье. Лесин дед по матери - Яков Драгоманов - был декабристом, а дядя - Михаил Драгоманов - очень известным публицистом, критиком, историком, активным деятелем, которого преследовало правительство. Мать Леси Украинки - Ольга Петровна Косач, известная на то время украинская писательница Алёна Пчелка - имела огромнейшее влияние на дочку, сама выбирала ей патриотичный псевдоним - Украинка. Отец - Петр Антонович Косач - был человеком передовых взглядов, за что еще в студентские годы его исключили из Петербуржского университета.

Благоприятная среда изначально позитивно влияла на способности девочки. Она начала читать в 4 года, а в пять уже играла на фортепиано. И это не удивительно. Ведь ее семья дружила с такими «титанами» в литературе, как: Николай Лысенко, Михаил Старицкий, Павел Житецкий и др. Тем более мама заботилась об образовании дочки с самых ранних лет, знакомя ее с красивым украинским языком. Очень скоро это дало результаты. К несчастью, эти результаты оказались напрасными, т.к. на праздник Крещения воды (празднуется зимой) Леся попала в речку и заработала страшную болезнь - костный туберкулез.

Осенью 1884г ., в львовском журнале «Зоря» появилась первая публикации Леси - стихотворение «Конвалия».Зимой Алена Пчелка предложила Лесе перевести на украинский язык «Вечера на хуторе близь Диканьки» Николая Гоголя . В следующем году в Львове вышла книжечка переведенных рассказов Н. Гоголя, авторами которой были Михаил и Леся Косачи.

В марте 1893г . опять таки во Львове вышла первая Лесина сборка - «На крыльях песен», которая получила похвальную критику.

Леся интересовалась историей. В 19 лет она написала для младшей сестры учебник «Стародавняя история восточных народов». Причем, она написала его как настоящий профессионал - доступно, лаконично и интересно. Также Леся интересовалась философией, пробовала себя в публицистике. Вместе с сестрой Ольгой отведывала публичные лекции в Киевском университете. Очень много занималась самообразованием. И, наверное, именно поэтому, она стала самой образованной женщиной тогдашней Европы.

В 1894 г. Леся гостевала в Болгарии, в Софии у дяди - Михаила Драгоманова, работала в его библиотеке, сортировала ее, как будто чувствовала близкую смерть близкого ей человека.

В 1899 г. в Львове вышла вторая Лесина сборка "Мысли и мечты", а в апреле 1902 г. в Черновцах - книга поэзий "Отклики". У соавторстве с Климентием Квиткою поэтесса выдала сборку "Детские игры, песни и сказки с Ковельщины, Луцщины, Звягельщины на Волыни".
Первой и очень успешной и интересной трагедией Леси Украинки стала «Касандра». Окрыленная успехом писательница создала еще «Одержимую» и «Жертву», но, к сожалению, при издании второй сборки «На крыльях песен» эти драмы были исключены цензурой.
Что бы доказать, русским читателям, что украинский язык, не поступается их языку, Леся перевела на русский произведения И. Франка «На дне» и «Хороший заработок», которые вышли в издательстве «Донская речь».
В 1904г . внук Тараса Шевченка (Фотий Красицкий) по сестре Катерине создал портреты Лесиных сестер и самой поэтессы.
25 июля 1907г . Леся Украинка та Климентий Квитка поженились. Муж получил должность в суде Крыма в Балаклаве и семейная пара переехала туда, а со временем в Ялту.Кажется, прекрасный морской климат мог бы улучшить ее состояние здоровья, но поэтессе становилось все хуже. Берлинский профессор советовал поехать в Египет, но собранные на поездку деньги пара отдала на организацию экспедиции, целью которой была запись украинских народных дум.

В январе 1909г . в Киеве была поставлена «Голубая роза», все деньги, которые удалось выручить, отправили на памятник Т.Г. Шевченку.

Что бы поправить здоровье Леся Украинка часто переезжала.В 1911г . семья очутилась в Кутаиси, где муж получил должность. Писательница уже как будто чувствовала приближение смерти. Она переслала сестре Ольге свой архив, до изнеможения работала над «Лесной песней», которую начала 3 , а закончила 25 июля.«Лесная песня» была напечатана в Киеве еще при жизни поэтессы, в 1912г . В Кутаиси также были написаны драмы «Каменный крест» и «Оргия».

Друзья и родные настаивали на лечении Леси Украинки, из-за этого она снова посетила Египет, но поездки стали для нее мукой, а надежда на улучшение не оправдовывалась.

Леся мужественно готовилась к своему концу. В марте 1913 она написала заявку в библиотеку Научного общества им. Шевченка получить ее произведения в депозит, 28 апреля в последний раз посетила Киев, пришла на посвященный ей вечер в клубе «Семья», в середине апреля поехала снова в Кутаиси.

С голоса умирающей жены Климентий Квитка еще успел записать несколько народных песен. Тяжело больную поэтессу перевезли в Сурами, но уже никто не мог ей помочь.19 июля между первым и вторым часом ночи она умерла.
Труну с прахом доставили в Киев. 26 июля 1913 г. Лесю Украинку похоронили на Байковом кладбище. Полиция не разрешила ни речей, ни песен, и чтоб никто не посмел нарушить запрет, дала в сопровождение похоронной процессии наряд кинноты. За труной шла многотысячная толпа. Украина хоронила свою дочку. Мир хоронил великую поэтессу.

25 февраля 1871 - 01 августа 1913

украинская поэтесса и писательница

Биография

Лариса Петровна Косач родилась 25 февраля 1871 года в городе Новоград-Волынский .

Мать - писательница О. П. Косач (псевдоним Елена Пчёлка), отец - юрист Пётр Антонович Косач (1841-1909), который очень любил литературу и живопись. В доме Косачей часто собирались писатели, художники и музыканты, устраивались вечера и домашние концерты. Дядя Леси (так её называли в семье, и это домашнее имя стало литературным псевдонимом) - Михаил Драгоманов , который со временем по-дружески опекал племянницу и всячески помогал ей, - был учёным, фольклористом, общественным деятелем, продолжительное время жил за границей (во Франции и Болгарии). Леся основательно изучила ряд иностранных языков, что дало ей возможность широко ознакомиться с классическими произведениями мировой литературы.

Леся начала играть и сочинять маленькие музыкальные пьесы с пяти лет, в возрасте девяти лет написала первое стихотворение. В 1881 году она неожиданно тяжело заболела. Её мучила нестерпимая боль в правой ноге. Сперва решили, что у неё острый ревматизм, лечили ваннами, мазями, травами, но всё было бесполезно. Боль перешла в руки. Врачи, наконец, смогли определить, что это - туберкулёз кости. На музыкальной карьере Леси был поставлен крест. После первой, сложной, но крайне неудачной операции рука осталась искалеченной.

Писать и печатать Леся Украинка начала в возрасте 12 лет. К её ранним произведениям относится украинский перевод «Вечеров на хуторе» Гоголя (в соавторстве с братом). Печаталась Украинка в заграничных журналах «Зоря», «Жите і слово», «Літературно-науковий вісник».

Личная жизнь

В 1898 году в Запорожье Лариса Петровна познакомилась с Сергеем Константиновичем Мержинским, общественным деятелем, выпускником Киевского университета святого Владимира. Мержинский жил некоторое время в Ялте, проходя лечение от туберкулёза. Четыре года спустя (в 1901 году) Леся едет в зимний Минск к смертельно больному возлюбленному. В тяжелые зимние месяцы рождается одна из сильнейших её драм - «Одержима», Сергей Мержинский умирает, и Лариса Петровна навсегда надевает чёрные траурные одежды.

Леся Украинка – литературный псевдоним Ларисы Петровны Косач (Квитки) (13 (25).02.1871 – 19.07 (1.08).1913), великой украинской поэтессы и драматурга.

Леся родилась в семье украинских интеллигентов Петра Антоновича Косача и Ольги Петровны Косач (из рода Драгомановых). Петр Антонович – юрист по специальности, выпускник Киевского университета, большую часть жизни служил в Волынской губернии в учреждениях по делам крестьян. Он был членом киевской «Старой громады», где познакомился с Михаилом Петровичем Драгомановым и его младшей сестрой Ольгой.

Родилась Леся в городе Звягеле (Новограде-Волынском); в 1879 году семья переезжает в Луцк, а в 1882 году – в собственное имение в селе Колодяжном возле Ковеля. Именно Колодяжное, где она формировалась как личность, Леся считала своей малой родиной.

Уже в раннем детстве в жизни Леси проявились две главные особенности – ее болезни и ее необычайные способности.

Болезни . Леся родилась очень слабой и потом все выглядела хрупкой. В семье ее любовно звали Зеичкой (тоненькой былинкой). В 1880 году у нее появились признаки хронической болезни, которую долго не могли определить. Оказалось, что это очень неприятная форма туберкулеза костей (коксит). 11.10.1883 г. Леси была сделана операция на пораженных костях левой руки, но очень скоро выяснилось, что поражены также кости правой ноги.

Боли в ноге, то затихая, то усиливаясь до невыносимых, преследовали Лесю вплоть до 1899 года, когда в Берлине ей сделали удачную операцию. Выздоровев после нее, Леся смогла наконец ходить относительно свободно.

Начиная с конца 1907 года у Леси появились признаки туберкулеза почек. Единственным способом на эту болезнь было климатическое лечение в Египте, где Леся провела зимние сезоны 1909 – 1910, 1911, 1912 – 1913 годов. Это были паллиативные меры, которые замедляли развитие болезни, но не могли ее остановить. В состоянии крайнего истощения от плохой работы почек Леся угасла на 43-м году жизни в городке Сурами в Грузии.

Способности . Уже в раннем детстве Леся обнаружила свои чрезвычайные способности (ее смело можно назвать Wunderkind). Она очень рано научилась читать и уже в возрасте пяти лет написала свои первые письма в Женеву, к семье дяди Михаила Драгоманова. В возрасте девяти лет она написала свое первое стихотворение « », в 13 лет она уже имела напечатанными 2 поэзии. Эти произведения появились под псевдонимом «Леся Украинка», который предложила ее мать. В 14 лет Леся – автор двух опубликованных переводов повестей Гоголя и первой своей поэмы « ».

Леся очень любила музыку и имела большие способности к игре на фортепиано. Она не могла их развить из-за болезни руки.

Из-за этой же болезни Леся никогда не могла посещать школу и набиралась знаний от матери, частных учителей и постоянного чтения книг.

Леся имела прекрасные способности к языкам и сама о себе говорила, что видимо нет такого звука, которого она не могла бы выговорить. Она свободно разговаривала на украинском, русском, польском, болгарском, немецком, французском и итальянском языках, писала свои произведения на украинском, русском, французском и немецком языках, переводила с древнегреческого, немецкого, английского, французского, итальянского и польского языков. Она хорошо знала латинский язык, а во время пребывания в Египте начала изучать испанский язык.

Блестящее знание языков открывало перед ней все богатства европейской литературы, новинки которой она могла читать в подлинниках.

Творчество . Основная тема творчества Леси Украинки – это национально-освободительная борьба украинского народа, уверенность в неизбежной победе в этой борьбе. Начиная от таких ранних произведений, как поэма « » (1888) и поэтический цикл « » (1891), из-за высокой патетику « » (1895 – 96) – до « » и « » (1913), завершенных в последний год ее жизни – Леся Украинка давала все новые и новые образы бескомпромиссных борцов за свободу против тирании всякого рода.

Эта политическая поэзия никогда не была агитацией, приспособленной исключительно к потребностям текущей минуты. Не давая никаких советов относительно программы и тактики революционной борьбы, о конкретных путях воплощения идеалов свободы, и даже не называя слова «Украина», Леся показывала романтические картины этой борьбы.

Из какой бы области она не брала свои сюжеты – из древнего Египта (« », 1906), или по истории древних евреев (« », 1903, « », 1904), или из эпохи раннего христианства (« », 1908, « », 1911), или из европейского средневековья (« », « », 1893) – везде мы видим четко очерченных положительных героев, олицетворение мужества, честности, преданности идеалам. И видим лагерь обнаглевших от безнаказанности деспотов, олицетворение насилия, распущенности и деморализации. Столкновение этих сил, в соответствии с правилами романтизма, чаще всего заканчивается трагически, но всегда гибель героев у Леси Украинки оказывается необходимым шагом к победе.

Основными источниками творчества Леси Украинки были ее внутренние переживания и литературные впечатления (на которых основаны упомянутые выше произведения). Ее переживания отразились в целом ряде блестящих лирических стихов, начиная от раннего цикла « » (1891) – до циклов « » (1910) и « » (1911), написанных в полном расцвете ее таланта. Из этого же источника вытекают и некоторые другие ее произведения, например, рассказ « » (1897).

Зато наблюдения над современной жизнью, которые обычно являются источником творчества писателя, не имели для Леси Украинки существенного значения, хотя такие ее произведения как повесть « » (1894) или рассказ « » (1898) вытекают именно из этого третьего источника.

Стилевые поиски Леси Украинки не ограничивались романтизмом: имеем ее произведения в духе декадентизма (« », 1896), реализма (уже упомянутые «Единственный сын», «Над морем», « », 1905) и даже чистого эстетизма без внятной идейной направленности (« », 1911). Однако романтический стиль всегда оставался господствующим в ее творчестве.

Переводы . В 1889 году к брату Михаилу Леся Украинка изложила большую программу переводов произведений мировой литературы на украинский язык. В рамках этой программы она переводила произведения Г. Гейне – « » (1890), поэму « » (1893) и другие стихотворения. Среди ее переводов – гимны из «Риг-веды» (1890), поэзия Древнего Египта (1910), попытки переводов произведений Гомера, Данте, Шекспира, Байрона.

Об идейной направленность переводов Леси Украинки лучше всего свидетельствует ее работа над драмой Г. Гауптмана « » (1900), темой которой является восстание рабочих в Силезии в 1844 г.

Фольклор . Леся Украинка на протяжении всей жизни интересовалась украинским фольклором. Она знала очень много народных песен (около 500) и сама была выдающимся носителем фольклора. Первая ее работа по фольклористике – « » – опубликована в 1891 г., а последний большой цикл песен с ее голоса записал ее муж К. В. Квитка в 1913 г.

Леся Украинка и Климент Квитка были первыми украинскими фольклористами, которые начали записывать исполнение народных песнопений на фонограф. В 1908 г. Леся выделила из своих небольших средств 300 рублей для Филарета Колессы, благодаря чему он смог записать много дум для своего фундаментального издания.

Общественная активность . Поскольку в Российской империи любая общественная активность была запрещена, каждая попытка в этом направлении становилась нелегальной и революционной. В 1897 – 1900 годах Леся Украинка переводила на украинский язык произведения европейской социал-демократической литературы, чтобы дать материал для самообразования украинским социал-демократическим кружкам.

Период наиболее активного участия в революционном движении приходится на 1902 – 1903 годы, когда, находясь в Сан-Ремо (Италия), Леся Украинка ведет переписку с Феликсом Волховским в Лондоне и Михаилом Кривинюком в Праге. Темой переписки было издание нелегальной литературы, из которой до нас дошел перевод « ». В то время Леся Украинка готовила произведение под названием «Наша жизнь под царями московскими», которое на сегодня не найдено.

После революции 1905 года появились некоторые возможности легальной общественной работы. В июне 1906 г. Леся Украинка была избрана в правление киевской «Просвиты», где она занималась библиотекой. Эта ее деятельность уже в ноябре 1906 г. обратила на себя внимание царских жандармов: в открытии публичной библиотеки было отказано, а участие Леси Украинки в «Просвите» расценивалась как компрометирующий факт и для Леси лично, и для всей организации.

Логическим следствием этих жандармских студий стал арест Леси Украинки (17 – 18 января 1907), а в дальнейшем – и закрытие самой «Просвиты».

После 1907 г. Леся Украинка из-за семейных обстоятельств и прогрессирующей болезни была вынуждена жить преимущественно за пределами Украины и не имела возможности принимать участие в общественных делах. В это время она сосредотачивается на главном деле своей жизни – поэтическом творчестве.

Наследие . При жизни Лесе Украинке удалось напечатать отдельным изданиями три сборника своих стихов: « » (Львов: 1893 г.), « » (Львов: 1899 г.), « » (Черновцы: 1902 г.). В Киеве в 1904 г. была напечатана книга избранных стихов под названием «На крыльях песен», которая сильно пострадала от русской цензуры; в 1911 г. киевское издательство «Колокол» выпустило первый том произведений, который оказался и последним.

Следующий этап изучения наследия Леси Украинки приходится на 1920 – 1930 годы. В это время были напечатаны собрание сочинений в 7 томах (1923 – 1924 гг. под ред. К. В. Квитки) и в 12 томах (1927 – 1930, под ред. , не закончено). Эти издания осуществлялись украинскими патриотами и они до сих пор составляют большую ценность.

Этот этап был грубо переврано управляемыми из Москвы политическими репрессиями. Все участники студий были уничтожены или лишены возможности работать по специальности.

Поэтому следующий, советский этап (1950 – 1991 гг.) начался как будто с чистого листа. Его вели совершенно новые люди, которые не получили никакого наследия от предыдущего этапа, и даже упоминания о предыдущих исследователей тщательно вычеркивались. В это время было напечатано произведения Леси Украинки в 5-ти (К., 1951 – 1956), 10-ти (К., 1963 – 1965) и 12-ти томах (К., 1975 – 1979). Несмотря враждебное отношение к украинству и политическую цензуру, эти издания все же содержали нечто новое, ранее неизвестное из наследия поэтессы.

Четвертый этап освоения наследия Леси Украинки начался во времена независимости (с 1991 г.) и продолжается до сих пор. На этом этапе основное внимание уделялось разговорам о необходимости напечатать новое издание произведений в 16 томах (но по состоянию на 2014 г. ни буква из этого издания еще не была напечатана).

В этот же период было создано наше электронное издание произведений Леси Украинки, которое на сегодня является самым полным и лучше проработанным корпусом ее произведений. Это издание содержит много технических и содержательных новинок и может служить образцом для современных изданий других авторов, таких как, и.

	Леся Украинка в Викицитатнике
	в Викитеке