На скриншоте Варвара Турова объясняет своему бывшему работнику из…: kassian. Расскажите, пожалуйста, о том, что будет, какие планы…. У вас все-таки современный театр

24 мая 2009 года моего племянника, маленького Алешу сбила машина на пешеходном переходе на улице Долгоруковская.

Аня Немзер справляла день рождения в Мастерской в тот день, было воскресенье. Мне позвонила мама и упавшим голосом сказала:

Алешу сбили, он в больнице.

В смысле, сбили???

Машина сбила.

Очень. Приезжай.

Я не могу вспомнить, о чем я думала в машине.

В больнице (Спасибо, Господи, спасибо, врачам Скорой, которые без малейшего блата повезли его именно в 20-ую, на Полянке, клинику доктора Рошаля, которого в жизни ни в чем не обвиню и которому памятник надо поставить уже только за одну эту больницу) я обнаружила усилием воли спокойную сидящую на лавочке маму и вовсе не спокойную Аню, ходящую по коридору от одной стены до другой.

Так прошло часа, кажется 3. Или 4.

У Алеши был сильный ушиб головного мозга, перелом основания черепа, перелом ноги.

Он был в коме и не было никакой «неврологической активности».

Мы подождали, когда выйдет дежурный врач, Ирина Анатольевна, услышали: «Ситуация очень серьезная, но сегодня вам тут делать нечего, езжайте домой отдыхать, возвращайтесь завтра в 15.00 и верьте в лучшее», и уехали домой.

Мы приехали к Аниной свекрови, где ждали Анины младшие дети Петя и Инночка, и все, наперебой, стали друг друга подбадривать. Очень активно. Очень искренне. Как в какой-то пьесе. Как будто мы репетировали это много раз.

В 15 часов в больнице на Полянке происходит вот что. В холл приемного отделения выходит дежурный врач реанимации. Он говорит: «Информация», и к нему выстраивается очередь. Очередь из бледный нервных осунувшихся людей, родителей детей, с которыми все не в порядке. Врач по очереди, тихонько, чуть в стороне, рассказывает родителям, что нового случилось за сутки. Если случилось. Если у врача звонит в этот момент телефон, он просто говорит в трубку: «я на информации». На том конце всегда знают, что это значит.

Это единственное время суток, когда ты хоть как-то можешь со всем этим справляться. До 15.00 жизнь имеет какой-то смысл и конкретное занятие - ты ждешь 15.00.

Наутро нам сказали, что гематома увеличилась больше, чем в 2 раза, что его готовят к операции. Будут делать трепанацию, удалять гематому. Мы все слышали слово «трепанация» только в кино, и очень испугались, конечно. Но все, наперебой, стали подбадривать друг друга и особенно Аньку. Как в пьесе. Как будто выучили, что именно надо говорить в таких ситуациях. Как будто мы это репетировали.

Потому, что это и называется крепкая семья. Мы так называемся.

Алешу прооперировали. Ситуация лучше не становилась, в коме он не проявлял никаких признаков этой самой неврологической активности, внутричерепное давление скакало очень резко и как нам объясняли врачи именно это и было самым опасным.

Мы дышали вместе с ним. Мы ходили по городу с Анькой, ездили во все монастыри (даже не только из-за желания молиться о нем (конкретное дело в таких ситуациях - дико важная вещь!)), сколько и из-за общей там тишины и покоя). Мы сидели в монастыре Даниловском у цветущих клумб и пытались быть такими спокойными, и так ровно дышать, чтобы и Алешино давление успокоилось. Чтобы как-то передать ему наш покой. Которого, конечно, не было и в помине, но который мы изо всех сил старались выработать.

Все это время, рядом с нами был человек, который Алешу сбил. 19-летний дагестанец Гаджи. И его семья - старший брат Александр и мама - Лидия. Мне казалось, и кажется до сих пор, что вообще-то, это было испытание для их (а не для нашей) семьи. Бог затеял это не про нас, а про них.

Потому что я никогда не видела такого раскаяния, такого мучения, такого ада. Они очень бедная семья, у них ничего нет, они хотели заработать в Москве хоть что-то. Лидия, в платочке, деревенская такая, плакала не переставая. Совсем. Без остановки. Говорила сквозь слезы: «Выздоровеет мальчик - поедем к нам Дагестан. Костер сделаем, барана зарежем, шашлык будет делать, шалаш поставим!». Гаджи молчал и не мог (физически смотреть нам в глаза). Александр тихо повторял: «Пусть лучше Аллах меня заберет!». Мы очень сблизились с ними в то время. Не потому, что мы такие уж хорошие, правда. Просто вы не видели их глаз.

Отец Алексей Уминский приехал из дома по первой Аниной просьбе, открыл запертую церковь и мы молились в пустой церкви этой. Я не знаю не просто, что было бы с Алешей, если бы не эти молитвы с о. Алексеем, я не знаю в первую очередь, что было бы с нами, что было бы со мной.

Ситуация не улучшалась. Врачи, выходящие в 15.00, один раз в сутки, к нам, говорили одно и то же, чуть разными интонациями. Ирина Анатольевна пыталась говорить нам что-то обнадеживающее, низенький полный лысый доктор, хирург с толстыми руками, переживал так, как будто это его ребенок (я даже подумала - надо же, а я думала для такой работы надо наоборот каменным быть, ан нет, живые все люди), еще одна доктор была холодна и профессиональна и на Анин прямой вопрос «А какой самый худший вариант, кроме летального, который может случиться?» (не задавайте таких вопросов врачам, что бы ни происходило, никогда) ответила: «На данный момент ситуация говорит о том, что есть довольно большой шанс, что он проведет жизнь в вегетативном состоянии».

У нас были распределены роли, это было важно. Мы все поддерживали и питали друг друга и Аню, но все как-то по-разному. Мы запретили людям (близким и переживающим за нас) плакать при нас или говорить что-либо вроде "Анечка, бедная, как же ты выдерживаешь это". Запретили, прямым текстом. Мы запретили ездить с нами вместе в больницу моей любимой крестной, которая не могла сдерживать слез.

Числа, кажется, 4 июня (как я могла забыть? 4?), Аня Красильщик написала мне смс, что машина сбила 6-летнего Глеба, сына наших друзей. Мы сразу позвонили им, мы думали помочь им, в том числе тем опытом, который у нас уже к тому моменту был. Мы как раз выходили из больницы в момент этого смс. А через 2 часа другая Аня, Карельская, написала мне два слова: «Глеб умер».

Мне никогда не приходило в голову, что моя поддержка, слово какое-то, не говоря уже о присутствии на молебне, может облегчить ситуацию незнакомым людям. Мне казалось, что им до меня, а мне до них

Потом у наших друзей был день, когда они с утра ходили на похороны Глеба, а вечером на молебен, куда мы очень попросили их всех прийти, вместе помолиться за Алешу. И когда молебен закончился, отец Алексей повернулся к нам (было человек 70), посмотрел, и вместо проповеди сказал: «Все будет хорошо!».

Отец Алексей это сказал, в том числе потерявший несколько лет назад своего взрослого сына, и отпевавший его. Было какое-то чувство, что ему лучше знать. Что все будет хорошо.

Мы всей толпой пошли гулять на бульвар, мы старались веселиться, не буйно, не фальшиво, а как-то по-настоящему. Мы старались благодарить. Друг друга, людей, которые невероятно, невероятно, неправдоподобно нас поддерживали.

За те дни мы получили сотни (!) писем, записок, звонков и смс от, часто, незнакомых вовсе людей. Это - мое главное открытие за год. Я часто помогала друзьям и поддерживала их. Но мне никогда не приходило в голову, что моя поддержка, слово какое-то, не говоря уже о присутствии на молебне, может облегчить ситуацию незнакомым людям. Мне казалось, что им до меня, а мне до них. Многие мои друзья не звонили мне в то время, потому что «ну мы думали, тебе не до нас». Всегда звоните. Всегда пишите.

В Мастерскую пришла женщина и оставила мне записку - «Знайте, что в таком-то храме, каждый вечер весь приход молится за Алешу». Александр (брат Гаджи) говорил нам: «За Алешу вчера 4 тысячи мусульман молилось, мы попросили всех попросить». На молебен пришли люди, которые просто читали мой жж, они никогда не видели ни меня, ни Алешу, ни Аню. Но они пришли. Я не знала, что такое бывает. Я не знаю, как их - вас - благодарить.

Вы не представляете, как это важно. Никогда не стесняйтесь позвонить и сказать: «Я с тобой. Я все время с тобой. Чем тебе помочь? Хочешь, я приеду?». Это важно. Это очень помогает. Очень.

Алеша все не начинал дышать сам.

Я уехала с Инкой и Петей в Кратово. Там я легла попробовать поспать днем на первом этаже, и засыпая, увидела, как качаются верхушки сосен. Подумала что-то вроде: «может этот ветер поможет ему дышать, пусть ему станет легко», и впервые за те дни заснула спокойно. Проснулась от Анютиного звонка: «Алеша проснулся из комы, он даже пытался говорить».

На следующий день была Троица. Как сегодня. Мы ехали в церковь к Уминскому, и когда зашли в нее, я говорю - Ань, сегодня самый счастливый день в твоей жизни?

А она ответила:

Самый счастливый будет, когда я приду сюда с Алешей.

Постепенно Алеша приходи в себя, как только его перевели в обычную палату, его стало можно навещать. Я пришла и испугалась. Передо мной на кровати сидел лысый, бледный, похудевший мальчик, с какими-то заторможенными реакциями, какой-то очень повзрослевший и грустный. У меня сжималось сердце от мысли, что он таким будет теперь. Это только потом мне объяснили, что ему давали в то время такое количество всяких препаратов, что он просто не мог не быть заторможенным, что нельзя выходить из комы прямиком в нормальную жизнь и т.д.

Конечно, меня страшно интересовало, видел ли он что-нибудь, пока «спал».

Он рассказал:

«Мне казалось, я у бабушки (нашей с Аней мамы Алисы) и хочу в школу уйти, а Алиса мне говорит: "Не ходи сегодня в школу, Алешенька, ты болен".

А еще ужасно неприятная музыка в реанимации играет».

Я подумала - радио какое-то моет врачи дежурные слушают. Ничего подобного. Не играет там никакая музыка, я позже узнала.

Гаджи пришел в больницу в какой-то момент и подарил Алеше настоящий дагестанский нож. Они были как братья, правда. Такие два пацана.

А еще через неделю Александр, старший брат Гаджи, разбился насмерть в автокатастрофе.

В Дагестан мы так и не поехали, у них начался траур, и т. д.

Маленький Алеша вскоре пришел в церковь, ту самую, на костылях. Ему было неловко, потому что туда пришла куча народу, которая его никогда не видела, но которая жила новостями о нем в течении всех тех недель.

Потом, на следующую Троицу, он прислуживал в Алтаре, взрослый, высокий, в белоснежном стихаре.

А этим летом в Шишаках мой яблочный пирожок маленький Алеша схватил меня на руки и кружил по террасе. Совсем большой. Приходит в Мастерскую сам, играет на флейте и гитаре, мечтает стать врачом. Сегодня у него день рождения.

Зачем я все это написала?

Да просто, на самом деле, я хочу сказать вам, друзья, - спасибо вам всем, отмолили, спасли.

Леха, с днем рождения! Люблю тебя

В мой мир

У Никанора на заводе

Целый день огонь горит:

Лизавета глину топчет,

Никанор горшки кроит.

Такие частушки пели в деревне про родителей маминого отца Николая Никаноровича Казанкова. От этого занятия родителей (горшки - казанки) и пошла фамилия Казанковы: когда Николай в юности приехал на заработки в Питер, фамилии у него не было. Расспросили его хозяева, откуда он и кто родители, да и придумали фамилию. Стал классным маляром. Работал в Зимнем дворце. Про его трудолюбие тоже пели:

Дедушка Николай и бабушка Александра

У Казаночка под окошком

Расцвела черемушка

Раскудрявый Казаночек

Не вставай до солнышка.

Николай родился в 1880 году. Его жена - Александра Петровна - была ему ровесницей. В семье было 12 детей, мама - младшая. Родилась в деревне Заполицы Галичского района Костромской области 1 июля 1921 года. Дата рождения, конечно, не точная, так как летом, в страду, крестить детей было некогда, а осенью, когда выбирались в церковь, точного числа уже и не помнили. Наверное, поэтому праздником всегда был день ангела "Вера, Надежда, Любовь", 30 сентября.

Мама (крайняя слева в первом ряду) в киевской больнице

В деревенском хозяйстве, кроме лошади и коровы, были курицы, кошка, овечки. Из овчины шили тулупы: для этого нанимали портного, который некоторое время жил в доме и работал. С обувью было плохо: валенок на всех не хватало, не говоря уже о сапогах. Поэтому мама и простудила ноги. В деревне проучилась только один год: заболела нога, не могла ходить. В Костромской больнице диагностировали туберкулез кости. По совету брата Сергея переехали в Краматорск к старшему брату Алексею. В Краматорске мама пролежала три месяца в гипсе, а потом ее отвезли в Славянский детский туберкулезный санаторий, где провела еще полгода. По возвращению оттуда дали направление в киевскую больницу. Там продолжили лечение в течение 8 месяцев. В результате болезни одна нога была короче другой на 10 см. В школу пошла на костылях, потом ходила в очень некрасивой протезной обуви, которую заказывали в Харькове.

В 1938 году мама встретилась с Надей Конягиной, которая тоже перенесла туберкулез кости, но ей сделали в Харькове операцию на тазобедренном суставе, в результате которой нога удлинилась. Надя носила обычную обувь, и дефект был почти незаметен. Рассказала родителям об этом, и они попросили врача, Пузнянского Якова Григорьевича, дать направление в Харьков на такую операцию. Он же сам взялся прооперировать маму и сделал это успешно. С тех пор никаких болей в ноге не было. Доктор погиб на финской войне.

Мама - школьница

21 июня 1941 года в школе был выпускной вечер, гуляли до поздней ночи. А утром, 22-го, разбудила бабушка и сообщила, что началась война с немцами. У мамы, как закончившей школу с отличием, было право поступать в любой институт без экзаменов. Давно уже был выбран медицинский, в Сталино (сейчас Донецк). Отослала туда документы, вскоре пришел вызов. Ехать не хотелось, так как война уже шла вовсю, но бабушка сказала: ``Поезжай. Сталин Донбасс немцам не отдаст"". Только приехала, как железнодорожный вокзал разбомбили. В институте посылали на рытье окопов, а маму из-за ноги освободили, и она вернулась домой.

Пришли немцы. Комсорг класса Зойка Немцова сдала список комсомольцев в гестапо. С тех пор обязали регулярно приходить на отметку. Паспорта отобрали. Однажды зимой послали расчищать от снега железнодорожные пути. Работали вместе с подругой Аней Меренковой (после замужества - Бражко). Воспользовались, что немцы не наблюдают, и сбежали. Румыны из охраны стреляли вслед. Молодость бесстрашна: племянник Костя нашел и притащил домой парашют, хотя в расклееных по городу объявлениях грозили за это расстрелом. После войны мама с удовольствием носила кофточку из прочного парашютного шелка.

Когда немцев ненадолго выгнали из города, мама с подругой Аней пошли к нашим военным проситься на работу с тем, чтобы при отступлении уйти с войсками. Но их заверили, что отступления не предполагается, а рабочие руки нужны и в тылу. Прошло совсем немного времени, как наши все-таки отступили. Опять пришли немцы.

Есть было нечего. Про суп тогда говорили: ``Пшенина за пшениною гоняется с дубиною."" Запомнилось, как с Костей мечтали о макаронах. Иногда он промышлял лягушек, но даже голод не превращал их в лакомство. Чтобы прокормиться, ходили на заработки к ``хохлам"". Пололи, делали все, что скажут. За работу получали немного еды, иногда кукурузное зерно или муку. Многие, поверив немецкой пропаганде, уезжали на заработки в Германию, потом начали угонять насильно. Маму от угона спасала больная нога, бабушку - возраст. В первую очередь нужны были здоровые, работоспособные, молодые. Некоторые девочки из класса уехали. Все мальчики ушли на войну, никто из них не вернулся. Забрали и старшего брата Сергея. Из Курской области пришло потом извещение, что он пропал без вести (видимо, на Курской дуге).

Студенты-заочники. В первом ряду: третий слева Вулис, вторая справа - мама

После ухода немцев в 1943 году поступила работать чертежницей на цементный завод в отдел главного механика, которым руководил Тимофей Петрович Расторгуев. С мечтой о медицинском институте пришлось расстаться - нужно было на что-то жить. В 1945 году поступила в машиностроительный техникум на вечернее отделение. Несколько месяцев спустя, попросила в школе сделать копию аттестата и сдала документы во всесоюзный заочный институт строительных материалов. Начала учиться и там. Директор краматорского отделения института, Вулис, приглашал в Краматорск московских преподавателей для чтения лекций и приема экзаменов, так что в Москву ездили только на заключительные экзамены.

Занятия в техникуме иногда приходилось пропускать из-за учебы в институте и занятости на работе. Мама вела техминимум по сварке для студентов, а также руководила их производственной практикой. Организация ремонта оборудования в цехах тоже была на ней. Когда после очередного пропуска приходила на занятие, преподаватель математики старался вызвать к доске в воспитательных целях, но с задачами, которые были несравненно легче институтских, успешно справлялась. В городской библиотеке ее всегда одолевали студенты - просили помощи в решении задач.

Мама (крайняя слева) с подругами

С Ниной Балан

Встреча родителей произошла в 1951 году. Папа приехал в Краматорск в командировку с заданием установить причину неполадок мельничного оборудования, которое производилось на ``Уралмаше"". Зашел в отдел главного механика - в распахнутом котиковом полушубке - для знакомства. Маме поручили выписать пропуска для него и его товарища. Пошла выполнять, но с пол-дороги вернулась: ``Фамилию ``Земсков"" запомнила, а вторую - забыла"". Потом показывала ему завод, водила по цехам.

Папе сразу понравилась миловидная стройная девушка, подкупавшая своей компетентностью в производственных вопросах и целеустремленностью в учебе. Вскоре случайно встретились в библиотеке, которая размещалась в том же здании, что и комнаты для приезжих. В один из вечеров пошли в кино. Смотрели фильм о Богдане Хмельницком на украинском языке, а мама переводила непонятные места. После сеанса пошел провожать. Поднялись в квартиру, познакомились с бабушкой и сели пить чай. По радио пели: ``Под городом Горьким, где ясные зорьки, в рабочем поселке подруга живет..."". Все подпевали. Бабушке до того понравился симпатичный эмоциональный молодой человек, что после его ухода она воскликнула: ``Вера-матушка, где ты такого парня нашла?!"", на что мама ответила: ``это приезжий, он здесь ненадолго"".

А после папиного отъезда завязалась переписка.

Первый ряд: тетя Ася, дядя Федя, папа, дядя Женя.

Второй ряд: прабабушка Анна, бабушка Фекла, дед Аким.

Папин прадед по отцу - Тимофей - был хлеборобом. Жили в деревне Мало-Турово Кленовского сельсовета (ближайшая сохранившаяся до нашего времени деревня - Кленовка, ближайший город - Верещагино Пермской области). Дед - Михаил, отец - Аким (род. в 1888) и дядя Егор (род. в 1886) сами построили водяную мельницу и успешно эксплуатировали ее, из-за чего в 30-е годы семью чуть не раскулачили.

Мама - Фекла Антипьевна Корлякова (1899 г.р.) - из деревни Карелы. Закончив, как и отец, церковно-приходскую школу, работала до замужества учительницей начальной школы.

Папина бабушка по маминой линии была набожной, и иногда дочери и внукам доставалось от нее за недостаточное почитание бога. Но веры своей им передать так и не сумела. Да и время было тогда такое, что церкви и молитвы не приветствовались.

Аким Михайлович и Фекла Антипьевна поженились в 1922 году. Помимо мельничных работ, вместе занимались изготовлением облучков - красивых санок, в которые запрягали самых лучших лошадей. Нарядные облучки шли нарасхват. Навыки слесарного и столярного ремесла Аким Михайлович получил еще в годы армейской службы, когда работал на Казанском оружейном заводе.

В 1932 году, спасаясь от раскулачивания, сдали мельницу под расписку в сельсовет и поехали искать работу в Сибирь. Отъезжали со станции Верещагино. Поездка была длинной. В сибирском зерносовхозе Акима Михайловича приняли на работу слесарем-инструментальщиком. Совхоз занимался еще и скотоводством - папа, тогда совсем маленький мальчик, пугался бегающих по деревне быков.

Но поиски лучшей жизни на этом не закончились: предприняли поездку в Ташкент - ``город хлебный"". Там тоже не укоренились - ни жилья, ни работы, голодно. Запомнились узбекские дети на станциях, подбиравшие арбузные корки.

Фекла Антипьевна Корлякова

Все это время состояли в переписке с братом Феклы Антипьевны - Яковом (1897 г.р.), который осел в Свердловске и, хотя сам жил в землянке, агитировал ехать к нему. Так и сделали. Отец поступил на работу на Уралмашзавод, и ему практически сразу дали комнату в деревянном доме, затем - две комнаты во 2-ом этаже дома по улице 40-летия Октября, бывшей ул. Молотова (эти дома уже снесены).

Не все дети стали взрослыми. В 1931 году умер старший брат Виктор. Ему было всего 12 лет. Похоронили на кладбище в поселке Семь Ключей. Там же похоронен и дед Михаил, который в последние годы жил с дядей Егором. Деду было 84. В 1937 году умерла грудным ребенком сестренка Люба. Позднее родится еще одна Люба - самая младшая из детей.

Перед войной получили 2-хкомнатную квартиру по ул. Кировоградской, 54. Этот трехэтажный дом сохранился до сих пор. Около него в военное время несли дежурства по ночам, иногда поднимались на чердак. Все несущие конструкции на чердаке обмазывались глиной на случай попадания зажигалок.

Из школьных лет запомнилась игра в биллиард, сделанный отцом. Шары были металлические и меньше стандартных. В этой игре папа часто выходил победителем. С удовольствием играли в лапту во дворе. Правила игры такие: устанавливается очередность игроков, затем первый игрок бъет лопаткой по мячу, стараясь попасть в отмеченную область, и бежит к команде; команда старается перехватить мяч и попасть мячом в бегущего, и если это удается прежде, чем игрок добежит до команды, то бьющий возвращается на исходную позицию, и все повторяется сначала; если команда, промахивается, то бить начинает следующий игрок. Катались на коньках и лыжах, опять же самодельных. Однажды не повезло: не успев уклониться от упавшего старшего брата, папа бросился в снег, а слетевшая лыжа ``протаранила"" Жене щеку. Напоминание об этом случае осталось у Евгения на всю жизнь в виде маленького шрамика.

Отрывок из письма Акима Михайловича.

Свидетельство об окончании семи классов папа получил в 1941 году. Несмотря на начавшуюся войну, поступил в электромеханический техникум на ул. Декабристов (впоследствии в этом здании располагался университет марксизма-ленинизма). Но в этом же году вышло постановление правительства о приостановлении работы техникумов, и учеба не состоялась.

9 февраля 1942 года папа поступил на Уралмашзавод к отцу на верстак. Верстак стоял в будочке, отгороженной внутри сталефасонного цеха. Ремонтировали редукторы, регулирующие давление газа в резаке металла. Было человек 10 газорезчиков, которых надо было бесперебойно обеспечивать инструментом. Работали по 12 часов: отец - в 1-ую, сын - во 2-ую смену. Сталефасонный цех прозводил башни для танков: формовали по модели, потом - отливали. Не остывшие и не очищенные от формовочной земли детали танка имели вполне мирное применение - рабочие пекли на них картошку. Потом землю выбивали, поднимая половинку опоки (рама с формовочной землей) при помощи крана. При отливке образовывался пригар, обрубать который зубилом и пневматическим молотком было задачей обрубщиков. Для этого залезали внутрь башни. Все обрубщики со стажем заболевали силикозом легких и рано умирали.

Аким Михайлович Туров

Короткое время в цеху работал и младший брат Федор, получавший за это рабочую карточку. Это было необходимо, так как в семье росли еще две младших сестренки, а время - голодное. Хлеба и молока вдоволь не ели, мама часто отдавала свою долю детям. Лучшее лакомство - мамины паренки, то есть печеная репа, которую сами и выращивали на лесных огородах вместе с картошкой. Овощи росли хорошо, потому что обильно удобряли. Картошки хватало на всю зиму - с обрабатываемых 35 соток собирали около 400 ведер. Дополнительный доход приносила продажа часов на рынке. Сломанные часы покупались по дешевке, отец занимался их починкой, дети - реализацией. Часовые работы после войны превратились в хобби, свое умение отец передал и папе.

В 1942 году вышло постановление о восстановлении техникумов. Поступил в Уралмашевский вечерний машиностроительный техникум. Занятия в техникуме начинались в шесть вечера. Дружил с Костей Тишковым, тоже работавшим на заводе. До сих пор хранится его письмо со строительства Асуанской плотины в Египте. Дипломную работу на тему ``Проектировка цеха по производству протяжек"" защитил в 1947 году на ``отлично"". Протяжка - инструмент для расширения отверстий до нужного размера.

Хотелось учиться дальше. Выбрал заочный машиностроительный институт при заводе. Опять надо было сдавать экзамены, а кое-что из школьной программы уже забылось, поэтому вступительный экзамен по математике сдал за папу ``свежеобученный"" в школе Федор. После окончания техникума перешел на работу в 82-ой цех в технологический отдел по холодной обработке металлов резанием. Отделом из 4-х человек руководил ``боевой мужик"" Кощеев Юрий Михайлович. Проработал там до 1948 года. Потом заинтересовался сборкой экскаваторов (цехи 29, 30). Узнал о цехе внешнего монтажа и поступил туда шеф-монтером. Ездили по вызовам монтировать различное оборудование. Зарплата - 1000 рублей - считалась очень хорошей. Если сдавали объект с оценкой ``отлично"", то получали 100 % премиальные. В оценку включались качество и срок. В основном, монтировали экскаваторы. Первый экскаватор собрали под папиным руководством в Первоуральске на магнетитовом руднике.

На своем участке около дома на Уралмаше

Потом были - Липецк, АнгарГЭСстрой около Иркутска, Кантаги в Узбекистане, Вольск в Саратовской области, Орск на Южном Урале, Благовещенск на Дальнем Востоке, где смонтировали 5 экскаваторов вместе с Пименовым Федором Ивановичем. Работал на Волгодоне, около города Красноармейска. Путь туда - из Сталинграда - проделали на пароходе по Волге. Возвращались тоже по реке - до Перьми. Смонтированные за лето 5 экскаваторов должны были разработать дно Цимлянского водохранилища или, как тогда говорили, ``моря"". Случались и аварии из-за брака литья. Например, когда лопнул тормозной шкиф, дали телеграмму на Уралмаш, и оттуда прислали новый. Все 5 экскаваторов сдали в срок. Шик управления экскаватором - забить ковшом гвоздь в шпалу.

Году в 56-ом поехали с мамой из Краматорска в Ростов-на-Дону, чтобы посмотреть на это рукотворное море, но не попали, так как из-за продолжающихся работ был закрыт Волго-Донской канал. Протяженность Волго-Донского канала 92 км, завершен в 1952 году.

Побывал и на Севере, на Свирь-строе (недалеко от Ладейного поля). В то время гидроэлектростанция уже существовала, рыли канал. Жили в деревянных домах, рядом - сады. Там услышал первого соловья. В 1951 году папа приехал в командировку в Краматорск, на цементный завод, где и познакомился с мамой. Потом будут почти 10-тимесячная переписка, женитьба и переезд в Краматорск, поступление во всесоюзный заочный институт строительных материалов.

Первый ряд: бабушка Фекла, тетя Люба, дед Аким. Второй ряд: дядя Федор, тетя Ася, папа, тетя Валя, дядя Женя.

Папа-студент всесоюзного заочного института строительных материалов

Следующая новость

30 июня закрылась одна из главных точек притяжение московской интеллигенции — кафе «Дети райка». Заведение стало широко известно прошлой осенью, когда в него нагрянуло шоу «Ревизорро» — Елена Летучая и ее команда нашли в ресторане просроченные продукты и открытый канализационный сток. Хозяйка кафе Варвара Турова в качестве причины закрытия называет череду неудач, произошедших с «Детьми», и реконструкцию улицы, из-за которой посетителям было сложно попасть в заведение. «360» рассказывает, чем прославились «Дети райка» и его основательница.

@cafedetirayka

«Дети райка» располагались в центре столицы — на Никитском бульваре. «Мы ничего не понимаем в моде, концепциях, течениях и пенах. Мы хотим сделать место, которое будет нравиться нам самим, и, надеемся, вам. „Дети райка“ — наш любимый фильм. Фильм о театре, о райке — галерке, на которой кипит настоящая театральная жизнь, о любви, гениальности и таланте. Дети райка — это мы. Мы живем в райке — маленькой территории, словно стеной отделенной от остального города, от остальной страны», — говорится на сайте кафе.

Хозяйка кафе Варвара Турова — музыкант, актриса и публицист, известная в среде творческой интеллигенции Москвы. Ее колонки можно найти на сайтах «Таких дел », «Православного мира », «Сноба ».

Варвара Турова. Скриншот: youtu. be/ii2PplHdeoI.

Последний год существования «Детей райка» был омрачен скандалами, связанными как с кафе, так и с личностью самой Туровой. К примеру, в ноябре прошлого года Турова опубликовала в своем Facebook большой текст , посвященный интеллигенции, к которой она относила себя и свое окружение. Пост широко разошелся в соцсетях, многие пользователи отнеслись к нему с иронией, хотя другие поддержали Турову.

Я всю жизнь думала, что это называется «Интеллигенция», но наверное, точнее называть это богемой. Моя мама адвокат, мой папа искусствовед, ювелир, журналист, редактор, музыкант, кто только не. У нас никогда не было денег, но наш дом всегда был полон гостей. И стоило гостю зайти на порог, я, четырехлетняя, пятилетняя, сколькоугоднолетняя, мгновенно знала — свой или не свой

— Варвара Турова.

Один из поворотных моментов в судьбе «Детей райка» произошел в ноябре 2016 года, когда вышел выпуск «Ревизорро» — программы, которая инспектирует рестораны на предмет чистоты. Ведущая Елена Летучая нашла в кафе просроченные продукты и таракана, а также обнаружила, что общий сток канализации проходит через кухню.

Скриншот выпуска «Ревизорро » из «Детей райка».

Сама Турова позже заявила в Facebook, что некоторые требования Летучей справедливы, а некоторые — необъективны. Ее слова приводит .

Некоторые из требований ведущей программы — справедливы и обоснованны и, я думаю, мы все благодарны ей за непростую работу, которую она делает. Некоторые — абсурдны и невыполнимы. Поверьте, абсолютно любое, к примеру, парижское кафе, было бы просто сразу закрыто после ее визита. Но это не мешает ни вам, ни нам, прекрасно есть и выпивать в этих самых парижских кафе

— Варвара Турова.

В недавнем интервью Inc. Турова призналась , что после выхода шоу выручка «Детей райка» упала в два-три раза, на ее восстановление ушло полтора месяца. «Их интересовала не грязь, а скандал, и все, что там показано, — вранье. Можно прийти в самую чистую операционную и мутной камерой под мрачную музыку снять такой ужас, что вам там почудятся ползающие змеи», — добавила она.

Турова заявила, что журналисты телеканала «Пятница» написали заявление в Роспотребнадзор, из-за чего в кафе нагрянула внеочередная проверка, что привело к «дополнительным тратам».

Ну вы можете угадать, каким образом мы решали вопрос с проверяющими. Собственно, по-другому эти вопросы не решает никто. Так что были, скажем так, дополнительные траты

— Варвара Турова.

В том же интервью женщина заявила, что ресторатор Митя Борисов открывает заведения для того, чтобы зарабатывать, а Турова руководствовалась другими приоритетами. В ответ известный журналист Антон Красовский

Как возникло желание обосноваться с «Детьми райка» в Питере?

Я люблю Питер. А потом «Дети райка» очень успешный проект, так почему бы его не развивать? В Петербурге, в отличие от Москвы, огромный фонд красивых помещений: старинные двери, большие окна с прекрасными видами. В Москве ты открыл красивое место - и сидишь в нем и смотришь в окно на какоенибудь, извините, ИТАР-ТАСС. Помещение для кафе мы искали давно, а когда нашли - на улице Рубинштейна, 20, рядом с театром Додина, - сразу поняли: это наше место, и уйти отсюда мы просто не можем.

Если коротко сформулировать, в чем идеология «Детей райка»?

Если коротко - в ее отсутствии. На днях я прочитала текст любимого и уважаемого мною ресторатора и кулинара Алексея Зимина, посвященный его новому проекту, и там все так подробно описано, в каждой тонкости так стильно, так модно, что я туда не пойду никогда. Есть такие стихи у Уолтера Де Ла Мэра: «“Огромные крылья”, - сказала Сюзи. “Корабль”, - сказала Элен. “А мне бы без спешки поездить в тележке”, - со вздохом сказала Джен». Дело не в отсутствии амбиций, амбиций у нас куча, просто других. Нам хочется, чтобы люди приходили к нам и чувствовали себя как дома - в смысле покоя. Чтобы им было не модно, а тепло. Чтобы и на свадьбу сюда, и на поминки. Чтобы иногда негромко играла живая музыка, а еда была вкусной.

Ресторанный бизнес для вас способ заработка?

В нашей стране законодательная база, все правила и нормы устроены так, что, открывая ресторан или кафе, энергии ты тратишь больше, чем зарабатываешь денег. В любой мировой столице я, совладелица нескольких ресторанов, была бы очень обеспеченной женщиной, но здесь я никак не могу этого о себе сказать. У любого человека, который связан с ресторанным бизнесом в нашей стране, огромное количество сил и времени уходит на абсурдные вещи вроде общения со всякими инспекциями. Почему я до сих пор все это не бросила - загадка, у меня нет логического объяснения.

Несколько лет назад вы были известным музыкальным критиком, а теперь учитесь оперному вокалу у Ларисы Гоголевской. Что случилось?

Однажды по работе я поехала в Петербург на спектакль Дмитрия Чернякова «Тристан и Изольда». Я ненавидела оперу, терпеть не могла Вагнера и ничего толком не знала про Чернякова - и думала: куда я еду, зачем, не сбежать ли в антракте? Потом я села в зале Мариинки, начался спектакль, а еще через некоторое время я поняла, что пропала. Сидела и мучилась мыслью, что, пока я занимаюсь никому не нужной работой критика, другие люди увлечены серьезным и важным делом. Я уволилась и пошла учиться петь. Потом все как-то случайно происходило: познакомилась с Черняковым, мы с ним подружились, еще через несколько лет я обнаглела до такой степени, что попросила его узнать у Гоголевской, которая в том потрясшем меня спектакле пела партию Изольды, могу ли я пройти у нее прослушивание. Она согласилась, видимо, я спела удачно, и она взяла меня в свой класс.

Вы возглавили движение в защиту профессора Анатолия Рябова, ложно обвиненного в педофилии. Почему вы, незаинтересованное лицо, ввязались в это дело?

Слушайте, ну на самом деле это не первый и, надеюсь, не последний такой случай в моей жизни. Просто для меня слово «справедливость» очень много значит. Когда была антигрузинская кампания, я принимала участие в организации грузинской вечеринки на «Винзаводе». Или, например, когда молодого пианиста Александра Лубянцева незаслуженно срезали на конкурсе имени Чайковского, мы с журналисткой Юлией Бедеровой смогли добиться вручения ему первого в истории нашей страны приза профессиональной музыкальной критики. История с Рябовым, наверное, самая яркая, поэтому она и запомнилась. Меня бесит, когда происходит что-то несправедливое.

С режиссером и музыкантом Алексеем Паперным вы партнеры не только по бизнесу, но и по искусству. Вы и дальше планируете играть в его спектаклях?

Алексей сейчас пишет новую пьесу, но будет ли спектакль по ней, я не знаю и понятия не имею, есть ли там роль для меня. Думаю, это лучше спросить у него. Он же режиссер, а не я. Его спектакли всегда делаются огромными усилиями, они находятся как бы вне «модного» театрального контекста. У Паперного нет господдержки, нет какого-то крутого продюсера. При этом его театр уникальный, честный. Понимаете, у меня много друзей-режиссеров, мне нравятся разные спектакли. Но паперновские - глубокие и настоящие. Например, в театре сейчас не принято говорить о любви в серьезном тоне. А вот у Леши мы пытаемся набраться смелости, чтобы «поговорить об этом».

В Москве закрывается кафе «Дети райка», которое просуществовало 6 лет. В последние годы его преследовала череда неудач: пожар, потоп, чиновники, нашествие программы «Ревизорро» (кончилось жалобой в Роспотребнадзор) и последняя капля - реконструкция Никитского бульвара, из-за чего все подходы к кафе оказались . Совладелица «Детей райка» Варвара Турова рассказала Inc., из-за чего отказалась от краудфандинга, как удерживала ресторан на плаву и почему отговаривает заниматься бизнесом в России.

«В последний год я как акционер не получила ни копейки»

- Что стало последней каплей, после которой вы приняли решение закрыть кафе «Дети райка»?

Их было так много, что я даже не могу вспомнить. Когда после месяцев разрытой дороги, гор грязи и песка (к нам было невозможно попасть) на Никитском бульваре расширили тротуар, мы обрадовались и подумали: наконец сможем получить разрешение на полноценную веранду, которой у нас не было ни разу за 6 лет. Но буквально на следующий день весь дом погрузили в строительные леса и начали ремонтировать фасад, так что нас стало не видно с улицы. Мы находимся в довольно проходном месте, но из-за ремонта здания и разрытой дороги в последние недели к нам заходило человек 30 в день. Так выжить нельзя.

- Сколько людей приходило «с улицы»?

Достаточно много. Мне всегда казалось, что если у тебя только «своя» аудитория - ты обречен. Число гостей должно все время увеличиваться. Оно и не уменьшалось, но было колоссальное количество проблем. Весной у нас был пожар, затем - потоп. И все это время у нас была шизофреническая война с соседями сверху: они ненавидели нас до такой степени, что запихивали у себя в туалет тряпки, песок и прочий мусор и все это спускали вместе с водой - в результате к нам сантехник ходил, как на работу.

«Дети райка» открыли в апреле 2011 года журналист Варвара Турова и музыкант Алексей Паперный. К закрытию в кафе работало 25 человек. В 2014 году открылся филиал «Детей райка» в Санкт-Петербурге - и закрылся в начале 2016-го.

По данным СПАРК, до 6 июня 2017 года 25%-ными долями в ООО «Бульвар» (юрлицо кафе «Дети райка») владели Алексей Паперный, Лиана Зейналова и Юлиана Слащева, бывший гендиректор холдинга «СТС Медиа» и супруга генерального директора ТАСС Сергей Михайлова. Еще 15% принадлежали Туровой и 10% - Наталии Сичкарь. В июне этого года Слащева вышла из компании. Выручка ООО «Бульвар» за 2015 год составила 10,5 млн рублей, а прибыль - 15 тысяч рублей.

- С чего началась эта полоса неудач?

С начала войны на Украине было несколько кризисных моментов, когда мы думали - не закрыться ли нам? Но каждый раз выплывали, цеплялись, надеялись, что станет легче. Но становилось только хуже. Из-за санкций резко выросли цены - подорожали не только иностранные, но и российские продукты. Наши расходы увеличились вдвое. Но повысить так же цены мы себе позволить не могли.

- Насколько вы их повысили?

Чуть-чуть, но не так, чтобы это стало выгодно. Иначе мы потеряли бы лояльность аудитории. При таком же количестве людей мы стали зарабатывать сильно меньше, чем 4 года назад. Тогда я жила только на свою долю прибыли от «Детей райка», и мне это позволяло путешествовать и нормально существовать. А за последний год я как акционер не получила ни копейки. В лучшие месяцы мы выходили в ноль или крошечный плюсик.

- К вам стало ходить меньше людей?

Нет, напротив, мы раскрутились и стали довольно популярным местом. Но экономика ресторана устроена таким образом, что много всего нужно учитывать: ФОТ, аренда, коммунальные услуги. Не говоря уже о том, что все время меняются правила игры, и иногда чиновники делают это задним числом. Например, к нам в прошлом году пришли и сказали: «Мы не продлеваем вам аренду, потому что у вас нет отдельного помещения для хранения вина». Мы в ответ: «Позвольте, предыдущие 5 лет мы обходились винными полками и шкафом и претензий не было». Но оказывается, ввели новые правила - и пришлось строить перегородку, делать отдельное помещение. Естественно, чиновники не оплачивают эти затраты. Из-за массы таких мелочей бизнес превращается в борьбу за выживание.

- Когда вы приняли решение закрыться?

Мы до последнего трепыхались и пытались, как та мышка из притчи, взбить масло, чтобы не утонуть. Пытались найти инвестора и что-то поменять, обращались к разным ресторанным сетям и акулам бизнеса, но ничего не получилось. У них и самих плохо идут дела (что стало для меня большой неожиданностью). Никто не захотел рисковать, потому что всем очень тяжело.

- Какую роль в вашем закрытии сыграла программа «Ревизорро» ?

После их визита наша выручка упала в 2-3 раза. На то, чтобы ее восстановить, ушло месяца полтора. В тот день я была дома мне позвонили наши сотрудники и дрожащим голосом сказали: к нам пришло «Ревизорро». Я говорю: зачем вы их пустили? Но остановить их было невозможно - съемочная группа пришла с включенной камерой и, не мешкая ни секунды, сразу прошла на кухню. Еще раз скажу: их интересовала не грязь, а скандал, и все, что там показано, - вранье. Можно прийти в самую чистую операционную и мутной камерой под мрачную музыку снять такой ужас, что вам там почудятся ползающие змеи. Кроме того, журналисты телеканала «Пятница» написали заявление в Роспотребнадзор, который пришел к нам с внеочередной проверкой. Ну вы можете угадать, каким образом мы решали вопрос с проверяющими. Собственно, по-другому эти вопросы не решает никто. Так что были, скажем так, дополнительные траты.

- Сколько «Дети райка» заработали в прошлом году?

Я не могу назвать цифры, но приведу пример: три года назад выручка по пятницам и субботам была 280-300 тысяч рублей в день. А в последний год она составляла 130 тысяч рублей в день - при том же количестве людей. Средний чек снизился почти вдвое: выросли цены у наших поставщиков, люди стали гораздо экономнее - меньше заказывали и меньше оставляли чаевых. Я не виню в закрытии только злые внешние силы. Чтобы продумать экономику в этих новых обстоятельствах - нужно быть суперпрофессионалами. Ни я, ни Алексей Паперный таковыми не являемся. Я занята в театре, Алексей - музыкант и драматург. Мы много сил тратили на «Детей райка», но это не было делом нашей жизни. В отличие от коллег–профессиональных рестораторов - они посвящают бизнесу все свое время и поэтому держатся на плаву.

- Связано ли закрытие «Детей райка» с уходом Юлианы Слащевой?

Мы имели дело не с ней, а с ее мужем, но нет - это никоим образом не связано. Потому что ни Юлиана, ни ее муж Сергей Михайлов уже очень много лет не имеют никакого отношения к управлению «Детьми райка». Когда-то давно они были нашими первоначальными инвесторами.

- Они инвестировали в кафе в последние годы?

Нет. Мы много лет не имеем никаких рабочих отношений - только приятельские. (Юлиана Слащева в комментарии Inc. отметила, что полтора года назад вышла из состава учредителей компании, однако данные о ее выходе были опубликованы в ЕГРЮЛ только 6 июня т.г.).

- Почему они решили выйти из бизнеса?

Это к ним вопрос.

- Вам жалко, что «Дети райка» закрываются?

Как вам объяснить? Я не могу жить без оперного театра, а без «Детей райка» - могу. Но мне, конечно, грустно - на это я потратила 6 лет своей жизни и довольно много сил. Конечно, жалко.

«Открывайте бизнес где угодно, но не здесь»

Вы недавно написали, что у вас никогда не получался бизнес, но получилось «место, в котором многим было хорошо, важно, тепло». Разве этого недостаточно для прибыльности кафе?

Должен быть внятный приоритет - ради чего ты это делаешь. Уверена: наш так называемый коллега Митя Борисов (ресторатор, «Жан-Жак», «Джон Донн», «Маяк» - Inc.) открывает абсолютно все свои места, чтобы заработать денег. У него это получается. А мы, когда открывали кафе, ставили на первый план другие вещи - например, атмосферу. Не то чтобы мы такая беззаботная, лиричная интеллигенция - мы хотели зарабатывать деньги и у нас это получалось. Но нам было важнее угостить друзей, зашедших в гости, чем отказываться от этого ради дополнительной выручки. Я не коммерчески ориентированный человек, и у меня нет бизнес-мышления - поэтому у нас не получилось ужать расходы, кого-нибудь уволить, поступить жестко… Нам всегда было важно кому-то помогать, угощать кого-то бесплатно, устраивать разные благотворительные темы. В результате - мы без денег, и я совершенно не снимаю с нас коллективной ответственности. Чтобы быть балериной - нужно быть гибкой, а чтобы заниматься бизнесом - жестким. Я не жесткий человек, Алексей тоже.

- Когда вы начинали «Детей райка», каким вы задумывали это заведение?

У нас не было амбиций стать модным DJ-баром. Мы хотели открыть симпатичное кафе, куда можно прийти после работы или тяжелой репетиции. Чтобы там было уютно, вкусно и никаких неоправданных понтов - это когда девицы спрашивают тебя с порога «Вас ожидают?», а потом следят за тобой по всему залу. Одним словом - чтобы было как дома. В этом смысле у нас все получилось - если не говорить про бизнес, а про реализацию идеи. «Дети райка» стали важным для многих местом: количество людей, которые написали, что наше закрытие для них - личная потеря, меня потрясло. Я абсолютно этого не ожидала и очень благодарна.

Екатерина Закливенец/Inc.

- Почему вы не обратились ко всем этим людям за помощью, не провели краудфандинг?

Была такая мысль. Более того, мы бы наверняка собрали нужную сумму - у нас большой кредит доверия. Но мой партнер и коллега Алексей (Паперный, музыкант и совладелец «Детей райка». - Inc.) был против. Он сказал, что это бизнес, а в бизнесе нельзя никого ни о чем просить - мы сами прогорели и сами виноваты.

- А нанять управляющего не пробовали?

Мы так в «Мастерской» поступили - наняли управляющую компанию, которая за хороший гонорар вела наши дела. Но начала она с того, что предложила все переделать. Например, в «Мастерской» висело много разных абажуров в одну линию, и это было очень красиво. А управляющий говорит: абажуры - это не модно, это как на даче и надо их все убрать, чтобы сделать модное место. Я ему говорю: места бывают разные, и у нас хорошо получается создавать домашнюю атмосферу - значит, нужно работать с этим продуктом. Так что прошлая попытка нанять менеджера ни к чему не привела (клуб «Мастерская», который открывали Варвара Турова и Алексей Паперный, закрылся в ноябре 2016 года. - Inc.)

- Что бы вы сейчас сделали иначе?

Я бы не открывала «Дети райка». Если завтра ко мне придет кто-нибудь и скажет: «Вот тебе куча денег, давай откроем “Дети райка»!”», я скажу нет. В современной России нужно быть безумным, чтобы заниматься бизнесом. Мне кажется, все, у кого есть деньги, должны вкладывать в бизнес за границей. Это вызвано моим ощущением от воздуха вокруг. Уравниловка, закручивание гаек и прочее будет продолжаться, и из этого нет выхода. Более неблагоприятного момента начать бизнес в России просто не было. Мне часто пишут: «Мы хотим открыть маленькое кафе, что вы нам посоветуете?» Я их отговариваю и советую открывать кафе в Берлине, Тель-Авиве - где угодно, только не здесь.

- Вы хотите закончить с ресторанным бизнесом?

Я собираюсь закончить с бизнесом в России совсем. Я люблю кормить людей, мне нравится, когда ко мне приходят гости, нравится быть хозяйкой, - это мое. Но в России, пока эта власть не сменится, не стоит даже пытаться. Говорю это, не снимая с себя ответственности за то, что мы разорились. Но все, что происходит вокруг, убивает бизнес. И малый, и средний, и любой.

- А за границей?

Пока я живу здесь и у меня нет конкретного плана переезда. Сейчас меня интересует опера, мои усилия уже 4 года направлены туда. Я учусь в Петербурге, а в июне вышла на офисную работу в Москве - нужно на что-то жить. Мне очень грустно, что «Детей райка» больше не будет, но в каком-то смысле это правильно - нельзя заниматься всем.