Утопия и антиутопия в мировой художественной литературе. Художественные особенности антиутопии Е. Замятина "Мы"
Русская литература позапрошлого века сохранила для потомков множество имен талантливых поэтов и писателей. Произведения Одоевского - одного из них - представляют интерес и ныне. О его сказках, утопическом романе «4338-й год: Петербургские письма», сборнике «Русские ночи» пойдет речь в статье.
Периодизация творчества
Творчество писателя делится условно на три периода - в зависимости от места, где создавал Одоевский произведения. Первый «московский» этап отмечен его участием в кружке «Общество любомудрия» и пробами пера. После того как в 1826 году Одоевский переехал в Петербург, начался новый период его творчества, весьма плодотворный. Писатель выпустил в свет несколько сборников сказок, которые с удовольствием читаются даже сейчас, спустя почти 200 лет. Второй «московский» этап знаменуется созданием Одоевским «Русских ночей» - его лучшего произведения, а также трудов по музыке.
«Пестрые сказки»
Одоевский произведения свои зачастую выстраивал в циклы. Так, создавая «Пестрые сказки», писатель параллельно работал над сборником «Дом сумасшедших», посвященным теме гениального безумия. Тяготение к циклизации можно объяснить какими-то общими процессами, свойственными русской литературе тех времен. Тогда, в начале 30-х годов, в свет вышли «Повести Белкина» и «Вечера на хуторе близ Диканьки», которые представляли собой не что иное, нежели циклы. Ориентация на Пушкина обусловливает и сложную систему повествования в «Пестрых сказках». Аннотация к произведению Одоевского (или предисловие) вводит фигуру рассказчика - Иринея Модестовича Гомозейко. В отличие от всеохватного Ивана Петровича Белкина, повествователь в «Пестрых сказках» носит ярко выраженные автобиографические черты. Впоследствии он примерит на себя роль «литературного двойника», от лица которого писатель будет вести диалог с воспринимающей стороной - читателем.
Загадка «Городка в табакерке»
Вообще-то, писатель был первопроходцем в сказки, предназначенной для прочтения в первую очередь ребенком. В 1834 году появилось едва ли не самое известное произведение Одоевского - «Городок в табакерке». Сюжет его прост: папа показывает мальчику Мише Сын хочет узнать, как она работает, попасть в нее (что ему, к слову, удается, когда человечек из табакерки манит мальчика пальцем). Миша знакомится с жителями городка - молоточками и колокольчиками - и, проснувшись, понимает принцип работы приобретенной вещицы. При всех своих собственно художественных достоинствах сказка интересна как удачное сочетание просветительского пафоса и вымысла. Главная идея произведения - убедить читателя в том, что ребенку нужно учиться мыслить, анализировать, необходимо с детства воспитывать его тягу к знаниям.
«Русские ночи»
Жанр вышедших в 1844 году «Русских ночей» достаточно трудно обозначить. Зачастую это произведение Одоевского определяют как сборник статей, носящих философских характер. Они в полной мере отразили его представления о преображении мира, пути, по которому должна пройти Россия. Отметим, что публикации «Русских ночей» предшествовало углубление Одоевского в тайны точных наук - математики, физиологии и психологии, а также философии.
В то же время писатель остается верен мастерству слова. Подобно Вольтеру, он вкладывает идеи в емкие образы, скрывает философичность за интересной фабулой. Так строит Одоевский произведения на протяжении всего творчества. Сюжет сборника разворачивается вокруг нескольких молодых людей, которые собираются у общего знакомого, именуемого Фаустом. Там они обсуждают истории, стараясь осознать законы существования общества и проникнуть в тайны окружающего мира. Произведение отличает интеллектуализм, который доходит до максимума в описаниях творческого процесса. В этом случае созданные Одоевским образы выполняют искусство повествует об искусстве. Таким образом, русский писатель первой половины позапрошлого столетия оказывается неожиданно близким более поздним опытам авторов века ХХ (имеются в виду прежде всего интеллектуальные романы Томаса Манна).
Диалогизм «Русских ночей» - вот чего придерживался Одоевский. Произведения, помещенные в сборник, словно опасаются дать окончательный ответ, расставить точки над і. Вместо готового заключения читателю предлагается домыслить, порассуждать. Этим «Русские ночи» оказываются близки произведениям других писателей - Герцена и Белинского - весьма неожиданно, надо сказать, с учетом различия их эстетической ориентации.
«4338-й год» как утопический роман
В позапрошлом веке комета Биелы наделала много шума. Считалось, что через некоторое время она даже столкнется с поверхностью Земли. Некоторые произведения Одоевского отразили эту «тему кометы», среди них - утопический роман «4338-й год: Петербургские письма», который, к сожалению, остался незавершенным. Автор изображает мир через 2500 лет, когда развитие человечества позволит спасти от грозящей кометы.
Произведение содержит черты прогностической фантастики и утопического романа; автор предугадывает появление множества изобретений будущего, в том числе и Интернета. Однако изображаемое общество не столь благополучно, как кажется: все возрастающая информационная волна не щадит человеческие мозговые резервы. Утопия перерастает в антиутопию, дабы представить этот жанр в дальнейших произведениях (особенно в «Городе без имени»).
В истории русской литературы существует также довольно прочная традиция создания утопических произведений, связанная с такими именами, как Сумароков, Радищев, Одоевский, Чернышевский, Достоевский, Салтыков-Щедрин и др.
«В количественном отношении русская литературная утопия уступает западноевропейской. В Европе жанр утопии был и более древним, и более популярным. Утопия фактически возникает на заре европейской литературы, ее летоисчисление можно вести уже с Платона. В России же утопия появляется в XVIII веке - в эпоху создания отечественной литературы нового времени. Зато начиная с этого периода она активно развивается, отвечая потребности русской общественной мысли. <…>
Социальные утопии появились в народном сознании еще в Древней Руси. Они носили характер надежд или преданий, как, например, сказание о «Хождении Агапия в рай» или «Путешествие Зосимы к рахманам». Однако первые в России в полном смысле слова литературные утопии относятся уже к XVIII веку. Тогда же возник и большой интерес к европейским утопиям, которые все чаще переводились на русский язык. <…>
Во второй половине ХІХ века в русской литературе появляется целый ряд замечательных по своему социально-философскому содержанию и эстетическому уровню произведений, включающих в себя утопические мотивы и реализующих художественные принципы утопии. <…>
Характеризуя развитие русской утопической литературы, нельзя обойти стороной проблему так называемой негативной утопии. Как в Англии или Германии, в России второй половины ХІХ века наряду с позитивной утопией, содержащей мечту о желаемом будущем, ироническое ее переворачивание наизнанку, иногда же это - предсказание мрачных перспектив. Чаще всего антиутопии описывали возможные отрицательные последствия технического и научного прогресса, механизации труда и стиля жизни, предупреждали об опасностях мировых войн, могущих повернуть историю вспять ».
«Жанр А. расцвел в 20 в., когда утопические идеи начали воплощаться в жизнь. Первой страной реализованной утопии стала Россия, а одним из первых пророческих романов - «Мы» (1920) Е.Замятина, за которым последовали «Ленинград» (1925) М.Козырева, «Чевенгур» (1926-29) и «Котлован» (1929-30) А.Платонова. <…>
В 1980-90-х в русской А. сформировались такие жанровые разновидности, как сатирическая А. («Николай Николаевич» и «Маскировка», обе - 1980, Ю.Алешковского; «Кролики и удавы», 1982, Ф.Искандера), детективная А. («Завтра в России», 1989, Э.Тополя), А.-»катастрофа» («Лаз», 1991, В.Маканин, «Пирамида», 1994, Л.Леонова) и др. ».
Развитие литературной утопии в России не осталось только фактом истории. Октябрьская революция сблизила границы фантазии и действительности.
Строительство социалистического общества, возвышенная, а порой и наивная вера в возможность сознательного и целенаправленного вмешательства объективный ход истории дали сильный толчок для развития утопической и научно-фантастической литературы. Начиная с 20-х годов утопия получает широкое развитие.
«Советская утопия вобрала в себя те традиции русской утопической литературы, которые обозначились уже в конце ХІХ - начале ХХ века. С одной стороны, насущная для русской литературы тяга к социалистической утопии, с другой - это антиутопия.
Видимо, не случайно поэтому в один и тот же 1920 год были опубликованы две важные утопии - антиутопический роман Евгения Замятина «Мы», положивший, по сути дела, начало развитию этого жанра в мировой литературе ХХ века, и роман Александра Чаянова «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии», продолживший традиции русской и европейской литературной утопии. <…>
После бурного подъема и развития утопической литературы в 20-х годах наступил резкий спад, и начиная с 30-х годов утопии довольно редко появляются на книжных прилавках. Возрождению этого жанра во многом содействовало развитее научной фантастики. <...>
Во второй половине 80-х годов почти одновременно появляются две антиутопии, которые, на наш взгляд, симптоматично отражают время. Это небольшая повесть Александра Кабакова «Невозвращенец» и роман Владимира Войновича «Москва 2042». Оба автора изображают будущее как кошмар и полную катастрофу. <...>
Все это свидетельствует о том, что многовековая традиция русского утопического романа не исчезает бесследно, что на до сих пор продолжает питать современную литературу ».
Антиутопия – это целое направление в литературе, искусстве, философии, возникшее как противовес другому жанру – утопии. Существует ряд признаков, которые выделяют антиутопию как отдельный жанр. Антиутопии - художественные произведения и различные учения, в которых ставится под сомнение возможность достижения социальных идеалов и резко критикуются образы "машинизированного" будущего, отождествленного с тоталитарным государством, где наука, техника доведены до совершенства и где подавлены свобода и индивидуальность личности .
Взлетная полоса I, иными словами Британия, - необычный мир. Попадая в него, читатель не понимает, радоваться ему или же грустить. Краски в этом мире сгущаются, серые тона нагоняют тоску, марш и бодрый голос диктора из динамиков наполняет энергией. Так радоваться или грустить? Ни то, ни другое. Правильный ответ – выжить. Этот мир – антиутопия. И единственное, что остается человеку, попавшему в этот мир, - приложить все усилия, чтобы обмануть систему, найти ее слабые стороны, чтобы выбраться из ее оков, вырвать из серой повседневности клочок счастья. Роман «1984» является одним из самых ярких примеров антиутопии. В нем раскрыты ее самые характерные черты и показана судьба человека, попавшего в такой мир.
Первым, и, скорее всего, основным признаком антиутопии является ее спор с жанром утопии, не обязательно с конкретным автором или произведением (хотя данный случай также возможен), а скорее с направлением в целом. «1984» можно трактовать как противовес всему советскому обществу, идеологи которого всегда считали его эталоном утопии. С другой стороны роман Оруэлла спорит не только с коммунистическим СССР, но и с демократическим обществом Соединенных Штатов Америки, бюрократия в котором ничуть не менее абсурдная.
Следующей характерной чертой антиутопии можно назвать псевдокарнавал. Основа псевдокарнавала – абсолютный страх, который помогает автору создать совершенно особую атмосферу, которую принято называть «антиутопическим миром». В мире «1984», несомненно, витает страх. Читатель чувствует его с первых строк романа до мрачной развязки. Жители Взлетной полосы I боятся сделать лишнее движение, сказать лишнее слово, даже подумать запретную мысль, ведь Старший Брат постоянно следит за ними. Любое неповиновение системе приводит к страшному наказанию. Особенно ярким чувтсво страха становится тогда, когда главный герой начинает противиться системе и его поимка будет значить лишь одно – пытки, допросы и в конце концов – смерть.
Герой антиутопии всегда эксцентричен. Он живет по законам аттракциона. Аттракцион оказывается эффективным как средство
сюжетосложения именно потому, что в силу экстремальности создаваемой ситуации заставляет раскрываться характеры на пределе своих духовных возможностей, в самых потаенных человеческих глубинах, о которых сами герои могли даже и не подозревать . Главный герой романа Уинстон Смит – характерный тому пример. Пока Уинстон мирился с законами тоталитарного режима, он был боязливым, мрачным, у него не было никаких целей в жизни. Но когда Смит бросил ей вызов и встал на путь борца, он совершенно преобразился, стал смелым, агрессивным, стал принимать важные, порой экстремально рискованные решения. Эксцентричность главного героя совершенно логична, ведь карнавал, каким бы он ни был, - создан для эксцентричных персонажей.
Ритуализация жизни – еще один важный элемент антиутопии. Общество, реализовавшее антиутопию, не может быть хаотичным и не подчиняться правилам. В романе «1984» ритуал – это настоящий стержень социума. Ритуал царит везде: дома, на работе, на улице. Любой житель Взлетной полосы I обязан каждое утро делать физические упражнения, на работе все обязаны посещать минуты ненависти и смотреть пропагандистские ролики, на улице постоянно играет марш или же звучит идеологическая речь. Люди, которые не соблюдают ритуалы, - враги системы. Если полиция замечает нарушения ритуалов, непослушных обязательно наказывают.
Антиутопия развращена до целомудренности. Она проникает даже в интимную жизнь человека и подчиняет ее своей воле. По сути, той самой интимной жизни у людей нет. Любые проявления эмоций, любви между людьми считается очернением идеологии и подлежит наказанию. В романе Оруэлла эта тенденция прослеживается отчетливо. Уинстон Смит влюбляется в Джулию, но он ничего не может ей сказать, не может признаться в своих чувствах, потому что подобный поступок может стоить ему жизни.
Антиутопия Оруэлла, по сути, эталонная. Это идеальный механизм, который не может умереть. Любые неполадки устраняютя в мгновение ока.
В ходе развития сюжетной линии автор подводит читателя к тому, что мир Взлетной полосы I все-таки не идеален, и повстанческое движение, в конце концов, организует бунт, который подорвет систему. Уинстон в тайне от полиции встречается с Джулией, он находит единомышленника в правительстве, который обещает приложить все усилия, чтобы повести людей за собой и свергнуть тоталитарный режим. Но в итоге оказывается, что никакого повстанческого движения нет, что это выдумка самого правительства, которая помогает выявлять мятежников. Чиновник, который казался Уинстону другом, на самом деле жесткий идеолог режима. Все мечты Смита рушатся, его разлучают с любимой и все его попытки бороться приводят к кошмарным последствиям.
В романе Оруэлл критикует научно-технический прогресс, раскрывая его темную сторону, что характерно для антиутопии. Общество «1984» полностью «машинизировано». Житель Взлетной полосы I не может сделать ни одного шага и остаться незамеченным. Город, улицы, дома, квартиры усыпаны «телекранами», которые фиксируют каждое движение гражданина. Любое неправильное слово, жест, эмоция – и к вам через считанные секунды приезжает «полиция мыслей». Город кишит огромными экранами, на которых постоянно проигрывают пропагандистские ролики. В огромных зданиях сосредоточены громадные базы данных, в которых хранится информация на каждого гражданина, на каждую фабрику, на каждое событие. За считанные секунды любой человек может быть стерт с лица земли. Военная промышленность заполонила весь мир. Кажется, что война никогда не закончится. Такой мир очень похож на США и СССР в годы холодной войны, только в более совершенной редакции. Полное подавление личности, труд только во благо прогресса. Война – это мир. Свобода – это рабство. Незнание – сила.
Роман «1984» - наглядный пример антиутопии. Его миру присущи основные ее черты. Антиутопия чем-то схожа с жанром научной фантастики, но научная фантастика больше направлена на поиск новых, неизвестных миров. Мир же антиутопии угадывается, потому что какой-то ее вариант, пусть и не настолько идеальный, можно найти на страницах истории. «1984» - не исключение. С одной стороны, он очень похож на тоталитарное общество СССР с его целомудрием, ритуальностью, четкой планировкой жизни. С другой – на общество США с ее бюрократичностью и параноидальной слежкой за гражданами.
Утопия - место, которого не существовало; по другой версии, благословенная страна.
Слово «утопия» стало нарицательным для обозначения различных описаний вымышленной страны, призванной служить образцом общественного строя, а также в расширительном смысле всех сочинений и трактатов, содержащих персональные планы социальных преобразований.
Утопия трактовалась как страна грез о счастье, страна изображение идеального общественного строя, лишенное научного обоснования; произвольного конструирования идеалов; страна проектов, для реализации которых не было практических оснований, осуществленных планов социальных преобразований; страна, где совокупность социальных идей, лозунгов, целей имели оттенок популизма.
Утопия как одна из своеобразных форм общественного сознания воплощала в себе такие черты:
Осмысление социального идеала;
Критику существующего строя;
Желание сбежать от мрачной действительности;
Попытку предсказать будущее общества.
Изначально история утопии тесно переплеталась с легендами о «золотом веке», об «островах блаженных», а также с различными теологическими и этическими концепциями.
Потом, во времена античности и в эпоху Возрождения утопия приобрела форму описания совершенных обществ, которые вроде бы существовали где-то на земле в прошлом. В XVII - XVIII вв. широкое распространение получили различные утопические трактаты и проекты социальных и политических реформ. С середины XIX в., а особенно в XX в., утопия превратилась в специфический жанр полемической литературы, которая была посвящена проблеме социальных ценностей.
Открытие утопии как представления о желаемом будущем земли и человечества» расширило сферу побудительного воздействия фантастического идеала. И то, что предполагалось только как умственная возможность, не достигнута на определенном историческом этапе развития человеческого общества, превратилось на установку отдаленного будущего. Итак, утопия стала существующим элементом в жизни общества, потому что в ней открылось умение человека смотреть вперед и предчувствовать становления нового, создавая его художественные модели. Утопические романы отражали созревшую историческую потребность предвидеть будущее, художественно определить ту цель, идейно-нравственный ориентир, пример для подражания и возможный общественный идеал, борьба за достижение которого непрерывно прискорювалась в самой действительности.
Именно утопия, которая вышла из триединства «действительного - возможного - желаемого» и которая была ориентирована на эстетический идеал, который соответствовал гуманным потребностям общества, заложила основы современной социальной фантастики, которая подверглась интересным метаморфозам.
Утопия как литературный жанр - это абстрактная модель идеальной социальной системы, которая соответствовала представлениям писателя о гармонии человека и общества. Ее корни можно найти в фольклоре (например, сказки про счастливые острова), в Библии (Царство Христово), в философских трактатах Платона («Тімей», «Республика»), Эволюционный обзор утопии позволил проследить жанровые преобразования, которые претерпела утопическая литература в течение веков.
Развиваясь сначала как публицистический и научный трактат [Платон «Государство» (III в. до н. э.), Т. Мор «Утопия» (1516), Т. Кампанелла «Город Солнца» (1623), Ф. Бэкон «Новая Атлантида» (1619), И. Андреэ «Христіанаполіс» (1619), С. Хартліб «Макария» (1641), Дж. Уинстенли «Закон свободы» (1652), Дж. Харрингтон «Океания» (1656), В. Годвин «Исследование о политической справедливости» (1793)], утопия, начиная с XVIII в., стала действительно художественным произведением и чаще всего выступала в жанре романа [Д. Дефо «Робинзон Крузо» (1719), Л.-С. Мерсье «2240 год» (1770), Дж. Свифт «Путешествия Гулливера» (1726), Е. Кабе «Путешествие в Ікарії» (1840), Е. Бульвер-Литтон «Грядущая раса» (1871), Э. Беллами «Через сто лет» (1888), В. Моррис «Вести ниоткуда» (1890)]. Утопические содержались экскурсы в романе Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1552), в пьесе В. Шекспира «Буря» (1623).
Внимательное чтение прославленных книг в течение почти половины тысячелетия, что прошло с момента выхода из печати «Утопии», и четырех веков от создания «Города Солнца», и особенно под прожектором событий и явлений XX в., позволило увидеть в этих утопиях, как и в позднейших утопиях Шарля Фурье, Роберта Оуэна, Этьена Кабе и других социалистов - утопистов первой половины XIX в., ростки многих негативных сторон нашего мира. Будущее до определенного времени казалось лишь фантазиями, чистыми умственными спекуляциями, не больше. Так оно и было. В XVIII-XIX в. утопические проекты общества равенства, труда и счастья начали экспериментально воплощать в жизнь, но не удалось это сделать. В XX в. эти фантазии, переосмысленные раціоналістичними и прагматично волевыми практиками, которые ставили свои гигантские эксперименты на миллионная людей, обернулись грозными реальностями.
Всем утопическим произведениям XVI-XIX вв. был присущ дух жесткой регламентации всего образа жизни и мышления граждан идеального государства. Как в гротескных аракчеєвських поселениях начала прошлого века, где крестьяне стройными колоннами в определенное время должны были идти на поля или возвращаться из них, желательно с бодрыми песнями, так и у Мора законодательно установлено, в какое время суток надо было заниматься общественно-полезным трудом (это сделано для удобства специальных надзирателей - сифрагантів, которые следили, чтобы никто не сидел в праздности»), обуславливался и момент всеобщего отхода ко сну, расписан было свободное время, строго регламентировались часа для игр, занятий науками, ремеслами (из любви к нему, а не по обязанности). Одинаковость всех подчеркивалась унифицированность занятий и одежды, абсолютной подчиненностью регламента во всем: даже поездки в другой город возможны только с разрешения властей, то есть специальных чиновников. В трактате швейцарского анабаптиста Г. Грегота - также утопии - были регламентированы не только одежда, но и еда. Не случайно в одной из самых веселых и злых новелл выдающегося швейцарского писателя Готфрида Келлера «Ландфогт из Грейфензее», что входила в цикл «Цюрихские новеллы», иронично была воссоздана реальная историческая попытка осуществить в республике утопию и вместе с тем идиллию в духе Грегота, Бодлера и Геснера. Это обернулось в действительности строгим и скучным, расписанным до мелочей существованием под гнетом кальвинистских законов и правил, запретом для граждан любого проявления собственной свободы, независимости, оригинальности. Посещение церкви под страхом наказания было обязательное для всех; требовалось получения специального разрешения, чтобы можно было выйти за пределы цюрихских городских стен в воскресенье; запрещалось долго оставаться за столом во время обеда или ужина, чтобы не опоздать на церковное служение, а также красиво одеваться или носить украшения, - вот лишь некоторые формы коллективной единообразия, которой строго требовали «отцы» города от цюрихских жителей. Реальный республиканский эгалитаризм в Швейцарии XVIII ст., конечно, не полпотівщина, но он также был страшным, невыносимым для свободолюбивой личности, для ее нормального развития и самоутверждения.
Особенно ужасна казарменість описана в Кампанеллы, где регламентация распространялась и на отношения между женщиной и мужчиной: отмечалось, что представителей одного пола надо случать с представителями противоположного и почему именно следует случать, потому что нельзя, усердно заботясь об улучшении собак и лошадей, пренебрегать в то же время породой человеческой». Именно эту выдумку итальянского утописта взял на вооружение Гитлер в своем описании «Майн Кампф». Позаимствовал не непосредственно, а, пожалуй, косвенно, из вторых и третьих рук, но разработал подробно и, что особенно поразило, став фюрером, воплощал эту селекцию в жизни. Раздел в «Майн Кампф», где он преподавал методы улучшения немецкой породы, звучал гротескно, почти пародийно, и это уже не была невинная фантазия.
Унификация быта и форм повседневной жизни дополнялись контролем над жизнью духовной. Наука и искусство имели лишь прославлять и укреплять государство. В «Городе Солнца» разрешалась лишь единодушие. Все люди искусства были сугубо государственными служащими, задача которых состояла в воспевании славной победы и полководцев в наиболее правдивом и близком к реальности виде, без выдумки, потому что за это наказывали. Система наказания была разработана подробно. Преступника убеждали в том, что он заслуживал казни, которую исполнял народ, выступая как коллективный кат.
Первые целостные российские утопии: В. Брюсов «Республика Южного Креста» (1904 - 1905), роман А. Богданова «Красная звезда» (1908), в котором автор использовал прием путешествий в будущее. Богданов был одним из первых художников-утопистов, кто поставил вопрос о соотнесении целей и методов достижения идеала. Его роман - утопия «Инженер Мэнни» (1912) соединил техническую утопию с научным представлениям о коммунизме с идеей социальной революции.
Борьба за социализм в начале XX в. была поставлена в очередь для истории. В результате победы Октябрьской революции и пропаганды большевиков миф о социальный рай завладел умами миллионов людей. Этим объяснялось появление в 1920 - 1930 годах утопических произведений о коммунизме, об устройстве будущего мира, о морали человека будущего. К их ряду относили «Страну Чонгурі». Утина (1922), «От нэпа к социализму. Взгляд в будущее России и Европы» Есть. Преображенского (1922), «Грядущий мир» Я. Окунева (1923), «Следующий мир» Есть. Зеліковича (1930), «Страна счастливых» Я. Марри и др.
Все они были построены по одному принципу: главный герой путешествовал коммунистическим раем и восхищался достижениями революции и научно-технического прогресса (НТП). В этих произведениях идеологический аспект иногда преобладал над художественным.
Самой главной проблемой утопической литературы XX в. стала проблема здійсненості-неосуществленности утопии, которая, в общем, привела к появлению антиутопии.
По сравнению с положительной классической утопией проблема определения антиутопии усложнилась потому, что она еще не имела единого названия: в трудах современных ученых в различных соотношениях употреблялись термины «какотопія» (плохое место, государство зла); «негативная утопия» (альтернатива положительной утопии); «контрутопія» (сознательное противопоставление другой, написанной ранее, утопии); «дистония» (плохое место, перевернутая утопия); «квазіутопія» (мнимая, ложная утопия) и др. Наиболее распространенными в научной литературе были термины «негативная утопия», «антиутопия», «дистония».
Антиутопия существовала как явление философско-художественной мысли с античности, то есть с того времени, когда возникла сама утопия.
Антиутопия появились тогда, когда государство и общество проявили свои отрицательные черты, стали опасными для человека, не способствовали прогрессу. Антиутопия - это критическое изображение государственной системы, которая не отвечала принципам механизма. В антиутопии всегда выражался протест против насилия, абсурдного социального устройства, бесправного положения человека.
Однако, в отличие от острой критики социальной действительности, антагонистическое общество антиутопий по своей сути практически стало сатирой на демократические и гуманистические идеалы, оно требовало нравственного исторического социального устройства, который вылился в прямую или дополнительную аналогию антагонистического общества.
Формально антиутопия взяла свое начало от сатирической традиции Дж. Свифта, Ф. Вольтера, И. Ирвина, С. Бутлера.
Антиутопические элементы находим:
В комедиях Аристофана (как сатиру на утопическое государство Платона);
В произведениях многих писателей XVII-XVIII в. как своеобразное поправления реальности в утопиях Т. Мора, Ф. Бэкона, Т. Кампанеллы, где они в большинстве случаев выступали лишь как сатирический вспомогательное средство идеологического и практического комментария к утопических построений (Т. Гоббса «Левиафан» (1651), Б. Мандевиль «Басня о пчелах» (1714), С. Джонсон «Фасселас» (1759), третья и четвертая книги «Путешествий Гулливера» (1726) Дж. Свифта;
В фантастических произведениях писателей XIX в. [М. Шелли «Франкенштейн» (1818), С.Батлер «Эдин» (1872), «Возвращение в Эдин» (1901), Г. Уэллс «Машина времени» (1895), «Современная утопия» (1905), Г.Честертон «Наполеон из Ноттинг-Хила» (1904)]. Другой подход акцентировал внимание на возникновении антиутопии как массового явления, как сформированного литературного жанра. К антиутопии первой половины XX в. традиционно относили романы «Мы» (1921) Является. Замятина, «Солнечная машина» (1925). Винниченко, «Котлован» (1930) А. Платонова, «Этот странный новый мир» (1932) О. Хаксли, «Бессмысленная погоня» (1937) Ф. Уррена, «1984» (1949) Дж. Оруэлла. К антиутопии как жанра, образовавшийся в XX в., относили труда К. Булычева, Г. Марсана, Т. Файса, О. Сабініної, В. Чалікової, Есть. Черткової и др.
В XX в. антиутопия получила еще большее распространение. Англичанин Ч. Уолли в своей книге «От утопии к кошмару» отмечал, что небольшой процент воображаемого мира - это утопии, а остальные - ужасы.
Причины такого поворота утопической литературы обусловлены, прежде всего, сложностью исторического процесса развития человечества в XX в., насыщенном потрясениями и относительно коротким временем, равный жизни одного поколения, вобравший в себя экономические кризисы, революции, мир и колониальные войны, возникновения фашизма, противоречивых последствий научно-технической революции, которая стала прочным двигателем математического прогресса, но при этом с собственной остротой выявила катастрофическое отставание социального и духовного прогресса в буржуазном мире. Логическим следствием подобных настроений и стала переориентация социально-утопической литературы на антиутопию, которая в изображении будущего исходила из принципиально других взглядов, хотя и давала, подобно утопии, более развернутую панораму общественного будущего. В антиутопии содержался описание более-менее отдаленного будущего, всегда присутствовала действительность, которая дышала ему в затылок, ибо страшные картины жизни, созданные писателем в антиутопии, стали производными от реальной действительности, некоторые черты и социальные тенденции которой фантастически перебільшувалися и полемически обострялись. Именно поэтому романы - антиутопии часто воспринимались как социально-критические, иногда с использованием сатирического элемента, разоблачением буржуазного образа жизни. Однако, хотя некоторые современные антиутопісти в своих книгах изображали старый мир с его глухими углами общественного развития, они не всегда могли предложить читателю позитивную программу решения поставленных проблем или приблизиться к косвенной аналогии капитализма.
Страх буржуазии перед коммунизмом и социализмом, которые воплощали в себе главные идеи утопистов, нашел свое выражение в антиутопии, но уже реакционного направления. Среди них произведения, которые были проникнуты чувством вселенского пессимизма и неверия в человека, критики традиционного утопического и социалистического представления о будущем общество, выражения открытых антикоммунистических взглядов авторов («Багровое царство» Д. Перри, «Обезьяна и сущность» О. Хаксли, «Пропасть» К. Хайплана, «Триумф» Ф. Уайли, «Волки в городе» С. Кансера и др.). Такого рода антиутопия на долгие годы стала ведущим жанром антикоммунистической пропаганды.
«Антиутопия как литературный жанр представляла собой всего лишь вершину, которая возвышалась над поверхностью гигантского антиутопического айсберга в общественном сознании и мировосприятии значительных слоев населения на Западе», - отмечал советский ученый - философ Е. Араб-Оглы, который исследовал судьбу утопической традиции в XX в.
Русская антиутопия вступала в новую стадию, разрушив очередные утопические иллюзии, пытаясь предупредить общество о новых исторической непредсказуемости. Современные авторы использовали не только традиционные формы антиутопии - повести, романы, но и рассказы, очерки, сказки. Фантастическое переплеталось с хронікальністю, подчеркнутым документалізмом. Было и трагическое в современных произведениях рассматриваемого жанра, и оно преобладало над комичным, потому что именно жизнь мало причины для смеха. И вместе с тем сатирическое начало (аллегория, гротеск, карнавализация и т. д.) помогал писателям активно выявлять пороки социальной действительности.
В русской литературе жанры утопии и антиутопии формировались позже, чем в западной. До XVIII в. существовали только народные представления о проведении жизни и христианская традиция изображения Царства Божьего. «Желанная благодать будущего» такое мнение основывается в «едином обществе» Ермолая Єразми, в «общности имущества» Феодосия Косого, в произведениях Квирина Кульмана и др.
В XIX в. утопические и антиутопические элементы стали составлять уже целые фрагменты, которые включались в реалистичное сообщение или фантастически-приключенческий сюжет («Ученые - путешественники до Медвежьего острова» О. Сенковского, «Предки Калімероса. Александр Филиппович Македонский» А. Вельтмана, «Что делать?» М. Чернышевского и др.).
Также были сделаны попытки создать целые произведения в жанре утопии и антиутопии, но они остались незавершенными и сохранились в отрывках («4338-й год» В. Одоевского, «Жизнь через 1000 лет» Г. Данилевского и др.).
Стремительные процессы исторических изменений, размах революционных движений, распространения утопических идей в России обусловили бурное развитие утопии и антиутопии в русской литературе XX века. Ситуация на рубеже XIX-XX в. поставила перед художниками две проблемы:
1. идейно-эстетическое осознание кризиса в обществе и поиски путей ее переборювань;
2. поиски новых форм развития искусства, которые были бы способны отразить кризисное состояние общества и перспективы его совершенствования. Появление целостных произведений в русле антиутопии и утопии стала своеобразным решением этих проблем на уровне жанра.
Известные русские философы Н. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк, А. Лоев и другие уже в начале века предупредили об опасности увлечения абстрактным социализмом, о большой розрушая энергию, которой вступил в революционное движение. Они призывали вернуться к идее конкретного идеализма, то есть до конкретного человека, которая была целью и главным содержанием исторического бытия. Идея ценности личности, ее индивидуальной судьбы и духовной реализации стала центральной в русской литературе XX века.
Таким образом, рассмотрев процесс формирования и развития антиутопии, можно сказать, что утопия изобразила действительность такой, какой она хотела ее видеть, а анти - утопия - идеал таким, каким он был воплощен в действительности. Можно привести красноречивую фразу утописта Этьена Кабе: «Мы делаем на пользу человечеству все то, что тираны творили ему на погибель».
Исследователи не пришли к единому определению жанровых разновидностей утопии и антиутопии. Появилось ряд новых терминов: дистопія, какотопія, екоутопія, трактотопія, еупсихія и др. Утопия и антиутопия довольно многозначны, поэтому теперь нецелесообразно было говорить о устойчивые жанровые разновидности утопии и антиутопии.
Антиутопия по своей жанровой природе родственна с утопией. Это жанры - спутники как по своей идейно-содержательной установкой - осмысление настоящего и предсказания будущего, - так и по структурно-образной системой.
А. И. Одоевский (1802—1839) широко известен как автор ответа на послание Пушкина «В Сибирь» («Во глубине сибирских руд...»). Его «ответ» («Струн вещих пламенные звуки», 1827—1829 ) — выражение неколебимости революционного сознания декабристов после поражения восстания.
В стихотворении четко выражена идея непрерывности, преемственности революционной борьбы. Благодаря этому «ответ» Пушкину занял прочное место в истории русского освободительного движения, а одна из его строк — «Из искры возгорится пламя» — стала эпиграфом к ленинской «Искре».
Поэтом Одоевского сделала декабрьская катастрофа. Стихи он писал и раньше, но, по собственному признанию, постоянно был не удовлетворен ими и уничтожал написанное. И только свойственная декабристам вера в эмоциональную силу художественного слова, в его способность внушать мысли и вызывать поступки заставила его заняться всерьез поэтическим творчеством.
Свое назначение поэта-гражданина, продолжателя поэтического дела Рылеева, Одоевский осознал в Петропавловской крепости, в одиночном заключении. Узнав о казни вождей восстания, он пишет стихотворение «Сон поэта» (1826):
Таится звук в безмолвной лире,
Как искра в темных облаках;
И песнь, незнаемую в мире,
Я вылью в огненных словах.
В темнице есть певец народный,
Но — не поет для суеты...
«Народный певец», огненными словами зажигающий дух вольнолюбия в людях и зовущий их на борьбу, — так определил Одоевский сущность своего поэтического служения. В этом стихотворении впервые появляется характерная для его поэзии лексическая группа «искра — огонь» как символ революционного горения, как знак того, что костер, вспыхнувший и погасший на Сенатской площади 14 декабря, не конец, а начало революционной борьбы.
Главный смысл своего поэтического дела Одоевский видел в том, чтобы поддерживать мужество, поднимать дух товарищей, быть для них нравственной опорой. Очевидно, потому он почти никогда не записывал своих стихов.
Он их диктовал, часто импровизируя, и они дошли до нас в записях его друзей по каторге и ссылке. Из «многих тысяч стихотворных строк», о которых вспоминал А. П. Беляев, известно только немногим более трех тысяч. Одоевский был глашатаем настроений и чаяний своих товарищей — потому так часто встречается местоимение «мы» в его поэзии:
Но будь покоен, бард! — цепями,
Своей судьбой гордимся мы...
(<Ответ на послание Пушкина>,
1827—1829)
Еще струна издаст бывалый звон,
Она дрожит — еще мы живы!
(«Недвижимы, как мертвые в гробах...»,1829—1830)
«Мы» Одоевского — это все побежденные, но не сломленные декабристы.
Одоевского справедливо называют поэтом-утешителем, но это не смиренный утешитель несчастных в своем поражении людей. В нем силен бунтарский дух, он внушает побежденным уверенность, что впереди еще будут борьба и победа. В ответ на пушкинское «И братья меч вам отдадут» — он пишет:
Мечи скуем мы из цепей
И пламя вновь зажжем свободы!
Она нагрянет на царей,
И радостно вздохнут народы!
Ту же веру в торжество свободы и справедливости он выражает и словами своих исторических персонажей. В стихотворении «Тризна» (1828) скальд поет после битвы: «Утешьтесь! За павших ваш меч отомстит»; вольность, выходя вместе с изгнанниками из побежденного Новгорода, ободряет их:
В потомках ваше племя оживет,
И чад моих святое поколенье
Покроет Русь и процветет.
(«Неведомая странница»,1829—1830)
Надежда на возрождение революционного движения в будущих поколениях питает исторический оптимизм Одоевского. Принесенные декабристами жертвы кажутся ему закономерными и осмысленными, а жизнь он понимает как процесс постоянного совершенствования:
В лазурь небес восходит зданье:
Оно незримо, каждый день
Трудами возрастает века;
Но со ступени на ступень
Века возводят человека.
(«Что вы печальны, дети снов...»,1829)
Творчество Одоевского органически связано с гражданской поэзией преддекабрьских лет. Пристрастие к таким жанрам как послание, ода, романтическая поэма, особенности языка, стилистический колорит — все это уходит корнями в поэтическую школу гражданского романтизма.
Одоевский часто прибегаетк ораторской конструкции фраз и патетическим интонациям, пользуется архаизмами, терминологией декабристских призывов к освободительной борьбе. В его стихах часто встречаются и опорные слова-символы (сыны, деяния, мужи), и доведенная до предела напряженность выражений.
Наконец, темы, которые он развивает, также типичны для декабристской поэзии. Тема поэта, поэтического призвания, намеченная в тюремных стихах, стала центральной в его творчестве. Он передает свои размышления о высоком назначении поэзии, об отношениях художника и толпы («Венера небесная», 1831 или 1832).
Некоторые его поэтические раздумья близки пушкинскому циклу стихов о поэте и черни. Поэт, избранник муз, чутко и тонко воспринимает окружающий мир и отдает свои мысли и чувства людям:
Все впечатленья в звук и цвет,
И слово стройное теснились...
(«Умирающий художник»,1830)
Богатая внутренняя жизнь поэта, выраженная в звуке и слове, противостоит духовной ограниченности толпы, для которой песни — лишь «дар пустой» («Два пастыря», 1826). В то же время Одоевский верит в преображающую людские души силу поэзии, поэтому пастырь, который, слушая песни Аполлона, шептал: «Хоть слуха не лелею, Не хуже я тебя», — потом все же преклоняет колена перед певцом.
Одоевский продолжает рылеевскую тему героической самоотверженности борцов за свободу. Наиболее ярко эта тема выражена в песне, которую декабристы пели на переходе из Читы в Петровский завод:
За святую Русь неволя и казни,
Радость и слава.
Весело ляжем живые
За святую Русь.
(«Что за кочевья чернеются...»,1830)
И вслед за Рылеевым он устами героини времен Василия Шуйского упрекает оставшихся на воле современников за их общественную пассивность («Дева 1610 года», между 1827 и 1830). В его стихах звучит страстное чувство любви к страдающей под игом рабства родине («Воскресение», 1826; Ответ Пушкину, 1827—1829 ; «Из Мура», 1827 или 1828).
Героическая тема борьбы за вольность часто разрабатывается Одоевским на исторических примерах. Его, как и других декабристов, интересуют судьбы «вольных республик» — Новгорода и Пскова (стихотворения 1829—1830 гг.: «Зосима», «Неведомая странница», «Иоанн Преподобный», «Кутья») и эпохи княжеских междоусобиц (поэма «Василько», 1829—1830).
Но если Раевский и Рылеев, обращаясь к периодам русского «народоправства», быливоодушевлены мыслями о грядущей схватке с самодержавием и в героическом прошлом народа черпали надежду на победу, то Одоевский ищет в истории других аналогий. Его привлекают трагические картины падения Новгорода и Пскова, за которыми отчетливо проступает второй план — поражение самих декабристов.
В стихах мелькают образы, связанные с казнями и изгнанием: «темницы тесные», «безглавые тела», «трупы падают», «топора следы кровавые», «за бойней бойни строятся», как будто воображение поэта питается реальными воспоминаниями о картечи, рассыпавшей мятежное каре на Сенатской площади, о телах, падавших не в Волхов, а в проломившийся на Неве лед.
Пережитая катастрофа обращает Одоевского (как и Кюхельбекера и других поэтов декабристской каторги) к проблеме народа и вождя. Постепенно у Одоевского вызревало понимание народа как реальной исторической силы.
Трембовльский князь Василько силен народной любовью, он ценит мнение народное и именно своей популярностью у «черни» особенно ненавистен врагам. Уговаривая Святополка погубить Василька, коварный Давид пугает князя возможностью народного бунта (поэма «Василько», 1829—1830).
Оставаясь в рамках декабристской эстетики, творчество Одоевского отличается самобытностью и своеобразием. Его исторические картины обычно сравнивают с живописью — они более конкретны и объемны, чем думы Рылеева или стихи других декабристских поэтов на сюжеты русской истории.
Одоевский стремится к более точному воссозданию эпохи, каждое стихотворение имеет в основе летописный или житийный источник, в стихи вливаются фольклорные обороты, используются формы и принципы народного стихосложения. В то же время в творчестве Одоевского намечается связь с новой линией развития русской литературы, которая была начата Лермонтовым.
В его лирике отразилось напряженное и мучительное биение мысли, характерное уже для людей 30-х гг. Одоевского привлекает внутренняя жизнь человека, у него можно найти близкие Лермонтову «элементы рефлексии и пытливого раздумья о сущности жизни, ее путях и назначении человека в ней» («Что вы печальны, дети снов» 1829).
В стихах настойчиво повторяются мотивы незавершенности, обрыва творческого деяния, несбыточности желаний, трагического противоречия между конечностью бытия отдельного человека и бесконечным процессом жизни («Сетование», 1826; «Умирающий художник», 1828; «На смерть Грибоедова», 1829). И все же общая мировоззренческая концепция Одоевского остается оптимистичной, это является одним из выражений идейной стойкости декабристов, несмотря на их поражение.
Одоевскому, как и Кюхельбекеру и другим поэтам декабристской каторги, нераз приходилось переживать моменты тоски и отчаяния. Такие душевные спады чаще всего были связаны с периодами одиночного заключения, разлуки с товарищами или с известиями о смерти близких людей.
История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.
УДК 882(09) «18»
Т.В. Федосеева, М.В. Горемыкина
УТОПИЯ И АНТИУТОПИЯ В ПРОЗЕ В.К. КЮХЕЛЬБЕКЕРА И В.Ф. ОДОЕВСКОГО
В статье рассматривается дискуссионный вопрос о жанровой характерности утопии и антиутопии. Поставлена проблема соотношения утопии и антиутопии в литературном творчестве писателей романтического периода В.К. Кюхельбекера и В.Ф. Одоевского. Проанализированы и сопоставлены повести «Европейские письма» (1820) и «Земля Безглавцев» (1824) Кюхельбекера с повестями «4338-й год. Петербургские письма» (1835) и «Город без имени» (1839) Одоевского. Выявлена общность романтического сознания писателей, выраженного в рассматриваемых произведениях. Уточняется жанровая специфика проанализированных произведений. В повестях «Европейские письма» и «4338-й год. Петербургские письма» обнаружена утопическая направленность. Представление о будущем человечества в них связано с идеальным образом России. На первый план выдвинут образ гармонически развитой личности. В повестях «Земля Безглав-цев» и «Город без имени» обнаружены зачатки антиутопии как вариативного по отношению к утопии жанрового образования. Кюхельбекер и Одоевский приходят к убеждению в бесперспективности практической реализации утверждаемой в просветительской утопии концепции государства. Проведенное исследование показывает развитие утопии и зарождение антиутопии в прозе русских романтиков.
В.К. Кюхельбекер, В.Ф. Одоевский, русская проза 1820-1830-х годов, авторское сознание, жанровая специфика, «Мнемозина», образ России, литературная утопия, зачатки антиутопии.
Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797-1846) и Владимир Федорович Одоевский (1804-1869) принадлежат к числу русских писателей, своим творчеством способствовавших развитию новой русской прозы романтического периода 1820-1830-х годов.
Новая русская проза развивалась начиная с последнего десятилетия ХУШ века на основе традиций западноевропейской и древнерусской литературы, в направлении «смены источников вдохновения и образцов для подражания», когда на первый план вышли «самобытные национальные формы и жанры литературы» 1. Базо-
ы не только художественной, но и так называ-© Федосеева Т.В., Горемыкина М.В., 2014 \ 2 тт _
в р " мо, записки, дневник) . Исследуя жанровое
1 Русский и западноевропейский классицизм. Проза / отв. ред. А.С. Курилов. М. : Наука, 1982. С. 299.
2 Билинкис М.Я. Русская проза XVIII века: документальные жанры. Повесть. Роман. СПб. : С.-Петерб. гос. ун-т, 1995. 102 с. ; Сахаров В.И. Русская проза XVHI-XIX веков. Проблемы истории и поэтики. Очерки. М., 2002. С. 13-15 ; Приказчикова Е.Е. Культурные мифы и утопии в ме-
своеобразие русской прозы предромантического и романтического периодов, В.Ю. Троицкий выделяет как особо показательную фантастическую повесть, «своеобразный русский роман-утопию», авторы которой «сознательно противопоставляли реальной действительности выдуманные ими картины "счастливой жизни"» 3.
Поиски форм для выражения нового понимания человека, его сущности, отношения к внешнему миру, человеческой судьбы увенчались успехом в творчестве Н.М. Карамзина, в прозе которого сочетался интерес к жизни обыкновенного человека и одновременно к высшему, сакральному содержанию 4 Важнейшим достижением писателя стал, по наблюдению Т.А. Алпатовой, «новый взгляд на мир автономной, свободной, открытой всем впечатлениям бытия и в то же время нравственно самодостаточной личности» 5. Таким образом, ключевыми моментами, определившими базу для творческих поисков в русской прозе романтического периода, были жанровый и антропологический.
Именно с этих позиций мы считаем значительным вклад В.К. Кюхельбекера и В.Ф. Одоевского в развитие русской прозы 1820-1830-х годов.
Известно, что писателей, практически одновременно включившихся в литературную жизнь, связывала личная дружба. Особенно значимыми в этом отношении были 1823-1825 годы, период их совместной работы по изданию литературного альманаха «Мнемозина». После событий 1825 года Кюхельбекер оказался в заключении, в ссылке, и практически был исключен из литературной жизни. Дружеские отношения, связывавшие писателей, были прерваны, однако их общение продолжилось в письмах. Сложившаяся мировоззренческая общность обеспечила явную преемственность Одоевского по отношению к Кюхельбекеру как старшему и более опытному литератору. В письме от 3 мая 1845 года Кюхельбекер, обращаясь к «старому товарищу по журнальному поприщу», утверждал: «Ты, напротив, наш; тебе и Грибоедов, и Пушкин, и я завещали все наше лучшее; ты перед потомством и отечеством представитель нашего времени, нашего бескорыстного стремления к художественной красоте и к истине безусловной. Будь счастливее нас!» 6.
В совместном издании альманаха «Мнемозина» двух авторов мировоззренчески объединяли, прежде всего, традиции романтического идеализма, восходившего к классической немецкой философии. Оба надеялись на воплощение в жизнь идеалов добра и справедливости. В творчестве В.К. Кюхельбекера 1820-х годов этим стремлением обусловлено обращение к жанровой традиции литературной утопии, которая в 1830-х годах оказалась привлекательной и для В.Ф. Одоевского.
муарно-эпистолярной литературе русского Просвещения: автореф. дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. Екатеринбург, 2010. 55 с.
3 Троицкий В.Ю. Предромантические веяния // Русский и западноевропейский классицизм. Проза. С. 314.
4 Русская проза эпохи Просвещения: новые открытия и интерпретации / под ред. Э. Малэк. Lodz, 1996. С. 104.
5 Алпатова Т.А. Проза Н.М. Карамзина: поэтика повествования. М., 2012. С. 557.
6 Кюхельбекер В.К. Письмо В.К. Кюхельбекера князю В.Ф. Одоевскому. URL: http://-az.Hb.ru/k/kjuhelxbeker_w_k/text_0440oldorfo.shtml (дата обращения: 07.07.2014).
В последнее время в российском литературоведении активно изучаются утопия и антиутопия, однако проза В.К. Кюхельбекера и В.Ф. Одоевского в этом контексте отдельно не рассматривалась. Имеются лишь частные наблюдения некоторых ученых. Об утопиях В.Ф. Одоевского пишет Г.М. Пономарева в работе «Утопия и утопическое сознание в контексте русской культуры XIX - начала XX века» (1996). В исследовании И.А. Калинина «Русская литературная утопия XVIII-XX вв.: проблемы поэтики и философии жанра» (2002) некоторое внимание уделено повести Одоевского «4338-й год. Петербургские письма». А.А. Фай-зрахманова в исследовании «Поэтика русской литературной утопии 1900-1910-х годов: проблемы жанровой трансформации в контексте традиции» (2011) упоминает произведения Кюхельбекера и Одоевского, обращаясь к вопросу жанровой эволюции русской утопии 7.
В данной статье сопоставляются повести В.К. Кюхельбекера «Европейские письма» (1820) и «Земля Безглавцев» (1824) с повестями В.Ф. Одоевского «4338-й год. Петербургские письма» (1835) и «Город без имени» (1839) с целью уточнения жанровой специфики произведений двух писателей и их вклада в развитие русской прозы первой трети XIX века. Для детального изучения нами выделены уровни авторской субъективности и поэтики жанра (композиция, хронотоп, ведущие мотивы и образы).
Литературные отношения двух писателей, как указывал Н.И. Мордовченко, складывались «на почве заинтересованности романтической теорией искусства» 8. Их объединяли размышления философско-эстетического характера.
В развернутом виде эстетические взгляды В.К. Кюхельбекера представлены в книге путевых записок «Путешествие», отразившей впечатления от заграничной поездки поэта, состоявшейся в 1820-1821 годах и отдельными частями опубликованной в альманахе «Мнемозина» (М., 1824. Ч. II-IV). Обобщая свои рассуждения о природе художественного творчества, писатель делает вывод о том, что художника приближает к совершенству «чувство, воображение, обдуманность и плод вдохновения - идеал...» 9. Для Кюхельбекера искусство - область возвышенного и героического. Вернейшим признаком поэтической души он называл «страсть к всему высокому и прекрасному», утверждая, что не может быть в творчестве каких-то общих правил 10.
Взгляды В.Ф. Одоевского носят в большей степени теоретический, отвлеченный характер. Уже в период обучения в Благородном пансионе при Московском университете (1816-1822) он был увлечен философией и эстетикой, зани-
7 Пономарева Г.М. Утопия и утопическое сознание в контексте русской культуры XIX - начала XX века: дис. ... д-ра филос. наук. М., 1996. 219 с. ; Калинин И.А. Русская литературная утопия XVIII-XX вв.: проблемы поэтики и философии жанра: дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2002. 247 с. ; Фай-зрахманова А.А. Поэтика русской литературной утопии 1900-1910-х годов: проблемы жанровой трансформации в контексте традиции: дис. ... канд. филол. наук. Бирск, 2011. 233 с.
8 Мордовченко Н.И. Веневитинов и поэты-любомудры // История русской литературы: в 10 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом). Т. VI: Литература 1820-1830-х годов. М., 1953. С. 450.
9 Кюхельбекер В.К. Путешествия. Дневники. Статьи. Л. : Наука, 1979. 779 с. С. 35.
мался переводами из древних и новых авторов. Его дебют в печати состоялся именно в качестве переводчика, это были переводы с немецкого, опубликованные в «Вестнике Европы» в 1821 году. Под влиянием эстетики Ф.В.Й. Шеллинга Одоевский выработал собственную эстетическую систему, выделяя в художественном творчестве три составляющие: пластику («дух стремится соделать себя предметом»); музыку («предмет возвышается до духа»); поэзию («дух делается тождественным с предметом, конечное борется с бесконечным, определенное с неопределенным») п. Как и Кюхельбекер, Одоевский находил в искусстве жизнь духа, замечая в поэзии соединение изобразительного и выразительного начал. При этом он утверждал, что, несмотря на неповторимый характер творчества каждого поэта, существует нечто объединяющее их. И это - философия, выработанная на том или ином этапе развития человеческой мысли. В философии, писал Одоевский, «нельзя быть оригинальным; в поэзии - должно» 12.
Совместная деятельность В.К. Кюхельбекера и В.Ф. Одоевского по изданию альманаха «Мнемозина» началась в 1823 году. Всего вышло из печати четыре выпуска - три в 1824 и последний в 1825 году. Кюхельбекер занимался наиболее близкими ему направлениями критики и поэзии, а Одоевский - беллетристикой, публицистикой и философией, а также административной деятельностью. Издатели старались осветить широкий круг проблем, о чем говорили названия отделов альманаха: «Философия», «Военная история», «Изящная проза», «Стихотворения», «Путешествия», «Критика и антикритика», «Смесь». Первый выпуск альманаха имел большой успех. Авторами его были, помимо самих издателей, широко известные литераторы (П.А. Вяземский, Е.А. Боратынский, А.С. Пушкин, Д.В. Давыдов, А.А. Шаховской) и малоизвестные (С.Д. Нечаев, С.Е. Раич, Н.Ф. Павлов, А.А. Писарев). Появление нового издания было замечено журналами «Сын отечества», «Литературные листки», «Северный архив», «Благонамеренный», «Новости литературы», «Дамский журнал», на страницах которых возникла полемика по эстетико-философским вопросам.
Хотя эстетические позиции В.К. Кюхельбекера и В.Ф. Одоевского не вполне совпадали, их объединяла патриотическая мысль о необходимости развития национальной поэзии. Эта мысль определяла содержание литературного альманаха. По мнению Т.К. Батуровой, основная задача его издателей «состояла в распространении на русской почве учения немецких философов-идеалистов и в выработке на его основе своих литературных концепций, прежде всего утверждение народности и самобытности» 13.
Для В.К. Кюхельбекера понятия истинного романтизма и народности не просто связаны друг с другом, они синонимичны. В статье «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824), опубликованной в «Мнемозине», он говорит о том, что поэты должны обратить свое внимание на
11 Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф. Одоевский. Мыслитель. Писатель. Т. 1. Ч. 1. М., 1913. С. 165.
12 Там же. С. 162.
13 Батурова Т.К. Пушкин и альманах «Урания» // Российский литературоведческий журнал. 1996. № 8. С. 59.
народное творчество и фольклор. В неопубликованных записках В.Ф. Одоевского, исследованных П.Н. Сакулиным, речь также идет о национальной самобытности духовной жизни народа, выраженной в творчестве. Развивая идеи Шеллинга, Одоевский утверждает соответствие «характера литератур» «характерам народов», видит «основание красоты не в природе, но в Духе человеческом» 14, а потому любое подражание в творчестве считает бесперспективным.
В.К. Кюхельбекер призывает отказаться от подражательности в литературном творчестве и сделать поэзию «самобытною и народною». «Подражатель не знает вдохновения: он говорит не из глубины собственной души, а принуждает себя пересказать чужие понятия и ощущения», - писал он 15. По мнению Н.И. Мордовченко, опубликованная в «Мнемозине» статья Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824) «явилась поворотным пунктом в борьбе за романтизм в 20-е годы» 16. Вопрос об истинности романтизма решался двумя авторами весьма схожим образом: оба утверждали идею свободной, самобытной и нацонально русской поэзии.
В публикациях «Мнемозины» выражались мировоззренческие позиции двух авторов-издателей. Каждому из них был свойствен романтический идеализм и, как следствие, резкая критика несовершенной современности и устремленность в будущее, что и предопределило обращение к традиции литературной утопии. В романтической утопии, по справедливому суждению И.А. Тертерян, реализовался один из основных принципов творчества - жизнестроительство. Исследовательница пишет: «Жизнетворчество было проявлением утопизма, имманентно присущего всему романтизму. Крах жизнестроения лишь усиливал утопическое начало, переводя все упования из реального в сугубо идеальный план» 17. Романтичекая утопия предполагала утверждение идеалов гармоничной и активно преобразующей мир личности, национального единства и единства человека и природы.
Повесть В.К. Кюхельбекера «Европейские письма» была впервые опубликована в журналах «Соревнователь просвещения и благотворения» и «Невский зритель», а позднее и в «Мнемозине» (1824). Она составлена из 12 писем «наблюдателя-странника», адресованных другу. Таким образом, реализуется основной структурообразующий принцип утопии - диалогический характер нарратива 18. В предисловии автор предлагает читателю мысленно перенестись в будущее. Он пишет: «...чтоб судить о современных происшествиях, нравах и вероятных их последствиях, должно мысленно перенестись в другое время» 19.
14 Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. С. 162.
15 Кюхельбекер В.К. О направлении нашей поэзии, особенно лирической в последнее десятилетие // Путешествия. Дневник. Статьи. Л., 1979. С. 456.
16 Мордовченко Н.И. Русская критика первой четверти XIX века. М. ; Л., 1959. С. 220.
17 Тертерян И.А. Романтизм // История всемирной литературы: в 9 т. М., 1989. Т. 6. С. 24.
18 Файзрахманова А.А. Типология жанра литературной утопии 1900-1910-х годов. С. 137.
19 Кюхельбекер В.К. Европейские письма // Взгляд сквозь столетия (Русская фантастика XVIII и первой половины XIX в.). М., 1977. С. 102.
Герой повести, молодой американец, совершает путешествие по Европе XXVI века и становится свидетелем полной деградации и одичалости целых народов. Его поражает их безнравственность и невежество на фоне воспоминания о процветании народов в прошлом. Из слов рассказчика следует, что это прошлое только кажется великолепным. На самом деле, «просвещенной» Европе времен Вольтера и Фридриха были присущи «гонения на людей мыслящих», «заблуждения физиократов», «коварная политика Наполеона». Государственное устройство в Европе прошлого было далеко не безоблачным, повсеместно нарушались права человека. Лишь теперь, в XXVI веке, заверяет путешественник, настало «счастливое время, когда политика и нравственность одно и то же, когда правительства и народы стремятся к одной цели» 20. Это «счастливое время» обу-словленно нравственным совершенствованием человека, его отказом от эгоистических побужденией. Настало оно не только для народов, живущих в Северной Америке, но и для народов Азии, Африки - тех, которые избежали растлевающего воздействия «ложного» европейского просвещения.
В «Европейских письмах» В.К. Кюхельбекера идеальное общество подробно не описывается. Свое внимание автор останавливает на образе идеального правителя. В одной из колоний в Калабрии, «земле, которая в европейской истории была известна грубостью и дикостью своих жителей», герой находит российское поселение, где «много людей истинно просвещенных и образованных», и знакомится со старшиной по фамилии Добров 21. Этот человек характеризуется как благоразумный, искренний, тонкий, глубокий. «...Владея неисчерпаемым источником чувствительности, он редко выражает чувства своими словами <.> потому, что знает, как недостаточно слово для выражения всего происходящего внутри нас, потому что видит, как озабочены его ближние трудами и обязанностями жизни, отнимающими у них досуг и способность вслушиваться в голос постороннего сердца», «свое счастие полагает единственно в наслаждении добродетелию» 22.
Доброву как совершенному человеку знакомы все виды духовных наслаждений: «музыка, умный и выдержанный разговор с человеком просвещенным и глубокомысленным, сладостные мечтания в уединении на берегу шумного потока или под ропот источника, бегущего в сумраке дерев, резвость и шутки в кругу молодых красавиц и их обожателей, поэзия всех народов и всех веков <...> важная беседа с мудрецами и бытописателями веков минувших» 23. Ценит он и телесные наслаждения, среди которых - «звериная ловля <...> удовольствия роскошной азиатской купальни, веселия сократической трапезы и изобилие пиров лукулловых» 24 Образ предводителя русской общины, таким образом, воплощает собой идеал гармоничной личности, совмещающей высокий уровень интеллекта с тонким эстетическим чувством и высокой нравственностью.
20 Там же. С. 107.
21 Там же. С. 117.
22 Там же. С. 118.
23 Там же. С. 118.
24 Кюхельбекер В.К. Европейские письма. С. 119.
В русской общине царит взаимопонимание и уважительное отношение людей друг к другу. Правление Доброва основывается на его твердом убеждении, что главное - это уважительное отношение людей друг к другу и способность в любых обстоятельствах оставаться человеком. Будучи универсально образованным и разносторонне развитым, Добров снисходителен к слабостям других людей. Важнейшим достоинством человека он считает гражданственность, воспитание которой с детского возраста, по его убеждению, важнейшая необходимость, отнюдь не меньшая, чем «образованность нравственная, эстетическая, религиозная, ученая, даже физическая», и только все вместе поможет сформировать «истинного человека» 25.
Герой-путешественник смотрит на Европу XXVI века глазами человека, имеющего вполне определенное представление об идеальном обществе и оценивает увиденное с точки зрения идеала. Очевидно, что его взгляд - это взгляд самого автора. В самом начале своего жизненного и творческого пути Кюхельбекер верил в совершенствование человечества. Его идеал предполагает внутреннее развитие человека, становящееся залогом идеальных, бесконфликтных общественных отношений.
Своеобразным продолжением темы идеального общества в далеком будущем стала незавершенная повесть В.Ф. Одоевского «4338-й год». Отрывок из повести был впервые опубликован в 1835 году в журнале «Московский наблюдатель» под псевдонимом В. Безгласный и с подзаголовком «Петербургские письма», перекликающимся с названием повести В.К. Кюхельбекера 26. Именно «Европейские письма» Кюхельбекера «по широте охвата истории, по своему просветительскому пафосу и вере в великое будущее России» предвосхищает повесть Одоевского «4338-й год» 27. Содержательно повести двух авторов, как отмечали их современники, сближает убежденность в великое будущее России, в частности, В.Г. Белинский писал, что главная мысль Одоевского основана на твердом «веровании в совершенствование человечества и в грядущую мирообъемлющую судьбу России, мысль истинная и высокая, вполне достойная таланта истинного» 28.
Жанровая структура повести ориентирована на утопическую традицию -в ее основании рассказ человека будущего о совершенном мироустройстве. Большое внимание в письмах путешественника уделяется описанию пространства, в котором разворачивается действие, а также нравов и обычаев, определяющих жизнь в обществе. Героем повести Одоевского является Ипполит Цунгиев, студент Главной пекинской школы, который пишет о путешествии по России своему другу, студенту той же школы Лингину, с вос-
25 Там же. С. 120.
27 Шестаков В.П. Эсхатология и утопия. М., 1995. С. 46.
28 Цит. по: О некоторых рецензиях, приписанных Белинскому. Сообщения Б. Белова, В. Кулешова, Ю. Оксмана, В. Потявина и др. URL: http://www.imli.ru/litnasledstvo/Tom%2057/22_%-D0%9E%20%D0%BD%D0%B5%D0%BA%D0%BE%D1%82%D0%BE%D 1 %80%D 1 %8B%D 1 %85% 20%D1%80%D0%B5%D1%86%D0%B5%D0%BD0/oD0%B7%D0%B8_vol57.pdf
хищением рассказывая о достижениях передовой и просвещенной России XXXXIV века.
Россия будущего у Одоевского - огромное государство, охватывающее оба полушария. Главным условием процветания страны является просвещение и научный прогресс. Ее жители смогли победить даже суровый северный климат, благодаря особой системе протянутых от экватора теплопроводов. Теплый воздух попадает в дома, сады, а также на воздушные пути, по которым передвигаются аэростаты и гальваностаты. Достижения русских людей путешественник объясняет высоким уровнем развития наук и просвещения народа. «Удивительная ученость, и еще более удивительная изобретательность в этом народе!» -замечает он 29. В своем развитии страна достигла небывалых высот, и никакая другая не может с ней сравниться. По словам Ипполита Цунгиева, китайцы стараются подражать русским во всем: в одежде, обычаях, архитектуре, литературе, искусстве. В сюжете повести воплотилась утопическая мечта Одоевского о господстве разума: «Россия стала центром просвещения, к которому стремились приобщиться все другие народы мира, ориентируясь на ее опыт и достижения» 30. Писатель твердо верит в великое предназначение России, ее особенную судьбу и славное будущее, в котором совершенное и гармоничное общество будет процветать.
Технические достижения в России не мешают распространению и развитию наук и искусств. В этом обществе необычайно сильна любовь к знаниям. Человек, не совершивший какого-нибудь открытия, считается недорослем. Доминирующая роль науки и искусства в обществе обусловлена тем, что правящую элиту здесь составляют ученые и поэты. Так, Государь «сам принадлежит к числу первых поэтов» 31. Высшее общество составляют «Министр философии, Министр изящных искусств, Министр воздушных сил, поэты и философы, и историки первого и второго класса» 32.
Важное значение в обществе придают подготовке будущих членов правительства: они обучаются в училище государственных людей, куда могут поступить ученики из различных учебных заведений; «по выдержании строгого экзамена они присутствуют в продолжение нескольких лет при заседаниях Государственного совета для приобретения нужной опытности; из сего рассадника они поступают прямо на высшие государственные места» 33. Все они отличаются высокой самодисциплиной и развитым умом, а также лучшими душевными качествами - добротой, высокой ответственностью, чувством справедливости.
Быт людей в России будущего устроен рационально и одновременно близко к природному ритму: они встают в четыре часа утра, обедают в двенадцать, вечер начинается в пять часов пополудни, ужин в восемь, а в девять все ложатся
29 Одоевский В.Ф. 4338-й год // Взгляд сквозь столетия. М., 1977. С. 246.
30 Ануфриев А.Е. Утопия и антиутопия в русской прозе первой трети XX века: эволюция, поэтика: дис. ... д-ра филол. наук. М., 2002. С. 215.
31 Одоевский В.Ф. 4338-й год. С. 269.
32 Там же. С. 259.
спать. В обществе особым образом организован досуг. Посетив светский прием и познакомившись с высшим обществом, герой отмечает, что люди научились ценить свое время и не тратят его на пустые разговоры: «спрашивать кого-нибудь о здоровье, о его делах, о погоде или вообще предложить пустой вопрос считается большою неучтивостью», зато если разговор все же начинается, то ведется он горячо и живо. В обществе не приняты рукоплескания и комплименты, так как «всякий знает степень своего искусства» 34. Большое значение власти придают воспитанию. Дети получают разностороннее воспитание, их обучают чтению, письму, другим наукам и искусствам. Забота о физическом здоровье человека - тоже вопрос воспитания. Весь жизненный уклад способствует усовершенствованию человеческой природы - люди избавляются от привычных слабостей и дурных наклонностей.
Развлечение людей составляют музыка и созерцание красоты природы. Практикуемые в обществе коллективные сеансы магнетизма в немалой степени способствуют укреплению социальных, а также семейных отношений: «...распространение магнетизации совершенно изгнало из общества всякое лицемерие и притворство: оно, очевидно, невозможно» 35. Примером совмещения гармоничной природы и человеческого гения является необыкновенный музыкальный инструмент, который носит название «гидрофон». Его клавиши прикреплены к бассейну, «соединены с отверстиями, из которых по временам вода падала на хрустальные колокола и производила чудесную гармонию. Иногда вода выбегала быстрою, порывистою струей, и тогда звуки походили на гул разъяренных волн, приведенный в дикую, но правильную гармонию; иногда струи катились спокойно, и тогда как бы из отдаления прилетали величественные, полные аккорды; иногда струи рассыпались мелкими брызгами по звонкому стеклу, и тогда слышно было тихое, мелодическое журчание» 36. Подробное описание «гидрофона», занимающее центральное место в повести Одоевского, не случайно. Музыке отводилось центральное место в системе его эстетических взглядов. Писатель проявлял устойчивый интерес к народной музыке, стремясь постичь особые, отличные от профессиональной, законы гармонии. Он считал, что характер исполняемой в обществе музыки дает представление о моральном его состоянии. Уникальный инструмент в идеальном мире символизирует государственное устройство, не знающее противоречий, в частности гармонию человека и природы.
Повести В.К. Кюхельбекера и В.Ф. Одоевского написаны в форме писем от имени молодых путешественников. Сходны сюжеты произведений. Оба главных героя во время своего путешествия попадают в некий фантастический мир, где оказываются решенными многие проблемы социального и нравственного существования человека. В повестях представлен самодостаточный мир: это русская колония в Каларбии у Кюхельбекера и Россия, ставшая в отдаленном
34 Одоевский В.Ф. 4338-й год. С. 256.
35 Там же. С. 256.
будущем огромным по площади и передовым по уровню развития государством, у Одоевского.
По типу повествования, воссозданному в произведениях хронотопу, характерологии, они вполне отвечают традиции жанра литературной утопии. Герои-путешественники стремятся узнать как можно больше о новом для них мире, уделяя внимание вопросам государственной и частной жизни, а также бытовым вопросам. Они знакомят читателя с этим миром, сообщая о своих наблюдениях и впечатлениях, оценивая увиденное. Несомненно, оценка изображенному обществу дается с позиции того идеала, который разделяет сам автор. Роднит эти повести также и дидактизм, характерный для утопии. «Авторы утопий стремились представить те нравственные нормы поведения и качества характера, которыми должен обладать человек в образцовом обществе», - пишет Ануфриев 37. Это становится очевидным, когда читатель ближе знакомится с жизненным укладом и традициями общества будущего.
Вопрос о возможности достижения социального идеала решается авторами проанализированных повестей через утверждение высоконравственной личности правителя, всесторонне развитой, сочетающей высокий уровень образования и научное знание о мире с развитым эстетическим чувством. В обеих повестях идеальный человек облечен властью и является правителем народа. Правление каждого из них обеспечивает абсолютное процветание общества, полную гармонию отношений между людьми. Конфликты в совершенном обществе невозможны - ничто не может потревожить слаженный и незыблемый жизненный уклад. Кюхельбекер и Одоевский создают совершенный мир, не требующий более никаких изменений.
Несомненная преемственность «Петербургских писем» В.Ф. Одоевского по отношению к «Европейским письмам» В.К. Кюхельбекера не помешала последнему критически отнестись к «Петербургским письмам». Познакомившись в 1841 году с неоконченной повестью Одоевского, опубликованной в альманахе «Утренняя заря», Кюхельбекер заметил, что все - и проза и стихи, вошедшие в этот выпуск альманаха, - «довольно пошло, а кое-что ниже посредственного» 38. Вероятно, такой отзыв был обусловлен тем, что Кюхельбекер довольно рано отошел от утопических мечтаний, разочаровавшись в просветительских идеалах государственного строительства. Уже в 1824 году им была написана повесть «Земля Без-главцев», в которой обнаруживаются антиутопические начала.
Герой повести, совершая прогулку на воздушном шаре, попадает на Луну в страну Акефалия (Безголовый), а точнее в ее столицу - город Акардион (Бессердечный). Народ, населяющий эту страну, называется Безглавцами. Путешественник отмечает кажущуюся внешнюю привлекательность подлунного мира. Он видит «большой город, обсаженный пашкетовыми [паштетовыми. - Т.Ф., М.Г.] и пряничными деревьями», выстроенный «из ископаемого леденца; его обмывала река Ли-
37 Одоевский В.Ф. 4338-й год. С. 47.
38 Кюхельбекер В.К. Дневник (1831-1845) // Путешествия. Дневник. Статьи. С. 394.
монад, изливающаяся в Шербетное озеро» 39. Но эта привлекательность носит ограниченный характер - речь идет лишь о материальном благополучии.
Страну населяет необычный народ - большинство людей не имеют голов и сердец. Такими их делает особая программа воспитания: «.зажиточные родители к новородившимся младенцам приставляют наемников, которые до двадцатилетнего их возраста подпиливают им шею и стараются вытравить сердце: они в Акефалии называются воспитателями» 40. Только черни позволено сохранять абсолютно не нужные, по мнению безглавцев, сердце и голову. Лишенных голов и сердец жителей отличает особая жестокость и по отношению к себе, и к окружающим - они имеют неутолимую страсть к палочным ударам, которые становятся разменной монетой в отношениях между людьми: «Сею жаждою мучатся почти все: старцы и юноши, мужчины и женщины, рабы и вельможи» 41. Общество безглавцев насквозь фальшиво, в нем царит ложь и притворство, все сводится к пустым разговорам.
Негативные стороны общества будущего показаны также и в повести В.Ф. Одоевского «Город без имени», которая вошла в состав книги «Русские ночи», опубликованной в 1844 году. В.К. Кюхельбекер высоко оценил это произведение, назвав его «умнейшей книгой на русском языке». В своем дневнике он писал: «...сколько поднимает он [Одоевский. - Т.Ф., М.Г.] вопросов! Конечно, ни один почти не разрешен, но спасибо и за то, что они подняты, - и в Русской книге!» 42. Острые социально-философские вопросы были в одинаковой степени интересны обоим писателям и разрешение их они искали, обращаясь к прошлому, настоящему, будущему России, создавая вымышленный, фантастический мир.
Герой повести «Город без имени» путешествует вместе с товарищем и от случайно встреченного «странного» человека узнает о некогда великой стране, которая разрушила сама себя и ныне не существует: «.у этой страны нет имени -она недостойна его; некогда она носила имя - имя громкое, славное, но она втоптала его в землю; годы засыпали его прахом; мне не позволено снимать завесу с этого таинства» 43.
Когда-то страна процветала, ее граждане без устали трудились, обеспечивая свое благополучие: «с раннего утра жители всех сословий поднимались с постели, боясь потерять понапрасну и малейшую частицу времени, - и всякий принимался за свое дело: один трудился над машиной, другой взрывал новую землю, третий пускал в рост деньги - едва успевали обедать» 44 Легендарный основатель этой страны был учеником И. Бентама - английского философа и социолога, основоположника утилитаризма. Он утвердил в качестве принципа, регулирующего государственное устройство, личную выгоду.
39 Кюхельбекер В.К. Дневник (1831-1845). С. 124-125.
40 Кюхельбекер В.К. Земля Безглавцев // Взгляд сквозь столетия. С. 125.
41 Там же. С. 127.
42 Кюхельбекер В.К. Дневник (1831 - 1845). С. 423.
43 Одоевский В.Ф. Город без имени // Взгляд сквозь столетия. С. 225.
44 Там же. С. 228.
В повести Одоевского жители мифического государства, исключившие из жизни все то, что не обладает материальной ценностью, в погоне за благополучием потеряли всякое понятие о добре и справедливости. Безжалостность бентамитов простиралась далеко за пределы их страны, превращая в колонии те территории, которые показались им «весьма удобным местом для так называемой эксплуатации» 45. Постепенно они разорили эту колонию, используя самые безнравственные способы: «задерживали разными хитростями провоз к ним необходимых вещей и потом продавали им свои втридорога»; предпринимали «весьма удачные банкротства, от которых у них упали фабрики»; ссорили «с другими колониями, помогали им в этих случаях деньгами», извлекая выгоду из специально организованного военного конфликта; «завлекали их в биржевую игру и посредством искусных оборотов были постоянно в выигрыше» 46. Таким образом, государство, уклад которой определялся научной доктриной Бентама, стремясь к расширению собственных границ, уничтожило многих соседей.
Рассказчик подчеркивает, что жители страны были люди «более или менее образованные, одаренные любовию к наукам и искусствам, отличавшиеся изыс-канностию вкуса, привычкою к изящным наслаждениям» 47. Хорошее воспитание не помешало им, стремясь к усилению и укреплению монополии, действовать самыми безнравственными методами - «лестию, коварством, деньгами, угрозами». Страна процветала некоторое время, богатела, пока при попытке в очередной раз расправиться с соседней колонией, мнения жителей разделились. Государство распалось на две части: одна объявила соседям войну, а другая заключила торговый договор. Жители каждой части теперь думали только о собственной пользе. Начались внутренние распри и конфликты. Вскоре это государство пришло в упадок, а потом и вовсе рухнуло, люди же одичали и погибли.
С точки зрения пользы в этом обществе решались абсолютно все вопросы, даже необходимость строительства храма и театра. Одни утверждали, что «храм <...> не может приносить никакой ощутительной пользы», другие говорили, что он необходим, «дабы проповедники могли беспрестанно напоминать обитателям, что польза есть единственное основание нравственности и единственный закон для всех действий человека» 48. С последним заявлением согласились, и храм был построен. Театр же был устроен с одним условием: «если все представления на нем будут иметь целию доказать, что польза есть источник всех добродетелей и что бесполезное есть главная вина всех бедствий человека» 49. Все духовные ценности в обществе замещались материальными. Именно в этих условиях обитатели страны привели себя к самоуничтожению.
Описанные в повестях В.К. Кюхельбекера и В.Ф. Одоевского фантастические государства объединяет рациональное устройство жизни. Духовные и нрав-
45 Одоевский В.Ф. Город без имени. С. 229.
47 Там же. С. 227.
48 Там же. С. 227-228.
49 Там же. С. 227-228.
ственные основания жизни полностью исключены из отношений в земле без-главцев и в стране бентамитов. Жители этих необыкновенных мест очень похожи: формы духовной жизни они заменили либо пустой словесной игрой, либо погоней за материальной выгодой. Так, акефалийцы, отказавшись от головы, не теряют голос, а становятся чревовещателями, более того, «приобретают необыкновенную быстроту и легкость в разговорах; одно слово перегоняет у настоящих Безглавцев другое; каламбуры, эпиграммы, нежности взапуски бегут подобно шумному, неиссякному водопаду, извергаются и потрясают воздух» 50. Благодаря этому их словесность процветает: печатается большое количество политических и ученых ведомостей, вестников, а также модных журналов. У бентамитов Одоевского есть головы и сердца, однако они оказываются им ненужными. Поэзия в обществе умерла, так как не имеет никакой пользы и ее существование идет в разрез с общественными устоями. Книги у бентамитов посвящаются только вопросам практической пользы: «Девушка вместо романа читала трактат о прядильной фабрике; мальчик лет двенадцати уже начинал откладывать деньги на составление капитала для торговых оборотов» 51. Все чувства, все мысли, все побуждения человека ограничиваются вопросами настоящей минуты.
В повестях В.К. Кюхельбекера «Земля Безглавцев» и В.Ф. Одоевского «Город без имени» до крайности доведены научные и философские идеи, показана их губительность для человека. Реализовавшие эти идеи якобы идеальные миры оборачиваются своей противоположностью. Утопия приобретает значение антиутопии. В финале повести «Земля Безглавцев» путешественник с отвращением покидает эту землю, вынося ее жителям безжалостный приговор: «Безглавцы омерзели мне по своему нелепому притворству» 52. Он стремится покинуть этот мир как можно скорее. Сообщивший историю бен-тамитов «странный» незнакомец предупреждает о страшной перспективе для мира, ориентированного на материальные ценности и плотские удовольствия. «Вы, жители других стран, вы, поклонники злата и плоти, поведайте свету повесть о моей несчастной отчизне.» - заключает он 53.
Сопоставительный анализ произведения В.К. Кюхельбекера и В.Ф. Одоевского убедительно показывает, что утопическое сознание писателей романтического периода динамически развивалось. Первоначально в своих утопических произведениях идеальное устройство мира они связывали с развитием науки и искусства, позднее указывали на опасности увлечения рационалистическими принципами государственного строительства и пренебрежения духовными ценностями. Начиная с утопических мечтаний в повестях «Европейские письма» и «4338-й год», писатели приходят к критическому переосмыслению надежд на идеальное устройство общества в повестях «Земля Безглавцев» и «Город без имени». Однако прогноз, который они дают на будущее, не совсем пессимистичен, писатели стремятся преду-
50 Кюхельбекер В.К. Земля Безглавцев. С. 126.
51 Одоевский В.Ф. Город без имени. С. 228.
52 Там же. С. 127.
53 Там же. С. 239.
предить общество о грозящих ему неблагоприятных последствиях одностороннего развития, но не теряют веры в торжество нравственности, духовности и человеческого разума.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ЭЛЕКТРОННЫХ РЕСУРСОВ
1. Алпатова, Т.А. Проза Н.М. Карамзина: поэтика повествования [Текст] : мо-ногр. - М. : Изд-во МГОУ, 2012. - 559 с.
2. Ануфриев, А.Е. Утопия и антиутопия в русской прозе первой трети XX века.: эволюция, поэтика [Текст] : дис. ... д-ра филол. наук / Моск. пед. гос. ун-т. - М., 2002. -381 с.
3. Артемьева, Т.В. От славного прошлого к светлому будущему: философия истории и утопия в России эпохи Просвещения [Текст]. - СПб. : Алетейя, 2005. - 496 с.
4. Батурова, Т.К. Пушкин и альманах «Урания» [Текст] // Российский литературоведческий журнал. - 1996. - № 8. - С. 56-64.
5. Билинкис, М.Я. Русская проза XVIII века: документальные жанры. Повесть. Роман [Текст]. - СПб. : С.-Петерб. гос. ун-т, 1995. - 102 с.
6. Зеньковский, В.В. История русской философии [Текст]. - 2-е изд. - Paris: YMCA press, 1989. - Т. 1. - 469 с.
7. Калинин, И.А. Русская литературная утопия XVIII-XX вв.: проблемы поэтики и философии жанра [Текст] : дис. ... канд. филол. наук / С.-Петерб. гос. ун-т. - СПб., 2002. - 247 с.
8. Ковтун, Н.В. Роман В.Ф. Одоевского «4338 год» и традиции интеллектуальной утопии в России [Текст] // Известия Томского политехнического университета. - Томск, 2004. - Вып. 5. - Т. 307. - С. 179-183.
9. Кюхельбекер, В.К. Европейские письма [Текст] // Взгляд сквозь столетия (Русская фантастика XVIII и первой половины XIX в.) / сост. В. Гуминский. - М. : Молодая гвардия, 1977. - С. 100-122.
10. Кюхельбекер, В.К. Земля Безглавцев [Текст] // Взгляд сквозь столетия (Русская фантастика XVIII и первой половины XIX в.) / сост. В. Гуминский. - М. : Молодая гвардия, 1977. - С. 123-127.
11. Кюхельбекер, В.К. Письмо В.К. Кюхельбекера князю В.Ф. Одоевскому. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://az.lib.ru/k/kjuhelxbeker_w_k/text_0440ol-dorfo.shtml (дата обращения: 07.07.2014).
12. Кюхельбекер, В.К. Путешествия. Дневник. Статьи [Текст]. - Л. : Наука, 1979. -
13. Маймин, Е.А. Владимир Одоевский и его роман «Русские ночи» [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://odoevskiy.lit-info.ru/review/odoevskiy/009/873.htm (дата обращения: 10.07.2014).
14. Мнемозина, собрание сочинений в стихах и прозе, издаваемая кн. В. Одоевским и В. Кюхельбекером [Текст]. - М., 1825. - Ч. IV. - 233 с.
15. Мордовченко, Н.И. Веневитинов и поэты-любомудры [Текст] // История русской литературы: в 10 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). - Т. VI: Литература 1820-1830-х годов. - М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1953. - С. 448-459.
16. Мордовченко, Н.И. Русская критика первой четверти XIX века [Текст] : мо-ногр. - М. : Изд-во АН СССР. Ленингр. отд-ние, 1959. - 431 с.
17. О некоторых рецензиях, приписанных Белинскому. Сообщения Б. Белова, В. Кулешова, Ю. Оксмана, В. Потявина и др. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.imli.ru/litnasledstvo/Tom%2057/22_%D0%9E%20%D0%BD%D0%B5%D0%BA %D0%BE%D1%82%D0%BE%D 1%80%D 1%8B%D1%85%20%D1%80%D0%B5%D1%86 %D0%B5%D0%BD%D0%B7%D0%B8_vol57.pdf (дата обращения: 01.07.2014).
18. Одоевский, В.Ф. 4338-й год [Текст] // Взгляд сквозь столетия (русская фантастика XVIII и первой половины XIX в.) / сост. В. Гуминский. - М. : Молодая гвардия, 1977. - С. 240-274.
19. Одоевский, В.Ф. Город без имени [Текст] // Взгляд сквозь столетия (русская фантастика XVIII и первой половины XIX в.) / сост. В. Гуминский. - М. : Молодая гвардия, 1977. - С. 223-239.
20. Одоевский, В.Ф. Сочинения [Текст] : в 2 т. - Т. 1: Русские ночи. Статьи. -М. : Худож. лит., 1981. - 365 с.
21. Пономарева, Г.М. Утопия и утопическое сознание в контексте русской культуры XIX - начала XX века [Текст] : дис. ... д-ра филос. наук / Моск. пед. гос. ун-т им. В.И. Ленина. - М., 1996. - 219 с.
22. Приказчикова, Е.Е. Культурные мифы и утопии в мемуарно-эпистолярной литературе русского Просвещения [Текст] : автореф. дис. ... д-ра филол. наук / Урал. гос. ун-т им. А.М. Горького. - Екатеринбург, 2010. - 55 с.
23. Русская проза эпохи Просвещения: новые открытия и интерпретации [Текст] / под ред. Э. Малэк. - Lodz, 1996. - 234 с.
24. Русский и западноевропейский классицизм. Проза [Текст] / отв. ред. А.С. Ку-рилов. - М. : Наука, 1982. - 391 с.
25. Сакулин, П.Н. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф. Одоевский. Мыслитель - писатель [Текст]. - М. : Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1913. - Т. 1. -Ч. 1. - 622 с.
26. Сахаров, В.И. Русская проза XVIII-XIX веков. Проблемы истории и поэтики. Очерки [Текст]. - М., 2002. - 216 с.
27. Сахаров, В.Я. О жизни и творениях В.Ф. Одоевского [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://az.lib.ru/o/odoewskij_w_f/text_0290.shtml (дата обращения: 07.07.2014).
28. Тертерян, И.А. Романтизм [Литературы Западной Европы первой половины XIX в.] [Текст] // История всемирной литературы: в 9 т. / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. - М. : Наука, 1989. - Т. 6. - С. 16-27.
29. Файзрахманова, А.А. Поэтика русской литературной утопии 1900-1910-х годов: проблемы жанровой трансформации в контексте традиции [Текст] : дис. ... канд. филол. наук / Бирск. гос. пед. ун-т. им. М. Акумуллы. - Бирск, 2011. - 216 с.
30. Шестаков, В.П. Эсхатология и утопия: очерки русской философии и культуры [Текст] : моногр. - М. : ВЛАДОС, 1995. - 207 с.
REFERENCES AND ELECTRONIC RESOURCES
1. Alpatova, T.A. Proza N.M. Karamzina: poetika povestvovaniya : monogr. - M. : MGOU publishing, 2012. - 559.
2. Anufriyev, A.Ye. Utopiya i antiutopiya v russkoy proze pervoy treti XX veka. Evolyutsiya, poetika / Moscow State Pedagogical University: Dissertation of the doctor of Philology: 10.01.01. - M., 2002. - 381 p.
3. Artem"yeva, T.V. Ot slavnogo proshlogo k svetlomu budushchemu: filosofiya istorii
1 utopiya v Rossii epokhi Prosveshcheniya - St. Petersburg: Aletheia, 2005. - 496 p.
4. Baturova, T.K. Pushkin i al"manakh «Uraniya» // Russian literary journal. - 1996. - № 8. - P. 56-64.
5. Bilinkis, M.Ya. Russkaya proza XVIII veka: dokumental"nyye zhanry. Povest". Roman . -St. Petersburg: St. Petersburg State University, 1995. - 102 p.
6. Zen"kovskiy, V.V. Istoriya russkoy filosofii . -
2 ed. - Paris: YMCA press, 1989. - Vol. 1. - 469 p.
7. Kalinin, I.A. Russkaya literaturnaya utopiya XVIII-XX vv. : Problemy poetiki I filosofii zhanra : dissertation ... for degree of the doctor of philology / St. Petersburg State University. - St. Petersburg, 2002. - 247.
8. Kovtun, N.V. Roman V.F. Odoyevskogo «4338 god» i traditsii intellektual"noy uto-pii v Rossii // TPU News. - 2004. - № 5. - Vol. 307. - P. 179-183.
9. Kyukhel"beker, V.K. Yevropeyskiye pis"ma // Vzglyad skvoz" stoletiya (Russkaya fantastika XVIII i pervoy poloviny XIX v.) / compiled by V. Guminsky. - M. : Young Guard, 1977. - P. 100-122.
10. Kyukhel"beker, V.K. Zemlya Bezglavtsev // Vzglyad skvoz" stoletiya (Russkaya fantastika XVIII i pervoy poloviny XIX v.) / compiled by V. Guminsky. - M. : Young Guard, 1977. - P. 123-127.
11. Kyukhel"beker, V.K. V.K. Kuchelbecker letter to Prince V.F. Odoyevskiy . - Access mode: http://az.lib.ru/k/kjuhelxbeker_w_k/text_0440oldorfo.-shtml (a date of access: 07.07.2014).
12. Kyukhel"beker, V.K. Travels. Fiary. Articles . - L. : Science, 1979. - 779 p.
13. Maymin, Ye.A. Vladimir Odoyevskiy i yego roman «Russkiye nochi» . - Access mode: http://odoevskiy.lit-info.ru/review/odoevskiy/009/873.htm (a date of access: 10.07.2014).
14. Mnemozina, sobraniye sochineniy v stikhakh i proze izdavayemaya knyazem V. Odoyevskim i V. Kyukhel"bekerom . - M., 1825. - P. IV. - 233 p.
15. Mordovchenko, N.I. Venevitinov i poety-lyubomudry // / The Institute of Russian literature (Pushkin House) USSR SA. - Vol. VI: Literature 1820-1830-ies. - M. ; L. : Publishing of USSR SA, 1953. - P. 448-459.
16. Mordovchenko, N.I. Russkaya kritika pervoy chetverti XIX veka . - M., 1959. - 431 p.
17. O nekotorykh retsenziyakh, pripisannykh Belinskomu. Soobshcheniya B. Belova, V. Kuleshova, YU. Oksmana, V. Potyavina i dr. . -Access mode: http://ww.imli.ru/litnasledstvo/Tom%2057/22_%D0%9E%20%D0%BD%-D0%B5%D0%BA%D0%BE%D1%82%D0%BE%D1%80%aD1%8B%D1%85%200/oD10/o80%
D0%B5%D1%86%D0%B5%D0%BD%D0%B7%D0%B8_vol57.pdf (a date of access: 01.07.2014).
18. Odoyevskiy, V.F. 4338 god // Vzglyad skvoz" stoletiya (Russkaya fantastika XVIII i pervoy poloviny XIX v.) / compiled by V. Guminsky. - M. : Young Guard, 1977. -P. 240-274.
19. Odoyevskiy, V.F. Gorod bez imeni // Vzglyad skvoz" stoletiya (Russkaya fantastika XVIII i pervoy poloviny XIX v.) / compiled by V. Guminsky. - M. : Young Guard, 1977. - P. 223-239.
20. Odoyevskiy, V.F. Sochineniya : in 2 vols. - Vol. 1: Russian Nights. Articles. - M. : Imaginative literature, 1981. - 365 p.
21. Ponomareva, G.M. Utopiya i utopicheskoye soznaniye v kontekste russkoy kul"tury
XIX - nachala XX veka : the Dissertation of the doctor of Philosophy / Moscow Pedagogical Institute named after V.I. Lenin. - M., 1996. - 219 p.
22. Prikazchikova, Ye.Ye. Kul"turnyye mify i utopii v memuarno-epistolyarnoy literature russkogo Prosveshcheniya : avtoreferat of dissertation of the doctor of Philology: 10.01.01 / Ural State University after named A.M. Gorki. - Ekaterinburg, 2010. - 55 p.
23. Russkaya proza epokhi Prosveshcheniya: novyye otkrytiya i interpretatsii / ed. by E. Malek. -Lodz, 1996. - 234 p.
24. Russkiy i zapadnoyevropeyskiy klassitsizm. Proza / ed. by A.S. Kurilov. - M. : Science, 1982. - 391 p.
25. Sakulin, P.N. Iz istorii russkogo idealizma. Knyaz" V.F. Odoyevskiy. Myslitel" -pisatel" . - M. : M. and S. Sabashnikovs"s publisjing house, 1913. - Vol. 1. - P. 1. - 622 p.
26. Sakharov, V.I. Russkaya proza XVIII-XIX vekov. Problemy istorii i poetiki. Ocherki . - M., 2002. - 216 p.
27. Sakharov, V.Ya. O zhizni i tvoreniyakh V.F. Odoyevskogo . - Access mode: http://az.lib.ru/o/odoewskij_w_-f/text_0290.shtml (a date of access: 07.07.2014).
28. Terteryan, I.A. Romantizm ] // History of World Literature: in 9 vols. / Institute of World Literature after named A.M. Gorki USSR SA. -M. : Science, 1989. - Vol. 6. - P. 16-27.
29. Fayzrakhmanova, A.A. Poetika russkoy literaturnoy utopii 1900-1910-kh godov: problemy zhanrovoy transformatsii v kontekste traditsii / Birsky State Pedagogical University named after M. Akmulla: The dissertation for the degree of the doctor of philology. - Birsk, 2011. - 216 p.
30. Shestakov, V.P. Eskhatologiya i utopiya: Ocherki russkoy filosofii i kul"tury . - M. : VLADOS, 1995. - 207 p.
T.V. Fedosseyeva, M.V. Goremykina
UTOPIA AND ANTI-UTOPIA IN W.K. KUCHELBECKER"S AND V.F. ODOYEVSKY"S PROSE
The paper deals with the controversial issue of genre characteristics of utopian and anti-utopian fiction. It centers on the correlation of utopian and anti-utopian characteristics in romantic writers W.K. Kuchelbecker"s and V.F. Odoyevsky"s literary works. The paper analyzes and compares W.K. Kuchelbecker"s novels «European Letters» (1820) and «Land of Acephals» (1824) with V.F. Odoyevsky"s novels «4338 AD» (1835) and «The Nameless City» (1839). The paper focuses on similar and different features of the two writers" worldview. The paper maintains that the novels «European Letters» and «4338 AD», being utopian in character, depict the future of mankind through the prism of an idealized concept of Russia and focus on the image of a harmoniously developed personality. The novels «Land of Acephals» and «The Nameless City» are, on the contrary, anti-utopian. W.K. Kuchelbecker and V.F. Odoyevsky seem to be convinced that practical realization of utopian ideas is impossible. The research shows the development of utopian and anti-utopian features in Russian romantic literature.
W.K. Kuchelbecker, V.F. Odoyevsky, Russian prose of the 1820s-1830s, author"s worldview, genre characteristics, «Mnemosyne», the image of Russia, literary utopia, rudiments of anti-utopia.