Крепостное право в картинах русских художников. С.А. Лобовиков. Портреты крестьян, крестьянский быт

Крестьянин — представитель «безмолвствующего большинства» — не занимал сколько-нибудь заметного места в изобразительном искусстве до XIX века, до эпохи социальных революций и урбанизации, с которыми было связано фор--мирование современных наций и конструирование их мифологии. В ро-мантическую эпоху начала столетия культурный образ сельского жителя при-обрел в Европе специфическое значение: когда нация была понята как кол-лек-тивное тело, растущее из предвечной почвы, именно землепашец начал вос-при-ниматься как ее наиболее чистое, полноценное, беспримесное вопло-щение. Но в общественном сознании России XIX века крестьянство заняло совершенно особое место: оно стало фактически синонимом понятия «нация», а сельский труженик превратился в моральный эталон для различных полити-ческих и ин-теллектуальных движений. Наше искусство с небывалой нагляд-ностью вопло-тило этот процесс визуального самопознания страны и формиро-вания образа крестьянства как станового хребта России.

Надо сказать, что ко второй половине XVIII столетия европейская живопись знала лишь несколько основных моделей изображения крестьянства. Первая оформилась в Венеции в XVI веке. Ее появление санкционировала литературная традиция, восходящая к поэме «Георгики» римского поэта Вергилия, в котором тяжелый труд земледельцев выступал залогом гармонии с природой. Воздая-ни-ем за него служило согласие с установленными от века законами естествен-ного бытия, которого лишены обитатели городов. Второй модус сложился в урбанизированной Голландии XVII столетия: в многоречи-вых жанровых сценках крестьяне представали публикой забавной, порой грубой, невоздер-жан--ной и по--тому достойной веселой улыбки или злой насмешки, которые поднимали городского зрителя в собственных глазах. Наконец, в эпоху Про-свещения ро-дился еще один способ представления крестьянина как благород-ного чувстви-тельного поселянина, естественная нравственность которого про-истекала из бли-зости к природе и служила укором развращенному человеку цивилизации.

Иван Аргунов. Портрет неизвестной в русском костюме. 1784 год

Михаил Шибанов. Празднество свадебного договора. 1777 год Государственная Третьяковская галерея

Иван Ерменёв. Поющие слепцы. Акварель из серии «Нищие». 1764–1765 годы

В этом отношении пережившая Россия XVIII века не вы-де-лялась на европейском фоне. Мы можем найти отдельные примеры изо-бра-жения представителей низших социальных слоев, и обстоятельства создания некоторых произведений этого рода не всегда ясны. Таковы бес-хитростная «Портрет неизвестной в русском костюме» Ивана Аргунова (1784), исполненное спокойного благородства «Празднество свадебного договора» Михаила Шиба-нова (1777) или жестоко-правдивые изображения нищих Ивана Ерменёва. Визу-альное осмысление «народного» пространства России поначалу проходило в рам-ках этнографии. Атласы — описания империи были снабжены подроб-ными иллюстрациями, представляющими социальные и этнические типы: от крестьян европейских губерний до обитателей Камчатки. Естествен-но, что в центре внимания художника оказывались прежде всего своеобразные костюмы, прически, физиономические черты, подчеркивающие своеобычность изображаемых персонажей, и в этом отношении подобные гравюры незначите-льно отличались от иллюстраций к описаниям экзотических краев — Америки или Океании.

Положение изменилось в XIX веке, когда человек «от сохи» стал восприни-маться носителем духа нации. Но если во Франции или Германии той поры в образе «народа» как целого крестьянство занимало лишь определенную, хотя и важную долю, в России было два решающих обстоятельства, которые делали проблему его изображения ключевой. Первое — произошедшая при Петре вестернизация элиты. Драматическое социальное различие меньшинства и боль-шинства одновременно было различием культурным: дворянство жило «по-европейски» , а подавляющее большинство народа в той или иной мере следовало обычаям предков, что лишало две части нации общего языка. Вто-рой важнейший фактор — отмененное лишь 19 февраля 1861 года крепост-ное право, которое было свидетельством глубинного морального порока, лежав-шего в основе российской жизни. Таким образом, крестьянин-страдалец, крестьянин — жертва несправедливости становился носителем подлинных ценностей — общественных и культурных.

Поворотной точкой стала Отечественная война 1812 года, когда в борьбе с ино-земным нашествием Россия, по крайней мере в лице высших слоев, осознала себя единой. Именно патриотический подъем впервые поставил задачу зри-мого воплощения нации. В пропагандистских карикатурах Ивана Теребенёва и Алексея Венецианова побеждавший французов русский народ в большинстве случаев был представлен в образе мужика. Но ориентированное на универсаль-ный античный идеал «высокое» искусство было не в состоянии решить эту про-блему. В 1813 году Василий Демут-Малиновский создал статую «Русский Сцевола», которая воспроизводила малоправдоподобную историю, распростра-ненную патриотической пропагандой. Скульптура изображает крестьянина, который топором отсекает себе руку с наполеонов-ским клеймом и таким обра-зом следует примеру легендарного римского героя. Сельский труженик наде-лен здесь идеальным, равномерно развитым телом героев древнегреческого скульптора Праксителя. Верным знаком народности кажется курчавая борода, но даже беглое сравнение головы статуи с изображе-ниями римских императо-ров Луция Вера или Марка Аврелия разрушает эту иллюзию. Из очевидных признаков этнической и социальной принадлежности остаются лишь право-славный нательный крест и крестьянский топор.

«Русский Сцевола». Скульптура Василия Демут-Малиновского. 1813 год Государственная Третьяковская галерея

Новым словом на этом пути стала живопись Венецианова. Свободный от осно-ванной на античном каноне и предлагающей готовые решения академической школы, художник сделал героями своих полотен собственных крепостных. Крестьянки и крестьяне Венецианова по большей части лишены сентимен-тальной идеализации, которая свойственна, например, аналогичным образам Василия Тропинина. С другой стороны, они погружены в особый гармоничный мир, лишь отчасти связанный с реальностью. Венецианов часто изображает кре-стьян в минуты отдыха, порой совершенно не вяжущегося с их занятиями. Таковы, например, картины 1820-х годов «Спящий пастушок» и «Жнецы»: мать и сын с серпами в руках, замершие на мгновение, чтобы не спугнуть севших на руку крапивниц. На секунду замершая бабочка передает мимолетность оста-новленного мгновения. Но здесь важно, что Венецианов увековечивает своих тружеников в краткий момент отдыха, таким образом даруя им в глазах зри-теля привилегию свободного человека — досуг.

Алексей Венецианов. Спящий пастушок. 1823–1826 годы Государственный Русский музей

Алексей Венецианов. Жнецы. Конец 1820-х годов Государственный Русский музей

Важным рубежом в понимании крестьянина стали «Записки охотника» Тур-генева (1847-1852). В них мужик был увиден как равный, достойный столь же пристального взгляда и внимательного проникновения в характер, что и дво-рянские герои романов. Тенденция, постепенно разворачивавшаяся в русской литературе середины столетия, открывавшей народную жизнь, может быть описана словами Некрасова, известными по воспоминаниям современника:

«…Я увеличил материал, обрабатывавшийся поэзией, лично-стями крестьян… Передо мной никогда не изображенными стояли миллионы живых существ! Они просили любящего взгляда! И что ни человек, то му-че-ник, что ни жизнь, то трагедия!»

На волне общественного подъема, вызванного Великими реформами 1860-х го--дов (прежде всего освобождением крепостных), русское искусство вслед за литературой включило в поле своего зрения исключительно широкий круг явлений повседневности. Главное же — от нейтральной описательности оно перешло к социальной и нравственной оценке. Не случайно в эту пору в живо-писи отчетливо доминировал бытовой жанр. Он позволял художнику пред-ставлять разнообразные типажи и характеры, разыгрывать перед зрите-лями типичные ситуации из жизни различных слоев общества. Крестьянство было пока лишь одним из объектов интереса художников — правда, именно сцены из сельской жизни позволили появиться произведениям, в которых обличи-тельный пафос «шестидесятников» проявился с наибольшей отчет-ливостью.

Сельский крестный ход на Пасхе. Картина Василия Перова. 1861 год Государственная Третьяковская галерея

В 1862 году по настоянию Синода с постоянной выставки Общества поощрения художников была удалена картина лидера нового художественного поколения Василия Перова «Сельский крестный ход на Пасхе» (1861). Растянувшаяся под хмурым небом процессия, месящая ногами весеннюю грязь, позволяла пока-зать срез деревенского мира, где порок захватил каждого — от священника и зажиточных крестьян до последних бедняков. Если хорошо одетые участники процессии лишь порозовели от выпитого и съеденного, то другие персонажи демонстрируют более глубокие стадии деградации и профанации святынь: обор-ванец несет образ вверх ногами, а пьяный поп, шагая с крыльца, давит пасхальное яйцо.

В это же время в русскую живопись приходит новое, свободное от идеализа-ции изображение среды обитания крестьян. Наиболее впечатляющий при-мер — «Полдень в деревне» Петра Суходольского (1864). Это протокольно точное изображение конкретной местности — деревни Желны Мосальского уезда Ка-лужской губернии: разбросанные без видимого порядка избы и сараи с вечно дырявыми крышами (лишь на заднем плане различимо строительство нового дома), тощие деревья, заболоченный ручей. Летний зной застал обитателей за обыденными занятиями: бабы несут воду или стирают белье, дети играют у сарая, мужики спят на солнце, представляя собой такой же элемент пейзажа, как повалившаяся на бок пятнистая свинья, брошенная прямо в траву борона или воткнутый у непросыхающей лужи плуг.

Полдень в деревне. Картина Петра Суходольского. 1864 год Государственный Русский музей

От красоч-ных гоголевских описаний жаркого сельского дня этот вид отличает объектив-ный, лишенный видимой эмоции взгляд живописца. В определенном смыс-ле это изображение русской деревни даже более безотрадно, чем демон-стра-тив-но тенденциозная картина Перова. Между тем общество той поры с оче---вид-ностью было готово к подобному зрелищу: в 1864 году Суходольский получил за это полотно Большую золотую медаль Академии художеств, а в 1867-м оно было показано в русском отделе Всемирной выставки в Париже. Впрочем, надо отметить, что в более поздние годы русские живописцы писали деревню как таковую относительно редко, предпочитая представлять крестьян в ином окружении.

Изображение персонажей из народа в 1860-е годы отличалось, как правило, открыто заявленной позицией художника: это была востребованная обществом критика социальной несправедливости и морального упадка, главными жерт-вами которых были «униженные и оскорбленные». Пользуясь хорошо раз-работанным повествовательным инструментарием жанровой живописи, художник рассказывал «истории», близкие по своей риторике театральным мизансценам.

Следующее десятилетие принесло более многомерный образ народа, который все отчетливее начинает ассоциироваться именно с социальными низами. Вместо немого укора образованным классам «простой» человек становится моральным образцом для них. Эта тенденция на свой лад выразилась в рома-нах и публицистике Толстого и Достоевского. С ней связана и социалисти-ческая идеология народничества с ее идеализацией крестьянской общины как не только экономического, но и социально-этического стержня нации. Но хотя рус-ская живопись находилась в общем идейном контексте эпохи, буквальные параллели между ней, литературой или публицистикой далеко не всегда уместны. Так, например, реализм, исповедуемый членами самого влиятельного худо-жественного объединения второй половины XIX века — Това-рищества пере-д-вижных художественных выставок, — вряд ли может быть понят как прямая аналогия народническому пониманию крестьянства.

В течение столетий изображение человека из народа в европейском и русском искусстве предполагало дистанцию между персонажем и зрителем, который неизменно сохранял свое привилегированное положение. Теперь инструмен-тарий психологического анализа, выработанный литературой и наращиваемый реалистической живописью XIX века, должен был быть применен к простолю-дину. «…Внутренняя его сущность… не есть какая-то особенная и курьезная, а сущность общечеловеческая, почерпающая свою оригинальность исключи-тельно из внешней обстановки», — утверждал в 1868 году Салтыков-Щедрин. Сходным образом можно описать устремления передвижнического реализма 1870-80-х годов.

Илларион Прянишников. Калики перехожие. 1870 год Государственная Третьяковская галерея

Илларион Прянишников. Погорельцы. 1871 год Частное собрание / rusgenre.ru

Николай Ярошенко. Слепцы. 1879 год Самарский областной художественный музей

Иван Крамской. Созерцатель. 1876 год

Другой стороной индивидуализирующего взгляда было выстраивание психо-логической и социальной типологии народа. Иван Крамской писал в 1878 году: «…тип, и только пока один тип составляет сегодня всю историческую задачу нашего искусства». Поиск таких типов русская живопись вела все 1870-е годы. Среди них выделяются изображения людей, так или иначе оторванных от кор-ней, которые образом жизни или строем мысли отделяются от заведенного уклада жизни, — своего рода дети переворота, произведенного реформой 1861 го-да. Таковы «Калики перехожие» (1870) и «Погорельцы» (1871) Пряниш-ни-кова, «Бродяга» Шарвина (1872), «Слепцы» Ярошенко (1879) или «Созерца-тель» Крамского (1876), которого Достоевский использовал в «Братьях Карама-зовых» для характеристики Смердякова:

«…в лесу, на дороге, в оборванном кафта-нишке и лаптишках стоит один-одинешенек, в глубочайшем уединении забредший мужичонко… но он не думает, а что-то „созерцает“. <…> …Может, вдруг, накопив впе-чатлений за многие годы, бросит все и уйдет в Иерусалим, скитаться и спасаться, а может, и село родное вдруг спалит, а может быть, слу-чится и то и другое вместе».

Бурлаки на Волге. Картина Ильи Репина. 1872-1873 годы Государственный Русский музей

Перелом в отношении к народным образам связан с «Бурлаками на Волге» Ильи Репина (1872-1873), героями которых стали именно люди, с корнем вырванные из привычной почвы. Проследив, как менялось отношение худож-ника к драматургии его полотна, можно понять, как в живописи в целом про-исходил переход от жанровой повествовательности и покровительственно-жалеющего взгляда к образу, где народный организм становится самодоста-точным. Репин отказался от первоначальной мысли столкнуть городское «чистое» общество на пикнике с «промозглыми, страшными чудищами» — от изо-бражения эпизода, свидетелем которого он был сам. В окончательном варианте он создал полотно, парадоксальность которого ускользает от совре-менного зрителя. Перед нами большой холст, мгновенно останавливающий посетителя выставки: голубое небо, синева реки и песок волжских берегов создают исклю-чительно сильный цветовой аккорд. Но это не пейзаж и не жан-ровое полотно: Репин последовательно отказывается от тех решений компо-зиции, которые предполагают какую-то сюжетную завязку. Он выбирает момент, когда один-над-цать человек почти что остановились, словно позируя живописцу. Это фактически групповой портрет людей, находящихся на самом дне русского общества. Глядя на полотно, мы можем прочитать характеры и происхождение бурлаков: от стоического мудреца попа-расстриги Канина (коренника челове-ческой упряжки) до словно бы сопротивляющегося своей участи юного Ларьки (самая светлая фигура в центре этого мрачного ряда — молодой бурлак, по-прав-ляю-щий лямку). С другой стороны, одиннадцать чело-век, тянущих гро-мадную расшиву, превращаются в многоглавое существо, составляют еди-ное тело. Если мы учтем, что бурлаки представлены на фоне речного простора, за ними изображено влекомое ими судно (старый символ людского сообще-ства) под русским торговым флагом, то придется признать, что перед нами собирательный образ народа, предстающего одновременно в отчаянной нище-те и первозданной природной силе.

Показательна общественная реакция на «Бурлаков»: консервативная критика нарочито подчеркивала «тенденциозность» картины, полагая, что «это стихо-творение Некрасова, перенесенное на полотно, отражение его „гра-жданских слез“». Но столь различные наблюдатели, как Достоевский и Стасов, видели в «Бурлаках» объективный образ реальности. Достоевский писал:

«Ни один из них не кричит с картины зрителю: „Посмотри, как я несча-стен и до какой степени ты задолжал народу!“ …Два передовые бурлака почти смеются, по крайней мере вовсе не плачут и уж отнюдь не дума-ют о социаль-ном своем положении».

Своеобразный итог оценке полотна подвел великий князь Владимир Алексан-дро-вич, который приобрел его за 3000 рублей. В его дворце «Бурлаки» остава-лись до .

Василий Петров. Фомушка-сыч. 1868 год Государственная Третьяковская галерея

Илья Репин. Мужичок из робких. 1877 год Нижегородский государственный художественный музей

Илья Репин. Мужик с дурным глазом. 1877 год Государственная Третьяковская галерея

В 1870-е годы реалистическая живопись стремится не только к показу «обще-ственных язв», но и к обретению позитивного начала в русской жизни. В твор-честве художников-передвижников оно воплощается в пейзаже (Саврасов, Шиш-кин) и портретах интеллигенции (Крамской, Перов, Репин). Именно пор-третный жанр открывал возможность для сочетания типического и кон-крет-ного в народных образах, позволял сосредоточиться прежде всего на ха-рак-тере человека и принять его как равного. Таковы «Фомушка-сыч» Перова (1868), «Мужичок из робких» и «Мужик с дурным глазом» Репина (оба 1877 го-да). Но на выставках изображения конкретных крестьян не случайно именова-лись «этюдами»: портрет все еще сохранял статус социальной привилегии.

Полесовщик. Картина Ивана Крамского. 1874 год Государственная Третьяковская галерея

Далее всех продвинулся по пути создания сильного и независимого кресть-янского характера Крамской. Комментируя в письме к коллекционеру Павлу Третьякову этюд «Полесовщик» (1874), изображающий лесничего в простре-ленной шапке, Крамской писал:

«…один из тех типов… которые многое из социального и политического строя народной жизни понимают своим умом и у которых глубоко за-село неудовольствие, граничащее с ненавистью. Из та-ких людей в труд-ные минуты набирают свои шайки Стеньки Разины, Пуга-чевы, а в обык-но-венное время они действуют в одиночку, где и как придется, но ни-ко-гда не мирятся».

Иван Крамской. Крестьянин с уздечкой. 1883 год Національний музей «Київська картинна галерея»

Иван Крамской. Мина Моисеев. 1882 год Государственный Русский музей

Наиболее совершенным воплощением этого подхода к народному типу стал «Крестьянин с уздечкой» Крамского (1883). Это нечастый случай, когда мы зна-ем героя полотна — жителя поселка Сиверский под Петербургом. Предше-ст-ву-ю-щий картине всего на один год этюд носит имя модели — «Мина Моисе-ев». Человек с седой бородой и морщинистым загорелым лицом в повседнев-ной голубой рубахе скрестил руки на груди и подался вперед, словно участвует в беседе. Характерная поза, оставляющая ощущение вовле-ченности героя в какой-то внешний по отношению к картине процесс, и устремленный вовне и в сторону взгляд не дают отнести этот холст к пор-третам в строгом смысле слова. Напротив, название полотна, где образу Мины Моисеева придана до-стой-ная основательность, больше не содержит имени своего героя, представ-ляя теперь крестьянина как такового. Этот обобщенный характер образа осо-зна-вался самим Крамским. В письме к предпринимателю Терещенко, который позже приобрел картину, художник писал, что он пред-лагает «этюд „русского мужичка“ большой, в том виде, как они обсуждают свои деревенские дела».

Именно портрет-тип и создает Крамской: Мина Моисеев изображен выпрямив-шимся, в той же голубой ношеной рубахе. Поверх нее наброшен армяк, на лок-те левой руки висит уздечка. Крестьянин показан с нескрываемой симпатией, но вряд ли он сам согласился бы предстать перед потомками в таком виде: его волосы расчесаны наспех, ворот рубахи распахнут, а накинутая на плечи грубая одежда где-то порвана, а где-то залатана. Если бы герой полотна заказывал свое изображение сам, он был бы изображен с ухоженными волосами и боро-дой, одетым в лучший наряд и, ско-рее всего, с каким-нибудь знаком достатка, например самоваром: такими мы видим на фотографиях зажиточных крестьян той поры.

Конечно, адресатом этого полотна был образованный посетитель выставки, и именно на его визуальный опыт рассчитывал Крамской, создавая этот наро-чито аскетичный и благородный по колориту холст. Фигура крестьянина, изо-браженная по колени, превращается в пирамиду — простую монументаль-ную форму. Зритель смотрит на него словно немного снизу. Этот прием в его фор-сированном варианте применяли барочные портретисты, чтобы сообщить своим героям впечатление величавости. Палка в натруженных руках крестья-нина, которая вполне может быть черенком вил или лопаты, кажется посохом, то есть традиционным знаком авторитета, а дырявая бедная хламида предстает воплощением безыскусной простоты благородного человека. Этими лаконич-ными, но действенными средствами Крамской формирует образ своего героя как человека, наделенного ненарочитым чувством собственного достоинства и внутренней благожелательной силой, «здравым смыслом, ясностью и поло-жительностью в уме», как писал когда-то о свойствах русского мужика Белинский.

Приход колдуна на крестьянскую свадьбу. Картина Василия Максимова. 1875 год Государственная Третьяковская галерея

1870-е годы вывели жанровую картину на новый уровень. На VI передвижной выставке в 1875 году Василий Максимов показал полотно «Приход колдуна на крестьянскую свадьбу». Художник сам происходил из крестьянской семьи, хорошо знал сельскую жизнь, а в основу картины легло его детское воспомина-ние о появлении таинственного и несколько зловещего деревенского персо-нажа на свадьбе старшего брата. Эта многофигурная композиция, размером превышающая стандартную жанровую картину, придает крестьянским сюже-там новое измерение. Городской зритель сталкивается с ситуацией, где он пол-ностью чужой, у него нет ключа к происходящему, а крестьяне — молодые и ста-рые — выстроены в тонко нюансированную мизансцену, где всё — и раз-меренный ритуал праздника, и явление незваного гостя — неотъемлемо при-надлежит крестьянскому миру. Максимов организует свое повествование без явного действия, искусно создавая психологическое напряжение ситуации, смысл которой внешнему зрителю может быть не до конца ясен. Это собст-вен-ный мир крестьян, в котором они ведут себя подобающим образом, не ду-мая о стороннем наблюдателе. Максимов словно ответил ожиданию Щедрина:

Василий Максимов. Слепой хозяин. 1884 год Государственный Русский музей

Василий Максимов. Семейный раздел. 1876 год Государственная Третьяковская галерея

Владимир Маковский. На бульваре. 1886 год Государственная Третьяковская галерея

Эдгар Дега. Абсент. 1876 год Musée d"Orsay

Максимов не раз в дальнейшем обращался к деревенской жизни, наиболее заметные его произведения повествовали о тяжелой народной доле («Больной муж», 1881; «Слепой хозяин», 1884). В его «Семейном разделе» (1876), словно на театральной сцене, в присутствии представителей общины совершается семейная усобица — дележ имущества. Высказывались мнения, что столь нарочито разыгранный конфликт идет вразрез с традиционными способами решения споров внутри общины, но как бы то ни было, это полотно свиде-тельствует о том, что передвижническая живопись была способна оспорить идеальный образ крестьянского мира, конструируемый народнической интел-лигенцией. Другой конфликт, продиктованный социальными трансфор-мация-ми эпохи, представлен в картине Владимира Маковского «На бульваре» (1886). На скамейке сидят молодой празднично одетый подвыпивший масте-ровой с модной гармошкой и приехавшая к нему на свидание из деревни жена с мла-денцем: это одно из самых острых в русской живописи изображений необра-тимого взаимного отчуждения, вызывающее в памяти образы «одино-чества вдвоем» Эдгара Дега (например, его «Абсент», 1875-1876).

Илья Репин. Арест пропагандиста. 1892 год Государственная Третьяковская галерея

Провал «хождения в народ» — кампании революционной пропаганды в дерев-не, разгромленной правительством в 1877 году, — показал иллюзорность народ-нической надежды на социалистические и коллективистские начала русского крестьянства. Эта драматическая для оппозиционной интеллигенции история побудила Репина к работе над полотном «Арест пропагандиста», занявшей почти десятилетие. Естественно, что крестьяне должны были стать важными участниками сцены. Но если центральный образ картины — агита-тор, при-вязан-ный к столбу и потому вызывающий ассоциации с бичуемым Христом, — оставался композиционно практически неизменным, то персонажи, виновные в его поимке, коренным образом трансформировались. В ранних эскизах про-пагандист плотно окружен схватившими его местными жителями (один из них роется в чемодане с прокламациями). Но постепенно Репин фактически сни-мает с простолюдинов прямую вину за катастрофическое взаимное непонима-ние между крестьянством и интеллигенцией, которое стало основой провала народнической проповеди: в более поздних версиях компо-зиции крестьяне постепенно покидали авансцену, а в окончательном варианте полотна, завер-шенном в 1892 году, они практически полностью освобожда-ются от ответ-ственности за арест, присутствуя как молчаливые свидетели в дальнем углу избы. Лишь один из них помогает жандарму сдерживать яростного пленника, а обыск ведут чиновники и полицейские.

Илья Репин. Прием волостных старшин императором Александром III во дворе Петров-ского дворца в Москве 5 мая 1883 года. 1885-1886 годы Государственная Третьяковская галерея

Крестьянин занимал центральное место не только в народнических и славяно-фильских воззрениях, но и в идеологии православного царства Александра III. Государство еще не рассматривало искусство как средство пропаганды, и образ верноподданного крестьянства встречается в русской живописи нечасто. Но заслуживающим упоминания исключением является картина Репина «Прием волостных старшин императором Александром III во дворе Петров-ского дворца в Москве 5 мая 1883 года» (1885-1886), заказанная Министерст-вом импера-тор-ского двора. Хотя художник с недово-льством отнесся к тому, что на пышной раме полотна была помещена цитата из цар-ской речи, знаме-нующей начало реак-ции, картина успешно представляет базовый миф прав-ле-ния Александра III — мистический союз между само-держцем и землепашцами поверх голов элит. Государь возвышается здесь посреди залитого солнцем дво-ра, его окру-жа-ет внимающая толпа старшин, в которой воплощена вся импе-рия: велико-рос-сы, украинцы, татары и поляки. Все же остальные свидетели события, вклю-чая царскую семью, теснятся на заднем плане.

В этом русле находится и открытие художниками Абрамцевского кружка красоты крестьянского искусства и попытки обновить с его помощью город-скую культуру. Но одновременно они означают, что теперь крестьянский мир ста-новится для художников не столько социальным феноменом, сколько носи-телем вечных, универсальных художественных и национальных цен-ностей. Своей мощью и красотой он еще долго будет способен вдохновлять живо-писцев — от Филиппа Малявина до Казимира Малевича. Но его художе-ствен-ное осмысление теперь постепенно, но необратимо утрачивает ту обще-ствен-ную и политическую актуальность, которая позволила русской живописи 1860-80-х создать неповторимый образ русского крестьянина как носителя стержневых общественных и моральных ценностей.

28.04.2017

Каждый из нас несет в себе мир детства. Все то, что окружало нас в детские годы, с возрастом приобретает глубокий смысл. Полузабытые воспоминания о том времени в зрелом возрасте кажутся нам значительными и глубокими. Часто они определяют судьбу человека, а если речь идет о творческом человеке, то задают горизонты творческих интересов.

Простая русская правда

Большая часть русских художников XIX века, изображавших русскую деревню, были знакомы с ее жизнью поверхностно. И только Василий Максимович Максимов (1844–1911) знал мир русской деревни с рождения, был частью этого мира. Через всю жизнь он пронес любовь к патриархальному миру русского крестьянства.

Детство художника Василия Максимова прошло в деревне Лопино Новоладожского уезда Петербургской губернии. Его родители были государственными крестьянами, и до десяти лет Максимов рос в деревне. В мальчике рано проснулась поэтическая чуткость. Его окружали устоявшийся веками уклад крестьянской жизни, красочные обряды свадеб и земледельческих праздников, избы с красивой резьбой, костюмы, домашние ткани, вышивки на них. А главное - простые трудовые люди, у которых он учился трудолюбию, честности, искренности и милосердию.

Отец и мать будущего художника были единственными грамотными людьми в деревне. Прадед Василия также славился в деревне как грамотей. Отец рано стал учить сына читать. Столь же рано мальчик начал рисовать. Мать поощряла эту его склонность. Но уже в шесть лет Василий пережил смерть отца, а в десять – матери.

С каким почтением писал он много позже в своих воспоминаниях о дорогих ему людях! Особенно поражает описание матери: «Покойный дядя отец Трифилий, вспоминая сестру, говорил: “Твоей матушке всякий готов был исповедоваться, – такое чувство она внушала всем своим существом”. Лжи она не выносила в людях и сама не лгала, правду она говорила всегда, но так умела сказать, что очень редко кто на нее обижался. От нас она требовала полной чистосердечности и, когда замечала малейшую уклончивость, укоризненно устремляла свои карие глаза и этим возвращала к правде».

Василий Максимович не помнил, чтобы сидела его мама без дела, чтобы гневалась или осуждала кого-либо. Достойно несла она и свое раннее вдовство, не впадая в отчаянье, когда осталась одна с тремя сыновьями, а уповая на волю Божию.

Непростой путь

Мать при жизни успела определить сына в монастырскую школу, а затем – в послушники Николаевского монастыря. В доме иеромонаха Антония (Бочкова) протекала вся его «монастырская духовная жизнь». Здесь мальчик читал книги Н.В. Гоголя, И.А. Крылова, Плутарха, узнал стихи А.С. Пушкина. Но Василий вскоре покинул монастырь, чтобы учиться рисовальному делу. На возу с сеном брат Алексей привез Василия в Петербург. Здесь будущий художник поступил в иконописную мастерскую, где его часто обижали и наказывали. Сбежав от этого хозяина, он оказался у другого. Жизнь здесь была не легче, но тут его хотя бы отпускали в рисовальную школу при Технологическом институте, куда он был принят сразу в третий класс.

Чтобы выстоять в таких условиях, Василию нужно было обладать огромным упорством и внутренней устремленностью. Чтобы прожить, юноша писал иконы и портреты местных торговцев. Наконец, в восемнадцать лет он сдал вступительные экзамены в Академию художеств.

7 января 1863 года В.М. Максимов приступил к занятиям с благоговением и восторгом. Для него началось время стремительных успехов. Вскоре он стал первым в классе по рисунку. В продолжение всего курса крестьянский сын Василий Максимов был одним из лучших учеников. Он был талантлив во всем: прекрасно пел, писал стихи, играл в спектаклях, увлекался резьбой по дереву, офортом, самозабвенно занимался столярной работой – мастерил стулья, блюда и чаши. Не терпел праздности и пресыщенности.

Он горячо и неподдельно любил свою родину. «Поездку за границу я никогда не считал верхом благополучия, находил ее даже вредной для молодого человека, не знающего своей родины. Любовь к родине во мне поселила матушка своими рассказами о Москве, Киеве и других местах. Какой я ценитель иностранных городов, когда не видел своих, а по возвращении, пожалуй, своего-то не сумеешь понять и оценить», – писал он.

Осенью 1866 года Василий Максимов получил аттестат со званием художника 3-й степени, после чего поселился в родной деревне. Он жил в избе, носил русскую рубаху и шаровары; брат-портной сшил ему дубленый полушубок с вышивкой. Крестьяне приняли Максимова, он стал для них своим. Авторитет художника был так велик, что крестьяне шли к нему за советом, его приглашали на семейные разделы, со многими крестьянами он переписывался потом долгие годы. Жизнь в деревне и написание крестьянских картин стало настоящим подвижничеством глубоко убежденного и сильного духом художника.

Крестьянский сын и генеральская дочь

Бывая в соседском имении генеральши Измайловой, Василий познакомился с ее дочерью. «Я полюбил эту дивную девушку, полюбил свято, готов за нее голову сложить, если бы потребовали обстоятельства, но таил это чувство от всех, чтобы никто не коснулся грубо этой святыни. Между тем тревожное чувство неизвестности не дает мне покоя ни днем, ни ночью», – писал художник

Максимов опасался, что она и ее родители, будучи дворянами, не примут его, крестьянского сына, живущего с братьями в простой избе. Он не стыдился своих корней и писал с гордостью, что и «впредь не намерен отказываться от своей родни».

Опасения были напрасными: Лидия тепло и просто приняла робкое и неумелое признание художника. И вскоре, 29 января 1868 года, дочь генерала стала женой крестьянина. Лидия Александровна стала музой и советчицей художника.

«Ты наш, если и напишешь, то не для смеху»

Василий Максимов увлеченно работает, одна за другой появляются картины, в которых без идеализации, но и без грубого натурализма художник, верный правде, показывает русский крестьянский мир. Лучше всех сказал о Максимове Илья Репин: «Картины его можно назвать перлами народного творчества. Они скромны, не эффектны, не кричат своими красками, не вопиют своими сюжетами… это самая простая русская вечная правда. Она светит из невычурных картин Максимова, из каждого лица и жеста…»

На творчество Василия Максимова зрители обратили внимание очень рано. Его картину «Бабушкины сказки», написанную художником в 23 года, купил для своей знаменитой галереи меценат П.М. Третьяков, который позже приобретал все крупные произведения Василия Максимовича.

Сами крестьяне, позировавшие Максимову, говорили ему: «Ты наш, если и напишешь, то не для смеху». Удивительны эти картины. Бревенчатые избы с их скромным и бедным бытом на первый взгляд кажутся зрителю убогими. Но стоит всмотреться, и приходит понимание того, как сложен и глубок мир их обитателей. Обязательный акцент делает художник на изображении красного угла русской избы. Здесь стоят ряды икон, горит лампада, озаряя стены бедного жилища золотым светом. И в минуты отчаянья, опасности, бедствия именно на эти иконы обращают свои взоры герои его картин.

На передвижной выставке 1882 года были представлены несколько картин Максимова. Одна из них – «Больной муж». Художник продолжил близкую для него тему, изобразив больного деревенского мужика на лежанке в избе, рядом с ним у икон склонилась его жена. Это было частью его детских воспоминаний о болезни отца и горячей молитве матери.

Несколько раз ездил В. М. Максимов на Волгу. В деревне Варвариха, что возле Юрьевца, он напишет трогательного «Слепого хозяина». На лавке у окна сидит незрячий хозяин дома, держа на коленях маленького ребенка. Отец кормит малыша, рядом колыбель-зыбка, набитая соломой. Домашние в поле. Повсюду разбросаны прутья, инструменты. Хозяин плетет корзины, он не обуза семье, а ее опора. Удивительно спокойно выражение его лица. И здесь, в этом бедном доме, живут с верой и упованием на милосердие и помощь Божию.

В эти годы Максимов создал целую серию картин, посвященных жизни бедняков, тяжелой крестьянской доле: «Бедный ужин» (1879), «Аукцион за недоимки» (1880), «Заем хлеба» (1882), «У своей полосы» (1891), «Лихая свекровь» (1893). Художник не выносил фальши и «сочинительства». О его работах И. Н. Крамской сказал: «Да, да, сам народ написал свою картину».

«Немодный» художник

В 1885 году жена художника Лидия Александровна стала наследницей усадьбы Любша. Максимов с воодушевлением начал перестраивать ветхую усадьбу и на первом этаже расположил мастерскую. Но надежды на благополучную будущность не оправдались. Нужда преследовала художника всю жизнь. Семья росла, было уже четверо детей: две дочери и два сына. А картины его все меньше интересовали зрителей и критиков, их все реже покупали. Художник не переставал работать, пробовал себя в новых жанрах, участвовал в выставках передвижников.

Наступило новое время, требовавшее сложных образов и неоднозначных тем. Максимов же не желал следовать быстротечной моде. К тому же во время поездки на родину художник провалился в промоину на Волхове, долго находился в холодной воде. С тех пор болезнь подтачивала его организм. Постоянная бедность осложняла жизнь семьи. Надежды на доходы с Любши не оправдались, и Максимов совсем разорился. Переехал в Петербург. Последний всплеск энергии позволил больному художнику взяться за картину «Прощеное воскресенье». Он сделал несколько этюдов. Но картина осталась незаконченной. 1 декабря 1911 года художник умер.

Крестьянский сын, подлинно народный художник Василий Максимов на протяжении всей жизни, вне времени и моды, оставался верен своему главному призванию: «беззаветной службе своему великому народу». «Я правым себя чувствую только в верности взгляда на народную жизнь, которую люблю», - говорил В. М. Максимов. И сегодня нам нужна эта правда, чтобы с благодарностью и любовью ощутить себя частью своего народа, его прошлого и настоящего.

Подготовила Оксана БАЛАНДИНА

Искусство Нидерландов 16-го века
Картина «Крестьянский танец». В 1567–1569 годах Питер Брейгель исполнил ряд картин на темы народной жизни («Крестьянский танец», «Крестьянская свадьба» – обе в Музее истории искусств, Вена). По всей видимости, Брейгелю удалось создать одну из самых своих лучших жанровых работ – «Крестьянский танец». Ее сюжет не содержит иносказания, а общий характер отличается замкнутым в себе пафосом и жесткой рациональностью. Художника интересует не столько атмосфера крестьянского празднества или живописность отдельных групп, но сами крестьяне – их обличье, черты лица, повадки, характер жестикуляции и манера двигаться. Грузные и сильные фигуры крестьян изображены в несвойственных Брейгелю крупных масштабах, создавая собой стихию и естественную мощь природы. Каждая фигура размещается в железной, пронизывающей всю картину системе композиционных осей. И каждая фигура кажется остановленной – в танце, споре или поцелуе. Фигуры словно вырастают, преувеличиваются в своих масштабах и значительности. Обретая почти сверхреальную убедительность, они наполняются грубой, даже безжалостной, но непреклонно внушительной монументальностью, а сцена в целом претворяется в некий сгусток характерных черт крестьянства, его стихийной, могучей силы.

В этой картине рождается конкретный по своему методу бытовой крестьянский жанр. Но, в отличие от позднейших работ такого рода, Брейгель сообщает своим образам исключительную мощность и социальный пафос. Когда писалась эта картина, было только что подавлено сильнейшее восстание народных масс – иконоборчество. Отношение к нему Брейгеля неизвестно. Но это движение было от начала до конца народным, оно потрясло современников очевидностью своего классового характера, и, надо полагать, стремление Брейгеля сконцентрировать в своей картине главные, отличительные черты народа стоит с этим фактом в прямой связи (показательно, что перед смертью он уничтожил какие-то рисунки, имевшие, видимо, политический характер).

Связано с иконоборчеством и другое произведение Брейгеля – «Крестьянская свадьба» (Вена). Здесь острота видения народного характера еще более повысилась, главные фигуры обрели еще большую, но уже несколько преувеличенную мощь, и в художественной ткани картины возродилось иносказательное начало. Трое крестьян с ужасом или с недоумением смотрят на стену, предполагаемую спереди, за пределами картины. Возможно, это намек на библейский рассказ о пире Валтасара, когда на стене явились слова, предрекающие гибель тем, кто похитил из храма сокровища и пожелал выйти из своего ничтожного состояния.

Напомним, что восставшие крестьяне, боровшиеся с католичеством, громили католические церкви. Оттенок некоторой идеализации и несвойственной Брейгелю мягкости имеет даже в себе привкус горького сожаления и доброй человечности – качеств, которых не было в ясном и последовательном «Крестьянском танце». Некоторый отход от принципов и идей «Крестьянского танца» можно обнаружить и в рисунке «Лето» (Гамбург), на первый взгляд близком названной картине. Впрочем, полный отход от прежних надежд совершился несколько позже, когда мастер создал ряд мрачных и жестоких картин («Мизантроп», 1568, Неаполь; «Калеки», 1568, Лувр; «Разоритель гнезд», 1568, Вена, Музей), и в том числе знаменитых «Слепых» (1568; Неаполь, музей Каподимонте). Косвенно они связаны с первым кризисом в развитии нидерландской революции.

Крестьянский быт в творчестве русских художников.

Тема крестьянства и крестьянского быта привлекала и волновала многих русских художников. Они обращались к народной жизни и трудовой деятельности простых людей и видели в этом особую значимость т.к. полагали что крестьянство- это опора русского государства, а крестьяне- главные хранители русских традиций и культуры страны, ведь именно крестьянство на протяжении многих веков сумело сохранить исконно-русский образ жизни и самоорганизации.

Жизни крестьянина сильно зависела от смены времен года. В период с весны по осень они работали на поле, занимались сбором грибов и ягод для зимы, пасли скот и заготавливали сено и дрова на холода.

Н.Е.Маковский «Кормление индюшек» холст, масло. В.Е.Маковский «Девочка с гусями» холст, масло. 1875

В.Е.Маковский «Рыбачки» холст, масло. 1886

И.Ф. Хруцкий «Портрет мальчика» холст, масло. 1834. А.И. Стрелковский «У колодца» бумага, акварель. 1878.

Основную часть времени в летнюю пору крестьяне от мала до велика проводили в поле. Поэтому масса обрядов и праздников была связана с именно с земледелием и сменой сезонов. У крестьян даже существовал свой особый календарь, который фиксировал важнейшие этапы сельскохозяйственных работ и праздники, связанные с их завершением.

А.Г. Венецианов «На пашне, весна» холст, масло. 1820

Г.Мясоедов. «Страдная пора» холст, масло. 1887

Крестьяне проводили на поле целый день. Они трудились с весны,все лето и начало осени выращивая урожай. Они уходили в поле всей семьей, там же они обедали и отдыхали. В поле брали даже грудных детей, за которыми должны были присматривать старшие ребята.

А.Г.Венецианов «Жнецы» холст, масло. 1820-е

Маковский К.Е. «Крестьянский обед в поле» холст, масло. 1871

З.Е. Серебрякова «Крестьяне» холст, масло. 1914

Маковский К.Е. «Жница» холст, масло. 1871

Жатва Завершающим этапом земледелия была уборка урожая или “ жатва ” . Крестьяне очень серьезно относились к этому времени ведь они собирали долгожданный урожай-результат каждодневного труда. Они говорили: “Что в августе соберешь, с тем и зиму проведешь”. “Первый сноп - первый осенний праздник” На Успение (28 августа - по новому стилю) отмечался праздник окончания жатвы (дожинки). В эти дни раньше исполнялся древний обряд, связанный с почитанием земли-матушки.

З.Е.Серебрякова. «Жатва» холст, масло. 1915

А.Г.Венецианов «Лето, На жатве» холст, масло. 1820

К.С.Малевич «Стога» холст, масло. 1912

Зимой крестьяне в основном занимались домашними хлопотами. Женщины сидели за рукоделием. Они пряли, ткали, вязали, шили новую одежду. Мужчины ездили на охоту, заготавливали дрова, ловили рыбу, изготавливали орудия труда для летних работ. В некоторых селах занимались народными промыслами, например плетением корзин или гончарным делом.

В.Г.Малышев «Кухня» холст, масло.

З.Е.Серебрякова «Крестьянка с горшками» бумага, акварель, белила 1900-е А.Г.Венецианов «Крестьянка за вышивкой» холст, масло 1843

И.А.Пелевин «Дети в санях» холст, масло. 1870

В большинстве крестьянских семей было много детей. Детям с ранних лет прививалась любовь к свое семье, уважение к старшим, к односельчанам, почтение к родителям. Они росли в условиях взаимопомощи, старшие дети всегда помогали и ухаживали за младшими, а младшие слушались старших. Трудились крестьянские дети вместе со взрослыми, со временем выполняя все более и более тяжелую и ответственную работу, нередко выполняя тот же труд, что и их родители.

В.Е.Маковский «Крестьянские дети» холст, масло.

А.М.Колесов «Крестьянка, подающая солдату пить» холст, масло 1859 К. В. Лемох «Варька» холст, масло. 1893

В.Е.Маковский «Пастушки» холст, масло. 1903

А.Г.Венецианов «Спящий пастушок» дерево, масло. 1824

В.Васнецов «За водой» холст,масло. Н.Пимоненко «Мальчик с корзинкой» холст на картоне, масло. конец XIX – начало XX

А.Г.Венецианов «Крестьянские дети в поле» холст, масло. 1820-е Маковский К.Е. «Дети, бегущие от грозы» холст, масло. 1872

В русской деревне прошлого важную сторону общественной и семейной жизни составлял праздник. Праздники перебивали монотонность будней, задавали жизни определенный ритм. Праздник был настоящим ритуалом, где всему было свое время, свое место. Воскресенье после рабочей недели - день не просто свободный, а день праздничный, к которому готовятся.

К большим праздникам серьезно готовились. Хозяйки мыли полы и топили бани, одевались в нарядную одежду, шли в ней на праздничную службу в церковь, пекли пироги, варили мясной суп. Собирали на стол, стелили чистую скатерть, ставили угощения. Отец семейства играл в гармонь, пели песни, плясали. Большие праздники отмечали всем селом. Крестьяне даже говорили: «Мы целый год трудимся для праздника».

К.А.Трутовский «Хоровод на Троицу в Курской губернии» холст, масло. 1860

Одним из ярчайших моментов жизни были у крестьян молодые годы до вступления в брак. Это время совместных игрищ девок и парней, посиделок, хороводов, колядования на святках.

Особое место в жизни крестьянской молодежи занимал хоровод. Начинался хоровод часто так: две-три молодушки и столько же девушек-невест становились посреди улицы и начинали “играть песни”. К ним присоединялись многие молодые женщины и девушки,затем подходили молодые мужчины и парни, нередко с гармониками, трещотками, бубнами. Тогда уже громко запевала одна из участниц, а в середину круга выходил парень с платком в руках. Начиналась хороводная песня… Хоровод

Б.М.Кустодиев «хоровод» холст, масло

А.П. Рябушкин «Втерся парень в хоровод» холст, масло. 1902

Свадьба Свадьба являлась основным ритуалом в жизни крестьянина. Вступление в брак означало обретение статуса полноценного и полноправного члена сообщества. В ритуале участвовало все поселение, причем у каждого из участников имелась роль, освященная традицией. Женились и выходили замуж обязательно с согласия родителей и по их благословению.

Е.В. Честняков «Свахонька, любезная, выйди!» дерево, темпера

Е.В. Честняков «Крестьянская свадьба» дерево, масло

Длинные зимние вечерами, особенно в канун рождества, крестьянские девушки гадали, пытаясь проникнуть в тайны своей судьбы и разгадать кем будет их суженый. Гадание

Н. К. Пимоненко «Святочное гадание» холст, масло. 1988 А. Г. Венецианов «Гадание на картах» холст, масло. 1842

Презентацию подготовила педагог дополнительного образования ГБОУ школы № 245 Приморского района г.Санкт-Петербурга Орешкина Наталья Николаевна. 2014 г.

Как чаще всего определяется творчество русского художника со звучной фамилией Венецианов? Картины, изображающие жанровые сцены из крестьянской жизни, называют началом отечественного бытового жанра в живописи, того явления, которое в итоге достигнет расцвета в эпоху передвижников.

Но величина художественного дарования Венецианова, масштаб его человеческой личности оказали огромное влияние на развитие русского изобразительного искусства не только в рамках одного жанрового направления. Это становится особенно заметно при внимательном взгляде на его полотна.

«Портрет матери» (1802)

Алексей Гаврилович Венецианов родился в 1780 году в московской купеческой семье, имевшей предками выходцев из Греции. Они получили в России прозвище Венециано, позднее переделанную на русский лад в фамилию. Когда Алексей увлекся рисованием, его занятия не казались чем-то серьезным родителям. Возможно, поэтому он не получил регулярного художественного образования. Считается, что первые знания о технике живописи он получил от «дядьки» - воспитателя, а главный источник художественного образования, которое получил Венецианов, - картины старых мастеров в музеях и творения современных живописцев в салонах и галереях.

Главным жанром в русской живописи того времени был портрет, поэтому и первый известный нам живописный опыт Венецианова относится к этому жанру. матери - Анны Лукиничны, в девичестве Калашниковой.

Заметно, как еще не хватает живописного мастерства двадцатидвухлетнему юноше, как сложно ему даётся передача объема, воздуха и света. Но видно и другое - его способности в передаче разных текстур ткани, достаточная уверенность в рисунке. И главное - ему удалось передать чувства своей модели: некоторое смущение и напряженность матери от непривычной ей роли и своё нежное к ней отношение.

«Автопортрет» (1811)

После 1802 года Венецианов переезжает в Петербург, где пытается сделать себе имя и начать с помощью живописи зарабатывать на жизнь. Вскоре он вынужден поступить на службу мелким чиновником в почтовую канцелярию. Счастливый случай позволил ему познакомиться со знаменитым портретистом В. Л. Боровиковским (1757-1825), который высоко оценил картины Венецианова и стал его наставником и в профессии, и в жизни. Возможно, благодаря его влиянию Венецианов подает прошение в Академию художеств о получении официального звания живописца. Согласно уставу Академии, соискателю необходимо было представить свою работу. С этой целью Венецианов пишет автопортрет.

В этой картине уже виден высокий уровень технического мастерства художника. Это точная и правдивая работа настоящего реалиста, лишенная романтического налета и украшательства. Высоко была оценена и психологическая глубина образа, созданного художником. Здесь и внимательная сосредоточенность на работе, и явственно ощущаемое чувство собственного достоинства.

Венецианов был определен Советом Академии художеств в «назначенные» - один из формальных уровней квалификации художника, который давал возможность получения звания академика после выполнения задания, назначенного Советом. Венецианов становится академиком после написания заданного портрета К. И. Головачевского.

«Гумно» (1821)

Вскоре после получения звания академика живописи Венецианов неожиданно оставляет столицу и службу и поселяется в своем имении Сафонково в Тверской губернии. Здесь он создаёт самые значимые свои произведения, посвященные поэтизации крестьянской жизни.

Перед началом работы над картиной «Гумно» художник приказал своим крепостным разобрать переднюю стену в большом сарае, где хранилось зерно. Он поставил перед собой задачу передать и глубину, подобные тем, которые поразили его в картинах французского живописца Франсуа Гране. Кроме удивительного для того времени изображения уходящего вдаль помещения, впечатляет тщательно выверенная композиция из замерших в разных позах фигур крестьян и животных. Они полны античной значительности и удивительной поэзии.

Картину высоко оценил император Александр I, который купил её у художника, еще и подарив автору перстень с бриллиантом. Это немного облегчило его материальное положение.

«На пашне. Весна» (1820-е)

Многие картины Алексея Гавриловича Венецианова полны тайн и загадок, которые до сих пор неподвластны профессионалам и любителям живописи. Таково небольшое полотно (65 х 51см) с почти боттичеллиевским названием и поэтическим звучанием, соразмерным с величайшими шедеврами Возрождения. Считается, что эта картина - часть цикла, посвященного временам года.

Сцена крестьянского труда предстает как действо, полное сакрального, космического смысла. Фигура молодой женщины, которая вышла на тяжелую работу, надев свои лучшие наряды, ребенок на краю поля, делающий сюжет похожим на икону Богородицы, уходящая в глубине зеркальная фигура ещё одной крестьянки - всё полно загадок. Исполнен значительности и великой простоты пейзаж, на фоне которого происходят эти обыденные и вместе с тем величественные события. Алексей Венецианов, картины которого трудно отнести к определенному жанру, считается одним из основоположников русского поэтического пейзажа.

«Жнецы» (1820-е)

Но главным жанром для Венецианова остается портрет, а основной задачей, которую он решает, - выражение неподдельного интереса и уважения к тем, кого он изображает. Высокое живописное мастерство в сочетании с лаконизмом и изысканностью композиции усиливает впечатление, которое оказывает на зрителя Венецианов. содержания которых может уложиться в несколько фраз, поражают глубиной и многогранностью, даже если их герои - простые крестьяне.

На руку жницы, на минуту остановившейся отдохнуть, присели две бабочки. Из-за плеча на них смотрит мальчик, завороженный их красотой. Художник написал почти обманку - кажется, сейчас легкие крылья вспорхнут и исчезнут в летнем зное. Столь же реальны главные герои - их лица, руки, одежда. Настоящими кажутся и чувства, выражаемые молодой женщиной и ребенком, а главное - ощутимо чувствуется, как ими любуется Венецианов.

«Утро помещицы» (1823)

Роль Венецианова как основоположника жанрового многообразия в русской живописи неоспорима. Одним из первых он попытался обратить внимание на особенную красоту русской природы, проложив пути будущим гениальным пейзажистам - Левитану, Шишкину, Куинджи, Саврасову. В портрете он показал совершенно непривычных главных героев - людей из народа. Но поэтизация бытового жанра была явлением особенно новаторским.

Считается, что героинями своей картины мастер сделал свою жену - Марфу Афанасьевну - и её крепостных девушек. Это объясняет то теплое чувство, которое пронизывает сие полотно. Здесь нет противостояния хозяйки и её подневольных служанок - это больше похоже на семейную сцену, в которой у девушек есть своё достоинство и спокойная красота. Не менее важную роль играет в картине окружение: любовно выписанное наполнение интерьера и - что особенно бросается в глаза - мягкий, но всё заполняющий свет.

«Захарка» (1825)

Крестьянские дети - частые персонажи портретов и жанровых полотен, которые писал Венецианов. Картины «Спящий пастушок», «Вот те и батькин обед», «Пастушок с рожком» изображают детей не бесплотными херувимами с икон и классических полотен - это полноценные герои со своим характером, переживающие сильные эмоции, являющиеся частью гармонии нашего мира. Таков и Захарка - главный герой С названиями и описанием подобных произведений художника становится понятным его призвание педагога, которое оставило свой след в русской живописи.

Он задумался о судьбе талантливых детей, рожденных крепостными, когда увидел, как дворовый мальчик пытается что-то изобразить мелом на доске. Вскоре из этого родилась «школа Венецианова». Кроме обучения навыкам он давал крестьянским детям приют, кормил их и поил, многих пытался выкупить на волю. Среди учеников Венецианова - гениальный Григорий Сорока и около 70 художников, многие из которых окончили столичную Академию художеств. Деятельность школы протекала в условиях противодействия со стороны официальных академиков, которые не удостоили Венецианова звания преподавателя живописи.

«На жатве. Лето» (182?)

Его жизнь нельзя назвать беззаботной, она всегда была наполнена трудами и хлопотами. Трагичен и неожиданен был и ее конец - Алексей Гаврилович погиб в 1847 году, когда лошади, впряженные в его повозку, вдруг испугались и понесли, а он, пытаясь их остановить, выпал на дорогу.

Человек на земле, гармония его взаимоотношений с природой, со всем окружающим миром - главная тема художника Венецианова, главная суть и ценность его наследия, то, за что его имя почитается знатоками и любителями русской живописи. Картина, изображающая жницу на фоне узнаваемого русского пейзажа, при этом обладающего космической значимостью, - одна из вершин творчества великого русского живописца.