"Лихие девяностые": описание, история и интересные факты

Небольшой исторический экскурс, наполненный ностальгией и сентиментальностью

В прошлый раз мы вспоминали , в конце которых наступил кризис во всей жизни страны, что не могло не сказаться на книгах и чтении.

В начале 90-х еще некоторое время сохранялось наследие СССР в виде книжных магазинов, пришедших скоро в упадок. Все еще можно было купить за копейки никому уже не нужные идеологические книги. Мой одноклассник Юра по прозвищу Тесла как-то признался, что читает «Капитал » Маркса . Купленный за сущие гроши увесистый том лежал в его сортире, страница прочитывалась перед использованием. Вряд ли Маркса обрадовал бы такой читатель.

Вскоре государственные книжные магазины стали переходить в частные руки и массово менять профиль. Сохранившиеся же срочно меняли ассортимент. Тусклые советские обложки заменялись аляповатыми новыми, сплошь с заграничными фамилиями.

Типичные обложки: советская, 90-е, современная:

В те далекие времена считалось, что все хорошее должно быть заграничным, это касалось и писателей. Вопреки ожиданиям политически активных граждан эпохи перестройки, уже не запрещенный «самиздат » с его диссидентами и эмигрантами, популярностью у читателей почему-то не пользовался. Если запретный плод сладок, то, видимо, разрешенный становится кисл. А может, люди уже устали от политики и хотели простого развлечения.

Так или иначе, люди покупали и читали большей частью заграничных авторов. Фантастика, детективы, всякий криминал. Настоящей звездой и символом эпохи был забытый ныне Джеймс Хедли Чейз , например. Его детективы если и отличались от творений Донцовой , то не в лучшую сторону.
Думаю, все эти зарубежные писатели издавались пиратским методом, в плохих переводах.

Тогда же возникло такое интересное явление, как массовое издание разных местных графоманов под американизированными псевдонимами. Плохонькая фантастика, плохие детективы. Плохой язык, отсутствие стиля, полное незнание западных реалий, в которых обычно происходили события. Издевательство над зарубежными именами и топонимами, ляпы с географией. Однако другого выхода не было. Покупали только яркие книги с англосаксонскими фамилиями. Герои тоже должны были быть американцами и жить, естественно, в США.

Отдельным подвидом такой литературы являлась новеллизация Голливудских «шедевров». Похоже, не было ни единого успешного фильма или сериала, который не удостоился бы чести быть перенесенным на бумагу каким-то косноязычным анонимом.
В середине 90-х книжные раскладки были забиты всякими «Рэмбо », «Терминаторами », «Хищниками », «Твин Пиксами » и прочим адским трэшем. Не только Голливуд, кстати, подвергся этой напасти. Были и «Рабыни Изауры » с «Богатыми тоже плачут ». На всех книжицах, конечно, стояли условно английские фамилии, а обложкам позавидовал бы суперпопулярный в те времена художник Борис Вальехо (обзываемый чаще Валеджо).

Подозреваю, эти самые обложки рисовались не художниками, а альтернативно одаренными учениками ПТУ, либо спившимися оформителями афиш сельских клубов. Все книги 90-х годов, как на подбор, были изданы на дрянной газетной бумаге мажущимися при чтении красками. Обложки держались на соплях и быстро отваливались от остальной книги. Часто брошюры никак не сшивались, а держались на одном клее. Книга распадалась при первом же прочтении.

Позакрывались не только книжные магазины, но и суперпопулярные в 80-е толстые журналы. Люди обеднели, перестали тратить на них деньги. При распаде СССР, видимо, накрылась медным тазом и система подписки через почту. В библиотеки стали ходить значительно меньше, по бедности ассортимент в них с советских времен практически не обновлялся. Библиотеки при всяких заводских ДК и сельских клубах вообще прекратили свое существование.

Люди в целом стали читать меньше. Если вспомнить 80-е, книга была самым доступным видом развлечения. В 90-х на первый план вышло видео. Вал пиратских боевиков, ужасов, мелодрам и комедий накрыл недавнего советского человека. Причем, не нужно было ходить в видеосалоны и кинотеатры. Пиратский Голливуд радовал зрителей ежедневно по всем каналам телевидения. Когда тут еще читать?

Почившие с миром книжные магазины сменились в малых городах уличными лотками, в больших - целыми книжными рынками. В Киеве, например, в 90-х открылся знаменитый рынок «Петровка », существующий в измененном виде и поныне. На «Петровке» цены были низкие, оптовые. Там отоваривались периферийные лоточники, а также я, бедный студент. Большим подспорьем была жизнь в общаге и свободный оборот литературы между комнатами. Без какого-либо развлекательного чтива я никогда не оставался.

Ближе к концу десятилетия опять стали появляться русские авторы. Люди вволю накушались заграничного и подделки под него, все эти чужие американцы с их чужими проблемами были уже не так интересны, как наши отечественные бандиты, тюрьмы и менты. Маринина , Донцова , Корецкий , Шитов , Тополь , Кивинов и прочие. В основном эти авторы стали появляться в дешевых карманных изданиях в мягкой обложке, что добавило популярности. Не только криминал, но и русская фантастика стала набирать популярность.

В самом конце 90-х появились робкие признаки грядущего столетия: электронные книги. Нет, не в виде компактных устройств с экранами на электронных чернилах, а просто книги в цифровом виде. Еще у очень немногих людей были персональные компьютеры и выход в Интернет. Но уже тогда там тоже были книги. Знаменитая библиотека Мошкова, например, работает с 1994 года. Однако еще в 1998 году я читал книгу с принесенной другом дискеты, на жутко мигающем 14-дюймовом мониторе. Интернет был роскошью. Как сейчас помню, текст в каком-то дремучем ДОСовском виде - белые буквы на синем фоне. Это был Баян Ширянов с его «Низшим пилотажем ».

Где-то в конце 90-х была утрачена вся необычайность и экзотика предыдущих десятилетий. Начало двухтысячных особо не отличается от сегодняшнего дня. Чуть другой ассортимент, чуть другое качество и цены, слегка другие магазины. Писать о двухтысячных и десятых смысла уже нет, просто осмотритесь вокруг себя.

вид для чтения

Не выдуманные истории из 90-х годов

ЛИХИЕ 90-е

Сейчас принято ругать 90-е на чем свет стоит. И лихие-то они, и бандитские. Ах, как страшно было жить, как мы вообще их пережили… Да, всякое было. Но мне почему-то больше всего запомнились два случая из этой эпохи малиновых пиджаков и джипов-труповозов.

Работала я тогда на заправке. Представьте себе: ночь, заправка далеко за городом, освещения только что над окошком, да над автоматами. Охраны никакой. И мы вдвоем с напарницей, молодой девчонкой - Леськой. Это нас на случай нападения на АЗС ставили по двое. Интересно, как бы мы отбивались?

И вот как-то ночью подкатывают три черных джипа с московскими номерами, вываливают оттуда человек пятнадцать, не меньше. У нас с напарницей от страха поджилки затряслись. Мало того, что с бензином могут прокатить. Кинут 200 рублей и скомандуют:

До полного бака!

А сколько там у него в баке - одному Богу известно, и будешь потом расплачиваться за недостачу. А то еще лучше - в витрине канистра стоит с импортным маслом на продажу 1600 рублей, а у меня зарплата всего1500. И ведь отдашь, и не вякнешь, если жить захочешь. Бывало и такое. Милиция областная их и искать не станет. Пошлют ради приличия запрос в Москву, заранее зная, что никто им и отвечать не будет ради такой ерунды. Это, может для них ерунда, а для нас-то…

Ну, наши ночные гости по всей заправке как-то незаметно рассосались кто куда. Видать всех сразу по надобности прихватило так, что не до заправки им. А мы с напарницей сидим в своей будке, трясемся от страха.

Ты смотри, сиди тихо и не суйся со своим языком никуда, - зная ее любопытный и вздорный характер, предупреждаю я.

Та в ответ только головой согласно кивает. Тоже, видно, страшно стало.

И тут вдруг возле туалета, обозначенного буквами М и Ж начинается какое-то движение. Как призраки из теней повыползали. Сначала человек 6-7 толкутся, а потом и все остальные материализовались из мрака и что-то энергично обсуждают. Потом один бежит к машине и открывает багажник…

«Ну, все, сейчас начнут друг в друга палить», - думаю я, а сама уже место приглядываю, куда бы уползти на случай стрельбы.

А тот, что у джипа неожиданно достает из багажника самый обыкновенный спиннинг, и направляется с ним в туалет.

Тут моя напарница Леся, в силу своего несносного характера - непременно сунуть свой нос куда надо и не надо, испрыгавшись на своем стуле от испепеляющего любопытства, не выдерживает, лупит по кнопке громкоговорителя, и истошно- визгливым голосом орет в микрофон:

Ребята, у вас какие-то проблемы? Может, помощь нужна?

У меня аж глаза чуть из орбит не вылезли. А кто-то из толпы кричит ей в ответ:

Нет, уже справились. Тут один чудик часы папашины именные от Министра обороны в очко уронил.

Достали?

Достали. - Радостно вещает собеседник. - У вас водички не будет? - и мирно направляется к нам.

Хорошо, что достали. Отец бы его удавил за эти часы, это точно. - Объясняет он нам ситуацию.

Дали мы им воды пятилитровую баклажку, и он отправился с ней к толпе. Вот стоят они, обмывают многострадальные часы, нанизав ее все на тот же спиннинг, а я тихо радуюсь, что, кажется, на этот раз все мирно разрешается. Только смотрю, Леське моей опять неймется, дергается на своем стуле, словно на кнопке сидит. Это у нее обычно так любопытство проявляется. А тут, видно, самая критичная точка наступила - стул под ней аж ходуном ходит.

Ты чего опять? - шиплю я на нее.

А она вместо ответа, лупит на кнопку громкоговорителя и своим визгливым голосом орет:

Ребята, простите за любопытство, а на чем он их носит?

Секунд пятнадцать стоит гробовая тишина - идет процесс осмысления. А потом такой взрыв хохота, какого я никогда больше не слышала. А один из ребяток, тот вообще в изнеможении упал и бьется в конвульсии. Приподнимется, и опять упадет, приподнимется и опять…

А второй случай потряс меня до такой степени, что до сих пор так и стоит перед глазами. Иду я как-то по городу по своим делам, и тут вижу: на обочине дороги прямо около меня лимузин останавливается. Я от неожиданности тоже остановилась, как вкопанная.

Город у нас хоть и областной, но небольшой, и увидеть в те времена на его улицах лимузин, все равно, что жирафа в общей бане. Их и по телевизору-то еще не показывали, знали мы о их существовании только понаслышке.

«Вот это везение! - думаю, - мужу расскажу - не поверит». Он у меня хоть и водила, но лимузина и в глаза не видал.

Тут водитель выходит и идет открывать пассажирскую дверцу. У меня аж дыхание сперло от предвкушения счастья хоть одним глазком узреть, в каком комфорте буржуины колесят по нашим разбитым дорогам.

Водитель открывает дверцу. И перед моим взором предстает такая картина: совершенно пустой салон. То есть ни тебе шикарных сидений, обшитых лайковой кожей, ни столиков к ним, ни перегородок, то есть ничего, что я ожидала увидеть. А посредине этого совершенно пустого салона стоит обыкновенная, грубо сколоченная табуретка, покрашенная коричневой половой краской. А на ней царственно восседает бородатый цыган в грязных, заляпанных навозом сапогах. До меня даже его аромат гуано донесся, потому как стояла совсем рядом.

Цыган также величаво, как сидел на табуретке, покидает салон. Ну точно, цыганский барон, не меньше. И тут, увидев мою ошалевшую физиономию, спрашивает:

Подвезти, красавица?

Нет, нет, спасибо, я пешком. Мне тут недалеко, - невнятно бормочу я и, включив первую скорость и захлопнув рот, поспешно удаляюсь.

Мимо меня черным лебедем проплывает лимузин, а «цыганский барон» гордо направляется к троллейбусной остановке, что находится метрах в пяти, и остается ждать общественный транспорт вместе с толпой таких же ошалевших, как и я, граждан.

А вы говорите, что в 90-е было страшно жить.

26 мая 2016

Иллюстрация к: Лихие 90-е

Говорить буду об этом. Семь лет назад отошёл от дел, осел подальше от родной республики, вложил деньги, тихонько живу на прибыли с ренты и схожу с ума. Последние несколько месяцев пью не просыхая. Вспоминаю всю хуйню.

В общем, я рассказываю, вы не обращаете внимания. Это не для вас, это для меня.

* * *

Лето 1992–го. Я заканчиваю Горный техникум. На дворе полный пиздец. Мать работает в ГРП, контора ещё не на грани, но уже вот–вот. В воздухе запах безнаказанности, на улицах нищета. Из колонии № 30 откидывается Бек, старинный мой кореш ещё по школе.

На дворе конец августа, я и Мурза, приятель со двора и хороший дружбан, торчим у КПП и ждём, когда выйдет Бек. Радуемся, обнимаем пацана. В Абакане хорошая погода. Идём надираться в кабак возле ЖД вокзала.

Бек сильно изменился. Всё такой же мелкий, но теперь ещё более дёрганый. Он старше нас с Мурзой, но выглядит совсем пацаном. Тело в наколках, рубашка в клеточку, зубы уже начали гнить. Пьём пиво, Бек говорит о своём сроке.

Бек сел за нанесение тяжких телесных. На самом деле это была попытка грабежа, но Бека взяли ещё в процессе, так что, статья была по–проще.

Сидел парень тяжело. Когда его взяли, ему было шестнадцать. Два года на малолетке, потом на тридцатой колонии. Про малолетку он даже не стал особо рассказывать.

Показал первую наколку. Роза за колючкой на груди слева. На плечах ножи, черепа, решётки. На спине ветхая колокольня с крестом на крыше. На левом локтевом сгибе путина. Бек сознался, что ставился ханкой, пока сидел. Был подгон с вол его тусовке.

Солнце садится, пиво пьётся. Мы про свои дела рассказываем.

Мурза по происхождению чечен из Хасавьюрта. Родители его привезли в Хакасию ещё совсем пацаном. Батя геолого–разведчик по образованию. Мать – парикмахерша. Нормально устроились на новом месте. Без шика, но нормально. У мурзы младшая сестра, Ирина. Учится в школе. А сам он закончил Текстильный. Специальность – модельер. Серьёзно.

У меня отец остался в Красноярске, а мать получила вышку медицинскую и ухала от него в Черногорск работать. А отцу наплевать было. Он водилой работал на скорой. Не знал даже, что она беременной уехала.

Вот такая у нас была троица.

Побухали, сели на последний автобус до Черногорска, дошли до родного двора, распрощались.

Бек у матери отсел. Та работала на пищекомбинате. Я перебивался подработками, то грузчиком, то водилой, то цемент месил на стройке. В городе появились первые люди с деньгами, начал разрастаться коттеджный посёлок, ссаный Кедровник. Работа была.

А вот Мурза влетел. Искож шёл к тому, чтобы наебнуться со дня на день. Работы у него не было. Я его подхватил к себе на стройку частного дома для одного мутного мужика, который имел несколько торговых точек на новом рынке.

В октябре мы снова встретились с Беком.

Бек предложил нам заработать по–чёрному.

Вынеси со склада пищика несколько ящиков с тортами.

Мы особо не рефлексировали, я попросил на день газик у соседа, "с блядями погонять". Ночью подъехали к складу, мать Бека нам открыла и пошла обратно в сторожку ебаться с охранником. Мы забили газик под завязку тортами и дали дёру. А на следующее утро мотались по Абакану и Минусинску, распродавая всё. Заработали не так много, но быстро. И вошли во вкус. Я прям дёснами почуял, что дальше цемент месить – тухляк.

Короче, через неделю мы уже начали пробивать, как вынести склад на монтажках. Мужик, который владел складом, одну половину сдавал строителям, вторую половину продуктовому магазину. И ещё был закуток, в котором он сам ночевал.

Между двумя половинами склада был небольшой заборчик. Кусок магазина примыкал к одноэтажному зданию. Мы с Беком залезли по дереву на крышу этого здания, пока Мурза ждал на батиной тачке со стороны ворот.

Спрыгиваем, Бек идёт прямиком к закутку, где хозяин спит. Пинком открывает дверь, достаёт из кармана свинцовую болванку и начинает хуярить мужика ею по голове. Я охуел. За несколько секунд Бек раскроил ему череп в кашу. Потом пояснил, что из–за этого мужика он в своё время и сел.

Охуевать дальше некогда было. Похватали упаковки со сникерсами–баунти, с жвачками, несколько ящиков "Кутузова" и "Дагестанского". За этим и шли, вроде. Открыли ворота, загрузили Мурзу, погнали на гараж к Беку. Разгрузились, выхватили пару бутылок "Кутузова" и пошли по домам. Попутно нажрались. Мурзе мы с беком ничего ро мужика не рассказали. Хотя и скрывать особо смысла не было. Уже через пару дней вся округа говорила о покойнике. Но общественная молва решила, что его укокошил владелец строительной фирмы. Мол, хотел у него склад отжать.

Нас никто не искал особо. Коньяк мы за неделю распродали, пару бутылок вылакали сами.

А потом была зима.

В декабре меня решил прокидать на бабки тот мужик, у которого я на стройке коттеджа летом вкалывал. Сам он был хакасом. И другим хакасам, которые работали на стройке, он заплатил. А остальным не заплатил. Просто сказал, нет денег. Идите в милицию, доказывайте, что я вообще вас знаю.

Короче, я предложил Беку и Мурзе обнести его, когда повезёт выручу с рынка.

Пасли до двадцатых чисел. Пробивали через торгашей, с которых он грелся. Когда он в очередной раз повёз кассу домой, мы стопанули его посреди Кедровника, отхуярили и забрали деньги. А он начал говорить, мол я Шамана знаю, вам пиздец теперь. Ну мы решили, что надо это дело как–то замять. Засунули мужика в багажник к Мурзе и погнали на заброшенный Сахарный завод.

Выгрузили. Снова отхуярили. Видим, что хакас начал сдавать. Запел нам, чтобы не убивали, что он нам свои точки на новом рынке отдаст. Ну, Бек справедливо решил, что, если мы его отпустим сейчас, он свои обещания не выполнит. Надо было его решать.

Мурза достал нож сказал, что мы все должны его по разу ударить, чтобы никто из нас потом ментам не рассказал.

Трупак мы прикопали возле городской свалки.

Изъятую кассу и разделили на троих.

* * *

С января 93–го мы начали собрать с тех торгашей, которых до этого потрошил покойничек. Зима хлебная получилась. Матери я купил шубу. Мурза москвич себе купил.

К концу марта объявился пресловутый Шаман. Идём мы с Беком по рынку, собираем с торгового ряда, где шмотьём торговали. А одна торговка нам деньги не даёт и говорит, мол нихуя вы парни не работаете как надо. К ней тут на днях заходили хакасы, дань уже собрали. И хотят вдеть нас.

Мы присели на палево. Бек сперва хотел залупиться и въебать тётке пару раз в зубы, но тут же объявились хакасы.

Стволы к бошкам, нас тащат в машину. Повезли на Майский посёлок. Так одноэтажный но здоровый частный дом. Зводят нас во двор. Собаки лают. Выходит из дома пожилой мужик. Жирный, усатый. Говорит, что он Шаман. Вы, говорит, ребята, наебнули Потыльчакова. Вас надо на месте решить. Но вот вам акое предложение. Половину с рынка раз в месяц будете мне возить, и со всех своих муток на стороне так же половину мне. И по первому моему звонку в любую точку мира, готовые раздавать и получать пизды.

Мы согласились, хули.

Мурзу ситуация сильнее всего нагрузила. Горячий горец, гордый, что с парня взять. Но мы с Беком объяснили ему, что либо так, либо нам всем пиздец.

Короче, с рынка мы теперь почти ничего не видели. Хоть Шаман и сказал, что хочет видеть половину, но его выручка не волновала. Приходилось отдавать либо почти всё, либо потрошить торгашей до косточек. Одного мужика Бек засремал до такого, что тот продал место и съебал из города.

Мы решили больше такого не делать. Доход с рынка шёл мимо нас. Дньги мы делали мелочёвкой на стороне. Пара гоп–стопов, пара угонов, взяли под крылышко несколько магазинчиков. Но шаман прочухал, выставил нас на штраф, и с этих магазинчиков мы так же больше ничего не видели.

Так прошёл весь 94–й. Мы много пили. Раза четыре Шаман таскал нас на разборки с Абаканскими. Осенью мы мотались в Усь–Абакан, чтобы выставить на бабки мужика, который барыжил краденым.

История получилась паскудная.

Мужик – обычный урка. Зовут его Олегом. Живёт с бабой, своим мелким сыном и её дочкой лет пятнадцати. У нарколыг скупает краденую технику и потихоньку перепродаёт её.

С порога говорим, что по чём. Но Олег оказался то ли принципиальным, то ли наблатыканым. Послал нас в пизду, сказал, хоть режьте, хоть пиздите, а денег вы с меня не увидите. У меня, мол, с зоны туберкулёз, мне терять нечего.

Короче, мы его давай хуярить. Баба его в крик, мелкий убежал на улицу и дал дёру в сторону реки. Бек говорит, что раз мужику похую всё, он сейчас его дочку будет ебать.

Олег этот заржал, говорит, что ему плевать. Типа, он сам падчерицу уже не первый год поёбывает. Ей, мол, только за радость.

Тогда Бек нагул этого урку раком, пару раз уебал его по башке, стянул с него портки и сказал, что сейчас его самого выебет, если деньги не нарисуются.

Деньги нарисовались. Мужику мы сказали, что теперь будем заезжать раз в две недели.

И тут с кухни вышла Алинка, его падчерица. Красивая девчонка. В мать чем–то. И я сразу понял, что Бек, глядя на неё, поплыл. При чём не просто семя в голову ебануло. Влюбился по ходу.

Виду он тогда особо не подал, но мужику сказал, что, если тот падчерицу ещё пальцем тронет, Бек его заржет.

С тех пор, когда мы катались в Усть–Абакан за баблом, Бек всё время проводил с Алинкой. Таскал ей сладости всякие, кассеты с музыкой, центр музыкальный. Со временем начал её к себе возить. Мать его как раз к бывшему мужу (его отцу) снова переселилась, и он девчонку к себе перевёз.

В меньшей степени скотом он не стал. Блядей мы ебали всё так же. Но при всём при том о своей "Алиночке" бек всегда говорил с какой–то несвойственной ему нежностью.

Тем временем мы с Мурзой решили нагреться на проститутках с Советской.

И идея эта была хуёвая.

Городок маленький, все всех знают через кого–то. Так что, просто так черногорские девчонки проституцией не занимались. Могли давать за подарке хоть собакам некоторые, но вставать на панель считалось западлом. Салонов в городе не было тогда, так что, классической проституцией промышляли в основном детдомовские кобылки.

А в те годы продажную пизду любого возраста контролировали строго мусора. У девок даже мамки не было, собрал с них один опер, дядя Серёжа. И засылал наверх тоже он.

В общем, мы пообщались с девочками и поняли, что из дяди Серёжи мамка никакая. Клиенты их и пиздили по чём зря, на гонорары нагревали. А погону всё было по хую, знай, соси да засылай.

Мы пошли к этому мужику с предложением. Давай типа мы будем тебе возить бабло, заботиться о девчонках, чтобы клиенты товар не портили, а ты и чище будешь, и геморроя меньше наживёшь.

Согласился.

Только под новый год мы поняли, в какой блудняк ввязались.

Сперва мы, как белые бизнесмены, задружились с городскими бомбилами. Сразу попёрло больше клиентов. Потом оказалось, что два таксиста чаще пользуются девочками, чем катают их. Сломали мудакам ноги, остальные, вроде, попритихли.

Потом выяснилось, что некоторые из проституток берут доплату за секс без резины. И по городу уже пополз гепатит. Детдомовские, хули с них взять?

Задружились с дерматовенерологом. Загнали ему наших кобылок на обследование. Выяснилось, что у троих СПИД, у двух гепатит и одна больна кровяным сифилисом. Это когда шанкра нет.

К тому же, каждая вторая ширялась.

Больных турнули из города, сифилисную положили на лечение, больно много денег делала, грешно было выгонять.

Остальным надавали по щам, чтобы не забывали про резину. Мурза их даже в Текстильный гонял на лекцию о венерических болезнях. Пиздец, это была комедия.

Потом мы начали выяснять, где девчонки доставали ширево. Вышли на барыгу из табара с Аэродромного. Решили подключить Бека.

Выяснилось, что Бек всё это время брал у барыги героин для себя. Я прихуел и ввалил дружбану пизды.

Тот отбрехался, мол по вене он с зоны не ставится только нюхает. Обещал завязать.

Барыгу из табора через ару дней нашли мёртвым. Кто–то раскроил ему голову топором. Бек сказал, что это сделал он, потому что доверие друзей ему важно. Мурза пустил по городу слух, что любой барыга, продающий нашим кобылкам, может оказаться на месте этого цыгана.

В мае 95–го мы с дядей Серёжей, его ментовскими друзьями и Мурзой кутили в Сауне на юге города. Бляди, бухло, трава, один из мусоров привёз из Москвы бутылку текилы. Голубая Ольмека. Понт для наших ебеней.

Я был собой доволен, дел шли хорошо, Шаман начал отпускать поводок, видя, что выхлоп от нас с пацанами большой, и наебывать мы его не пытаемся. По разброркам нас больше не гоняли. Деньги шли не колоссальные, но вкусные. А, учитывая, какой пиздец творился в регионе с зарплатами, жил я шоколадно на фоне остальных.

И тут этот Серёжа начал маячить мне про своих родственников. Братья Самрины, Ту`ра и Воротник. Ребята брали деньги с перегонов, которые возили тачки из Владивостока. За проезд на юг по М–54 каждый перегон платил этим двоим. Парни, как оказалось, засылали Шаману. И горели желанием познакомиться со мной, Беком и Мурзой.

* * *

И так, братья Самрины. Мутные ребята. Старшему тридцать, младший – мой ровесник. Живут с родителями и ещё тремя младшими братьями в в большом частном доме на два этажа. Старший, который Тура, женат. Ждёт через полгода дитё.

Отец их юрист на пенсии. В своё время хитро крутанулся с ваучерами работников СаАЗ на пользу Дерипаске. Мать каким–то образом подвязана с хакаским филиалом "Хапёр–инвест". Короче, семья богатая, но не совсем понятно с чего.

Встречались мы с этими ребятами в саду их дома. Беседка, грузинское вино, инжир, все дела. Говорили они в основном. Сказали, что Шаман в последнее время стал жаден. С М–54 они почти весь выхлоп с начала года заслали ему на карман, а самим скоро нечего будет есть. Говорят, мол, у вас, пацаны, репутация. Знакомства некоторые в органах. Девочки о вас хорошо отзываются, что не жадные, не отмороженные. На новом рынке торгаши довольны, что их хакасы до нитки перестали обирать. Короче, вы работаете и не мешаете работать другим. А это, говорят, сейчас самое главное.

Ну мы поняли, к чему разговор идёт. Говорим прямо. Пацаны, мы бы какими хорошими не были, но у Шамана стволы и много людей, а у нас только мы сами.

Ну нам Тура и намекает, что вся организация Шамана только на нём самом и держится. Не станет усатого, остальные перегрызутся. Выше плинтуса ни одному из своих людей он подняться не даёт, так что и авторитетов особых среди узкоглазых нет. Стоит Шаману исчезнуть, менты махом начнут давить его шалупонь. А оружие, говорят, не такая большая проблема.

Уходили мы со встречи в смешанных чувствах. Я сразу признаюсь, что зассал. Стрелять мне никогда не доводилось, в армии я не служил, а такое большое дело проворачивать просто боялся. Никогда не чувствовал себя достаточно большим человеком, чтобы вот так просто менять расклады в целом городе, хоть и маленьком.

Мурзе эти два брата тоже не понравились. Он сказал, что эти папины детки решили чужими руками жар загрести. Где гарантии, что в один прекрасный день мы им так же поперёк горла не встанем?

А вот Бек идей прямо загорелся. И заявил, что он пойдёт на мокруху по любому. А вы, пацаны, говорит, хотите – присоединяйтесь. Не хотите, – ваше право, не заставляю. Но имейте в виду, я дурак, я всё и один могу сделать. Только потом в друзья ко мне не набивайтесь.

Через две недели мы сидели на хате у Бека и ждали Самриных, которые должны были привезти стволы.

Пришёл младший, Воротник. Принёс спортивную сумку, в ней два ПП–91–01 и четыре магазина к ним, два заряженных макара. Спросил, что мы с этим будем дальше делать? Ну мы ответили, что это уже не его проблема, а мы уж как–нибудь разберёмся. Поблагодарили его, распрощались. Мурза сразу предложил схоронить стволы у Бека в гараже до нужного дня.

В общем, взять Шамана мы решили, когда он в следующий раз должен был поехать рыбачить в район Мохово. По очереди тихонько пасли его дом, держали уши открытыми. Когда тот в конце июня по утру сел с одним из своих ребят в машину, мы тут же упали ему на хвост. На улице половина четвёртого утра, туман, сыро. Держались на расстоянии. Я за рулём, Бек и мурза с кедрами по правой стороне. Когда проехали Пригорск и свернули в сторону Енисея, поравнялись с их машиной. Пацаны начали пальбу, тут же ранили водителя. Тот по тормозам, мы тоже и наперерез. Бек с Мурзой выскакивают из машины и бегом к волге. На ходу дошмаляли магазины. Я тоже выскакиваю, подбегаю к машине Шамана. Вижу, что хакасам уже пришёл пиздец. У водилы грудь и шея прострелены. Нижняя челюсть разворочена в щепки. Шаман пытался выскочить из машины, но не успел. Ему Бек прострелил скулу навылет. Короче месиво.

Тела мы сложили на заднее сидение, Мурза сел за руль Волги и поехал следом за нами к северному обрыву. Там место хорошее было, с севера большая помойка, с юга гора. Не видно ничего. Да и Енисей в том месте глубокий и холодный, там отродясь никто не плавал и не рыбачил.

Подогнали волгу к обрыву. Мурза сказал, что стволы тоже надо утопить. Бек залупился сперва, мол штука хорошая, смыслы от халявы избавляться. Но Мурза справедливо рассудил, что мы не знаем, откуда эти братья достали оружие, и сколько ещё жмуров на нём висит. За свои грехи сидеть, – это одно, а вот чужих покойников на себя брать – дурной тон. В общем, слили мы из волги топливо, все стволы и остатки боеприпасов протёрли бензином, протёрли ручки волги, залили салон на всякий пожарный и подожгли вместе с покойничками. Подождали, когда всё прокоптится хорошенько, столкнули машину в реку, посидели на дорожку и поехали домой.

После того дня мы на пару месяцев заховались в Кызыле и не высовывали носа.

* * *

Пока мы отвисали в Туве, я сделал для себя много новых открытий.

Во–первых, тувинки совершенно не умеют сосать и не желают этому учиться. Во–вторых, они жутко кривоноги и основной массой засранки. В–третьих, тувинцы совершенно не умеют пить и не желают этому учиться.

Каникулы, в общем, вышли у нас весёлые. С девочек собирала деньги та сифилитичка, про которую я говорил раньше. Девчонку звали Лера, и оказалась она на удивление толковой. Пока мы сидели подальше от города, она исправно возила деньги менту Серёже, держала остальных кобылок в узде и раз в неделю отзванивалась мне за всю хуйню. Торгашам с рынка и пары наших магазинчиков мы решили устроить отпуск от поборов. Пускай наберутся жирка. Дяде Серёже мы позвонили ближе к августу, и он рассказал нам, что, как только Шаман "пропал без вести", его шестёрки как с ума посходили. Начали резать друг друга, буянить. Короче, к концу лета сидели все, кого не успели завалить.

Ну а мы синячили, дули тувинскую шмаль, драли тувинских шмар, наслаждались природой Тувы и пили отвар из мухоморов.

В первых числах сентября приехали Самрины и привезли сумку с наличкой. Сказали, что это – наша доля с их муток по М–54. Шаман, мол, брал сильно больше, и они очень рады, что теперь могут работать под нашим крылышком. Мы были обрадованы и приятно удивлены суммой.

Вернувшись в город, мы первым делом прошлись по новому рынку, рассказали торгашам, что отпуск закончился, но есть и хорошие новости. Брать мы стали чуть поменьше. Точек на рынке прибавилось. Один из мужиков, который держал большую чебуречную, намекнул нам, что не плохо было бы скататься и на Саянский рынок, который раньше доили люди Шамана. Да и маленькая барахолочка в районе Юбилейной осталась тогда без хозяев.

Чтобы не особо загоняться, мы сразу пошли по администрациям рынка и предложили свои условия: к ценам на аренду торгового места они добавляют определённую сумму, которую раньше мы сами собирали. Мы свою дань с торгашей снимаем. Администраторы раз в месяц засылают нам наше бабло минус десять процентов за их услуги по сбору. Мы со своей стороны делаем так, чтобы торгашей не потрошили больше ни хакасы, ни менты. Из тех денег, что начали капать регулярно, пятую часть мы через дядю Серёжу начали засылать заинтересованным лицам. ППС–никам сразу надавали по рукам, и на рынки они перестали соваться.

Всё начинало работать, как отлаженный механизм. Всякой мелочевкой мы не занимались больше. Над головой были только мусора, которые кормились куда меньшими суммами, чем Шаман в своё время.

* * *

А в феврале 96–го на нас вышли абаканские.

Здесь я обойдусь без имён и без кличек, так как до сих пор немного ссу. Скажу только, что главным у ребят числился человек, вхожий в окружение младшего Лебедя. А с нами работал уже человек этого человека. Вояка на пенсии. Называть его для ясности буду Майором.

Майор позвонил мне и договорился о встрече на выходных. К тому времени я купил себе отдельную квартиру в сталинке на Советской, поближе к девочкам. Договорились увидеться в парке напротив дома. За зданием кинотеатра. Я вызвонил Мурзу и Бека, описал ситуацию. Бек настоял на том, что надо быть готовыми к худшему.

Мы поехали к Самриным с просьбой свести нас с их поставщиком стволов. Тура сразу скис, но мы надавили на гнилое, мол, если порешат нас, условия для бизнеса братьев могут нехило так ухудшиться. В итоге Тура раскололся, что покупал у знакомого омоновца из Красноярска. Мы взяли братьев в охапку, взяли с собой наличку и погнали на север.

В Красноярске Тура созвонился с этим мужиком, мы договорились встретиться вечером следующего дня в гаражном массиве между Павлова и железной дорогой.

Мужиков было двое. Один – здоровый подтянутый бык с выбритой башкой, что на морозе смотрелось жутковато. Второй больше похож на школьного учителя. Невысокого роста, сухонький, возрастом за сорок, в аккуратных очках и кожаной кепке на меху.

Вместо вступления

90-е годы для России своеобразный период. Кто-то скажет, что он романтичный, кто-то – что ужасный. Как по мне, так это время проверки на прочность. В те годы я была ребенком. Мне было непонятно, что это не норма для граждан страны. Для меня это была норма. Рубль, который падал почти ежечасно. Накопления граждан, которые превращались в пыль. Это были страшные времена для большинства и времена сверхподъема для единиц. Они останутся в учебниках истории, которые возможно их приукрасят, а также в нашей памяти, которая не даст обмануться их якобы романтичностью.

Для авиации 90-е очень сложный этап, как впрочем и для другой отрасли. Но если многие сломились, то авиатранспорт укрепился, научился противостоять слетающей в низы экономике. Хотя во многом благодаря господдержке.

Ну а если говорить о бортпроводниках, то по рассказам многих, это были «сахарные» времена, период хорошего достатка и возможности заработать за бугром. Что ж не будем разглагольствовать, а перейдем к главному.

Черт! Не знаю, на что хлеб купить, - жаловалась Эвелина подруге. – Можешь занять до получки? – посмотрела она Насте в глаза. – Дети голодные, сегодня последнюю пшенку сварила. У мужа уже три месяца деньги не платят. Все хотят гады, чтобы мы ваучеры продавали, - вздыхала молодая женщина. – Хорошо, хоть мне платят, хотя такие гроши.

Конечно, Эвелиша, о чем речь. Сколько тебе? – достала гламурный кошелек бывшая одногруппница по ин.язу Анастасия, которая работала в Аэрофлоте.

50 тысяч, - улыбнулась молодая женщина, понимая, что просит аж шестую часть своей зарплаты. – У меня получка 15 октября, никогда не задерживают, - трижды поплевалась Эвелина.

Стюардесса достала несколько купюр своими наманикюренными пальцами и вручила своей подруге.

Ой! Здесь значительно больше, - вспыхнула Иви.

Забудь. Это мой подарок. Купи что-нибудь себе и детям, - улыбнулась Настя.

Хорошо, - ответила женщина, еще больше осознавая ущербность своего финансового состояния.

Она хотела зарабатывать так, чтобы ее двое детей ни в чем не нуждались. Хотела выглядеть так же ухожено, как подруга. Они ровесницы, но Эвелина выглядит значительно старше. А ведь ей всего 28 лет, зато на вид можно дать все 40. Немного располневшая фигура, неопрятная прическа, отсутствующий маникюр и почти полное отсутствие макияжа. Да и давно не обновляемый гардероб вносил лепту в ее облик. Что же произошло? Почему за несколько лет она превратилась в тетку, а подруга хорошеет день ото дня.

Эти мысли стали кружить в голове Иви, которая чуть не плакала. Ее жизнь летит в тартарары, а она ничего не может сделать.

Насть, - вдруг решилась молодая женщина задать судьбоносный вопрос. Она тяжело вздохнула и продолжила. – Может посоветуешь, как деньги зарабатывать. Я же не могу вечно у тебя брать в долг и не отдавать, - произнесла Иви, вспоминая, как взяла у подруги уже почти годовую свою зарплату за несколько месяцев и так и не отдала. – Может челноком стать, - улыбнулась женщина скромно.

Не знаю насчет челнока. Мне кажется очень неблагодарный труд. Да и рисковый. Но если тебе хочется, я могу тебе одолжить на начало бизнеса. Хотя я бы посоветовала тебе другое. У тебя ж хорошо с английским. Я могу замолвить за тебя словечко, - улыбнулась Настя. – Тебя возьмут в бортпроводники.

Серьезно? – не верила своим ушам Иви. – Я бы хотела! – кивала она, радуясь такой возможности.

Ей казалось, что стать стюардессой очень сложно, что, впрочем, и было правдой. Но ее подруга даст ей такой шанс. Она будет прилично зарабатывать, чтобы хватало на все необходимое ее семье. Теперь возможно Эвелина сможет посмотреть мир, ведь география полетов компании включает более ста стран. Жаль только, что Россию не удастся посмотреть. По рассказам Насти, Аэрофлот летает только в Санкт-Петербург. Хотя возможно это и к лучшему, ведь видеть своими глазами разруху когда-то великого государства очень тяжело.

Значит договорились, - произнесла Настя. – Завтра же зайду в службу и поговорю со своим инструктором, - подмигнула она.

Стюардесса жалела подругу, желала ей добра, ведь они дружили с первого класса. И ее очень удивила реакция Эвелины на предложение стать бортпроводником. Обычно та всегда отвечала «нет» на любые варианты Насти. А тут такая положительная реакция. Возможно Иви уже поняла, что только сама способно поменять свою жизнь, сделать ее более светлой, дать детям то, что не может большинство. Она выросла и взяла ответственность за свою жизнь, перестав надеяться на мужа, который хоть и крутился как белка в колесе, но не мог принести стабильности в их быт.

Им вечно не хватало денег ни то чтобы на обновки одежды, но и на элементарное пропитание. Они держались до последнего, не продавая ваучеры, надеясь, что их цена скаканет вверх. Им помогал только огород, на котором, не выпрямляя спину, они трудились с мая по сентябрь каждые выходные. Соленья, варенье, закваски – это помогало как-то обогатить рацион детей. Одна лишь картошка и квашенная капуста с хлебом не позволяли это сделать. Повезло, что у Иви была бабушкина дача в 15 километрах от города. Это и спасало ее семью от голодных обмороков.

Каждая суббота, а порой и воскресенье проходили на даче. Сначала дорога в небольших пробках на их старенькой Жигули 4-ке, потом обработка огорода. И если они не заканчивали все дела, то оставались и на следующий день. На даче была небольшая покошенная избушка, построенная, казалось, в прошлом веке. Там семейство и останавливалось. После воскресенья наступали рабочие будни. Огромные кипы бумаг, которые Эвелина брала домой, бесконечные сведения дебета с кредитом, баланса и вечная усталость от того, что она заканчивала работу уже за полночь. Спозаранку детей в сад, а сама на службу. Суровый день сурка повторялся постоянно.